Батый - Алексей Карпов

В упомянутых тюркских преданиях, записанных в XVI веке хивинским историком Утемиш-хаджи, рассказывается о споре, возникшем между Бату и его старшим братом по поводу того, кому из них после смерти отца надлежит принять власть над отцовским улусом. Оба с готовностью уступали это право другому. «Ты мой старший брат, который заменил мне отца. Значит, ты мне отец… Ты будь ханом» — с такими словами Бату будто бы обратился к Орде. Но тот решительно отказался от власти: «Верно, что я старше тебя летами. Но наш отец очень любил тебя и вырастил баловнем. До сих пор я лелеял тебя и покорялся тебе. Но может статься так, что я, если стану ханом, уже не смогу по-прежнему покоряться тебе, так что между нами возникнут война и ненависть. Так будь же ханом ты. Я снесу твоё ханствование». Спор решено было передать на усмотрение самого Чингисхана. Слова братьев растрогали великого хана. Он вспомнил своего старшего сына, прослезился и «воздал им обоим ещё бóльшую хвалу». На следующий день Чингисхан «в соответствии с ханской ясой» отдал Бату «правое крыло с вилайетами на реке Идил» (Волге), а «левое крыло с вилайетами вдоль реки Сыр» (Сырдарьи) отдал Орде14. Это, конечно, всего лишь предание, легенда, но в ней, пожалуй, можно расслышать отзвуки действительного соперничества между Бату и его старшим братом.

Спустя шесть месяцев после смерти Джучи, 9 сентября 1227 года, умер «покоритель Вселенной», великий основатель Монгольской империи Чингисхан15. Понадобилось ещё два года, чтобы собрались вместе все представители династии, военачальники и сподвижники усопшего и, выполняя его волю, подняли на белом войлоке, провозглашая ханом, его наследника и третьего сына Угедея. На этом курултае, собравшемся на реке Керулен, присутствовал и Бату — его имя тогда было впервые упомянуто в «Сокровенном сказании», и притом сразу же поставлено на второе место, вслед за именем старшего из оставшихся в живых сыновей Чингисхана Чагатая. С этого времени во всех официальных решениях, принимаемых от имени «Золотого рода» наследников Чингисхана, имя Бату возглашалось рядом и наравне с именами старших Чингисидов — Чагатая, Угедея и Тулуя.

«В год Мыши[1] в Керуленском Кодеу-арале собрались все полностью: Чагатай, Бату и прочие царевичи правой руки; Отчигин-нойон, Есунге и прочие царевичи левой руки; Толуй и прочие царевичи центра; царевны, зятья, нойоны-темники и тысячники. Они подняли на ханство Угедей-хана, которого нарёк Чингисхан. Старший его брат Чагатай, возведя своего младшего брата Угедея на ханский престол, вместе с Толуем, передал во власть его телохранителей государя и отца своего… Точно таким же образом он передал во власть Угедея удел центра».

Церемонию поставления великого хана красочно описал Рашид ад-Дин. На реку Керулен вместе с Бату прибыли и многие из его братьев — Орда, Шибан, Берке, Беркечар, Тука-Тимур, Тангут. В течение трёх первых суток все были заняты «удовольствиями, собраниями и развлечениями». Затем состоялась сама церемония. «Все сняли с головы шапки и перекинули пояса через плечо… Чагатай-хан взял Угедей-каана за правую руку, Тулуй-хан за левую руку, а дядя его Отчигин за чресла и посадили его на каанский престол. Тулуй-хан поднёс чашу, и все присутствующие внутри и вокруг царского шатра девять раз преклонили колена и провозгласили здравицу державе с восшествием его на ханство, и нарекли его кааном. Каан приказал представить богатства сокровищниц и оделил каждого из родных и чужих, соплеменников и воинов соразмерно своему великодушию. И когда он кончил пировать и дарить, то приказал, согласно их обычаю и правилу, последующие три дня раздавать пищу ради души Чингисхана. Выбрали сорок красивых девушек из родов и семей находившихся при нём эмиров и в дорогих одеждах, украшенных золотом и драгоценными камнями, вместе с отборными конями принесли в жертву его духу». Впоследствии при жизни Бату подобные церемонии будут проходить ещё дважды или трижды. Но сам он, даже оказавшись старшим среди наследников своего деда, решительно откажется взойти на престол великого хана.

Став главой отцовского улуса, Бату, однако, не обладал всей полнотой власти и вынужден был делить её с братьями, и прежде всего со своим старшим братом Ордой. «При жизни отца и после него», пишет Рашид ад-Дин, Орда «был весьма уважаем и почитаем». Он «был согласен на воцарение Бату, и на престол на место отца именно он его возвёл». Но в ярлыках, которые писались на имя братьев, имя Орды ставилось выше, чем имя Бату. Более того, старшему из братьев досталась и основная часть отцовского войска. «Бату, который отличался проницательностью, правосудием и щедростью, сделался наследником царства отцовского, а четыре личные тысячи Джучиевы… составлявшие более одного тумана (десяти тысяч. — А. К.) живого войска, находились под ведением старшего брата Хорду (Орды. — А. К.)», — читаем в сочинении младшего современника и протеже Рашид ад-Дина Ибн Фазлаллаха, получившего почётное прозвище Вассаф-и-хазрет («панегирист его величества»), или просто Вассаф16. Были разделены и земли: Бату ведал «правым крылом», то есть западной частью улуса, а Орда — «левым», то есть восточной, совпадавшей с коренным юртом отца. При этом из отошедших ему владений Бату должен был наделить и большинство своих братьев (а у Джучи, по некоторым сведениям, было до сорока сыновей). Исследователи справедливо полагают, что завоевания Батыя в Европе не в последнюю очередь объясняются его желанием увеличить собственные владения, завладеть землями, которые принадлежали бы ему лично, которые он мог бы оставить своим наследникам и на которые другие представители рода не могли претендовать. И, как мы знаем, ему это вполне удалось.

Улус Джучи превосходил размерами прочие улусы Монгольской империи. Он был изначально обращён на запад — принадлежал «правой руке», по выражению монгольских хроник того времени. Чингисхан включил в него земли завоёванного им Хорезма, верховьев Сырдарьи, части Семиречья и Прииртышья, восточные области Дешт-и-Кипчак — великой Половецкой степи, — доходившие до Волги (Итиля), а также все те территории к западу от Волги, которые ещё не были завоёваны монголами. А потому улус не имел границ на западе. Он простирался до крайних пределов мира, охватывая земли тех народов, о которых монголы знали, и даже тех, о которых им только предстояло узнать. По-видимому, монгольский обычай требовал, «чтобы степень отдалённости удела каждого сына соответствовала его возрасту, — писал по этому поводу В. В. Бартольд. — Джучи, как старший сын, получил самый отдалённый удел; после расширения пределов империи к нему и его потомкам перешли все монгольские завоевания на крайнем северо-западе, “до тех мест, куда доходили копыта татарских коней”»17.