Ночь Нептуна - Яна Розова

— А, это вы про Сэма? — Официантка мелодично рассмеялась над Пашиным ухом. — У нас тут только один наркоман и есть. Не поверите, но он сын нашего администратора.

Паша поднял голову и глянул на Буфетчицу.

— Бывает, — сказал он. — А правда, что этот Сэм с дочерью хозяина отеля встречался?

Официантка приняла загадочный вид и на полтона тише заговорила. Посетители за соседним столом были заняты кормлением четырехлетнего малыша и не обращали на Марину никакого внимания. Со стороны можно было подумать, будто она рассказывает про блинчики с икрой или овсяную кашу.

— Тут ничего странного нет. Вы видели эту Ираиду? Одета, конечно, круто, но страшная!.. Правда! Она на каждого парня тут вешалась, хвасталась, что дочка Роберта Аванесовича, и в Москве учится, и по крутым клубам там ходит. А ее все равно отшивали. Она злобная, глупая…

— Марина! — через весь зал окликнула новую подружку Седова Буфетчица.

Марина кивнула через плечо начальству, снова повернулась к Паше и деловито поинтересовалась:

— Так, что выбрали?

После завтрака Седов решил немного побродить по отелю. Сначала, правда, поискал Вику. Выяснил на регистрации, что Виктория Борисовна уехала в поселок — в отделение банка. Звонить ей не стал — если бы похитители вернули дочь, она бы, скорее всего, сообщила. Значит, пока дело не сдвинулось с мертвой точки. Это настораживало.

Тогда он продолжил экскурсию по отелю. В прежние времена, когда главным делом жизни Седова было не пьянство, он умел находить общий язык с людьми. Сейчас же способность с легкостью вступать в разговор с первым встречным была им почти утрачена. Тем не менее, поднапрягшись, Паша нашел темы для необязывающей беседы и с продавщицей газет в холле на первом этаже, и с медсестрой, к которой заглянул в медкабинет, чтобы попросить таблетку от несуществующей головной боли, и с дежурящими на каждом этаже администраторами, и с горничной, катящей впереди себя тележку с бельем.

В итоге Паша обнаружил еще одну причину любви Роберта Каспаряна к архитектуре и дизайну эпохи социализма, кроме его счастливого детства в пионерских лагерях. Владелец отеля был настоящим тираном, вот почему антураж эпохи сталинизма был так ему приятен.

Прогулявшись в ходе ознакомления по территории отеля, Седов обнаружил перспективный по количеству и качеству напитков бар при солидной бильярдной с двумя столами для русского бильярда и столом для пула.

После обеда Паша задремал, а проснувшись, отправился на пляж. Все никак не мог насмотреться на море, а глядя на него, впадал в странное состояние — то ли транса, то ли медитации. Странным образом в голове всплывали только хорошие воспоминания, и он смаковал их с особым удовольствием, потому что долгие годы его мысли к этим темам не обращались.

Вспоминалось детство, вкус мороженого, которое покупали ему родители в ту пору, когда весь мир казался одним большим аттракционом в луна-парке. Вспоминалось, как он с родителями возвращался домой из морских путешествий, как встречал Вику. И радости от встречи было столько, что они пинали друг друга в бока локтями, смеялись и болтали, как сороки, круглые дни. И то, как они вместе ходили в школу. И как он поцеловал ее в первый раз.

Это было лет в пятнадцать, наверное. Отца уже не было. В те времена на море Пашку уже не возили. Он понимал, что мама не выдержала бы этой поездки — с ума бы сошла от тоски по мужу.

Но первая любовь разгорелась именно после лета. Вика выросла. Паша вдруг ощутил энергию гормонов. Они глянули друг на друга совсем иными глазами. Вика увидела симпатичного рыжеволосого парнишку с озорной улыбкой, а Паша — красивую высокую девушку с чудными карими глазами.

Роман их, очень нежный и невероятно трепетный, длился всю зиму, пока мама Вики не положила ему конец. Она, как понял намного позже Пашка, давно прекратила бы их дружбу, но как-то не находила повода. А когда повод — ее дочь целовалась в подворотне с сыном той шлюхи! — нашелся, живо велела Вике больше с Пашкой даже не разговаривать.

Дети понесли наказание за грехи родителей. Классический сюжет, что и говорить. Будучи жестоким подростком, Паша здорово злился на мать, обвиняя ее в том, что теперь Вика ходила по другой стороне улицы. А ведь мало что понимал на самом-то деле. И мама не могла ему объяснить, как это бывает, когда в жизни даже самой скромной и порядочной женщины случается что-то, отчего она теряет контроль, волю и стыд. А потом остается только раскаяние.

Мама умерла пять лет назад. Но об этом Седов сейчас не вспомнил. Море не позволило думать о плохом.

К вечеру Паша проголодался. Прямо с пляжа, чувствуя на коже соль, он направился в обнаруженный днем барчик. Место было оценено им как очень симпатичное, ибо привкус эпохи СССР сюда не просочился. Вполне современное заведение — зеркальная ниша за барной стойкой, где выстроились узнаваемые буржуйские алкогольные бренды, полумрак, свечи на столах и витражи.

В баре была и полноценная кухня. ВИП-карта тут не работала, но Седову на это было плевать. Он заказал пиво, колбаски к пиву, пиво, салат из сочных толстых красных перцев, политых каким-то необыкновенным соусом и присыпанных специями. И еще пиво.

Вкладывая ненужную ВИП-карту в бумажник, Паша подумал, что зря согласился ее взять. При его образе жизни, когда деньги тратились только на недорогой алкоголь и совсем немного — на еду, денег ему всегда хватало. Жил он практически на деньги арендаторов родительской квартиры, которые иногда даже успевали скапливаться в его секретере.

Он позвонил Вике. Голос подруги детства звучал встревожено: от похитителей не было никаких известий, Ираиды все нет, Роберт держится отлично, но Вика знает, что он просто хорошо скрывает отчаяние.

Паша посоветовал скорее звонить в милицию. Вика ответила — муж боится, что похитители, узнав об этом, убьют дочь.

— Постарайся настоять, — тихо сказал Паша, прикрывая трубку ладонью. Тут было очень шумно. — И не в Боровиковку обращайтесь, а пусть твой муж ищет связи — в ФСБ…

Вика ответила, что передаст Роберту его слова.

Съев ужин за несколько минут, Паша со всем своим пивом переместился в бильярдный зал. Устроившись поближе к зеленым столам, он стал наблюдать за игрой и игроками.

Бильярдисты, судя по всему, делились на приезжих и местных. Приезжих было много, они играли, проигрывали или нет и уходили. Местные тут работали. Их было четверо, не больше. Бледные, постоянно курящие люди, чьи удары были точны, а эмоции — скупы.

Среди профессионалов выделялся один мужчина, лет сорока пяти — пятидесяти. Он был подтянутый, улыбчивый, со светлыми, аккуратно подстриженными волосами. Одет в синие джинсы и расстегнутую до середины незагорелой гладкой груди серую рубашку. На шее бильярдиста болтался большой золотой крест. Мужик играл виртуозно, держась при этом грациозно, но без показухи. Словно танцевал танго.