Апостол Павел - Мария-Франсуаза Басле

Этого иудея диаспоры, этого римского эллинизированного фарисея современное восприятие охотно считает человеком, «разрывающимся между двумя мирами»[87]. Однако сам он ощущал свою неразрывность с судьбой; его семейные связи, насколько их можно восстановить, безусловно, уходили корнями в различные, хотя и не столь уж противоречивые предания[88]. Возможно, даже миссионерское призвание Павла развивалось в кругу его семьи, так как некоторые торговцы-путешественники подобным же образом старались распространять свою веру: попав в окружение знатных лиц, они преображались, чтобы вызвать их расположение [89]. До настоящего времени все объяснения дает нам Восток, и для диаспоры Малой Азии такое духовное содержание нетипично[90]. Семья Савла была обращена именно на Восток, согласно преданиям годы ее становления проходили между Тарсом, Иерусалимом и Дамаском.

Глава 2 ЖАЖДУЩИЙ ЗНАНИЙ

Павел много учился, по мнению его современников, может быть, даже слишком. Об этом свидетельствует замечание одного просвещен ного римлянина в юные годы его жизни: «Ты безумен, Павел! Твои непрерывные занятия привели тебя к помешательству!» [91]

Он вошел в историю, как интеллектуал, облаченный в тогу; как оратор или языческий философ, носивший ученый свиток; и в сандалиях, как странствующий литератор[92].

Савл был одним из «жаждущих знаний» (philomatheis), которые в то время посещали синагоги Иерусалима и диаспоры[93].

Детство Савла, как и любого другого ребенка[94], проходило за изучением Библии, первой книги для чтения, поучительные наставления которой он будет хорошо помнить и в зрелом возрасте. Когда он утверждает: «Все, что написано было прежде, написано нам в наставление»[95], — то, очевидно, пользуется изречением того времени.

Савл учился читать на древнееврейском по Библии, и этот язык не был для него мертвым. Он говорил на нем в семье и не изменял в дальнейшем свое древнееврейское имя ни на древнегреческую форму «Saoulos», как это сделал с его именем автор «Деяний»[96], ни на арамейский лад «Silas», как называл его один из странствующих с ним спутников[97]. Должно быть, в Тарсе уже почти не говорили на арамейском, хотя в древности он был здесь часто употребим; будучи универсальным языком Ближнего Востока, он в начале первого тысячелетия постепенно уступил греческому и потерял всякую значимость у городских жителей в эллинистическом мире. Практическое употребление древнееврейского в семьях к этому времени представляло собой реакцию меньшинства, сильно привязанного к национальным традициям[98], но это больше относилось к родителям Савла, чем к нему самому.

Кроме того, что Библия являлась учебником для простого обучения, она была также, по словам последователей Павла, классической книгой, сводом правил, служивших базой «образованию, основанному на справедливости»[99]. Однако название Тора, которое очень рано стали применять к пяти первым книгам Библии, этимологически означает «Наставление», а не «Закон», как часто считают. Но со времен Богоявления именно «Второзаконие» являлось нормативной книгой, составленной для обучения, для постоянного обращения к ней и перечитывания[100]. Именно на эту книгу Павел часто будет ссылаться в собственных писаниях, вспоминая нравоучительный характер своего первого образования; цитировать «Бытие» и «Исход» он будет меньше; «Левит» и «Числа» еще меньше. Библейская образованность Павла в зрелом возрасте основана на Пятикнижии, Псалмах и Пророках, которые он знал наизусть в детстве.

Библейское образование начиналось в раннем возрасте — как говорили, после отнятия ребенка от груди[101]. Разумеется, нужно понимать «отнятие от груди» в широком смысле, вероятно, с того времени, когда ребенок становился более независимым от матери, к пяти годам, то есгь в том возрасте, когда ни о каком кормлении грудью уже нет речи. Пять лет — это был переходный возраст в жизни молодого иудея: это был конец его младенчества[102].

Маленький иудей приобщался к Библии как в семье, так и вне семьи; и хотя не было никаких границ между семьей, синагогой и школой, все-таки роль отца оставалась первостепенной[103]. Это отец непосредственно давал элементарные понятия Торы и священного языка, то есть древнееврейского, а косвенно выбирал школьных учителей.

Что же касается синагоги, то прежде всего это было место обучения[104]. Нельзя, однако, сказать, что она была особенно устроена: дети собирались в каком-либо зале, где были расставлены лавки, а иногда и столы с чернильницами. Занятия проводились одним из просвещенных руководителей субботними собраниями.

Маленькие дети начинали обучение с чтения: сначала учились различать буквы, затем соединять их и повторять прочитанное учителем[105]. Приобщение к письму было синхронным, азбука имела два применения[106]. Учились писать на пергаменте и папирусах — Павел успешно использовал эти виды «бумаги»[107]. Затем очень быстро переходили к разным формам сочинения: поначалу упражнения составлялись из перечня имен собственных, названий месяцев или форм приветствия и представления. Затем давались элементарные понятия счета и навыки рисования, но заучивание наизусть оставалось классическим упражнением.

Начальное древнееврейское образование, будучи одновременно просвещением и воспитанием, давало иудейскому ребенку не только базовые знания и ясное осознание своей личности: ему внушали строгую мораль, а кроме того, он получал точные знания истории к традиций своего народа. А в Тарсе, как и в любой диаспоре греческих областей, его учили основам классической мысли и давали обязательное двуязычное или трехъязычное образование.

Обучение велось без непосильных трудностей для ребенка. Греческий или римский школьник проходил приблизительно тот же путь развития, что и маленький иудей: их образование примерно совпадало. Детство между пятью и четырнадцатью годами было посвящено, собственно говоря, тому, что детей обучали письму[108]. В Киликии для иностранца из хорошей семьи обучение в первую очередь предполагало умение хорошо говорить по-гречески, с аттическим произношением, не испорченным местным акцентом[109]. Греческий язык Савла не отличался от греческого языка образованных людей того времени, когда демотический[110] язык был, разумеется, уже не в ходу. У Павла и его учеников можно встретить много неологизмов, которые до них использовал сам Цицерон[111]. Павел говорил скорее языком деловых людей, чем языком философов и ораторов: именно из этого языка он черпал наименования для основателей новой Церкви (термин episcopos — «епископ» — принадлежит деловому словарю[112]); в этой языковой среде он находил образы и сравнения[113].

Очевидно, его родители пользовались услугами невольника хорошего происхождения: это было принято в то время, чтобы не посылать ребенка к учителю грамматики, так как во всем греческом городе было всего несколько частных начальных школ. Язык, кажется, очень легко давался Павлу, потому что даже в Афинах никто никогда не упрекнул его ни в ошибках в греческом, ни в притворной утонченности речи, которая считалась признаком обычного выскочки. Его вхождение в греческий мир осуществилось довольно легко.

Как в иудейской, так и в греческой среде основой чтения была тренировка памяти[114]. Павел знал наизусть отрывки стихотворений и пословицы, которые вспомнит позже, когда нужно будет дополнить цитатами свои обращения к грекам[115]. Маленький грек, так же как и маленький иудей, переписывал тексты, заучивая их наизусть. В знатных семьях, где ребенку давалось прекрасное образование, нужно было писать «хорошо и быстро», чтобы успевать конспектировать. Но Савл писал всегда «крупно», слишком крупно, чтобы писать быстро и много[116]. Другие, владевшие скорописью, делали записи для него. Он мог учиться этому дома, у невольника, получившего начальное образование «в письме», что считалось обязательным во всяком процветающем доме торговца.

Итак, хотя Савл научился читать по Библии на древнееврейском, он очень рано познакомился с ее греческим переводом, сделанным в Александрии в третьем веке, из которого затем позаимствовал, между прочим, терминологию: «грех»[117], «потомство», «судья», а также многие понятия, такие как «божественное наследство» или «преображение» на земле[118]. Иудей Бен Сира, получивший образование в Александрии, подсказал ему термин на классическом греческом «ecclesia» («церковь») применительно к собранию, чтобы обозначить благочестивое общество[119]. Книги Библии на греческом языке подскажут ему еще много литературных образов, таких как «строящийся дом» [120], «обработка земли» и «время сева»…[121]

Заимствование терминов из греческого языка повлекло за собой принятие ряда категорий греческого мышления. Как Филон Александрийский и другие эллинизированные иудеи[122], Савл удачно применил принцип соперничества, который являлся двигательной силой всякого греческого воспитания еще со времен Гомера, задача состояла в том, чтобы превзойти друг друга, соревнуясь с равными себе. В своих писаниях, восхваляя то время, Павел призывает христиан к усилиям, к бегу; он говорит о венке, который получит победитель, о награде за борьбу…[123] Кроме того, сам Павел проживет свою жизнь в постоянном соперничестве, убеждая в несовершенстве слова, Логоса, что достаточно характерно для греческого интеллектуала.