Мультикультурализм и политика интеграции иммигрантов: сравнительный анализ опыта ведущих стран Запада - Вера Сахарова

Однако, как уже отмечено, адаптация и тем более ассимиляция иммигрантов – это двусторонний процесс, поскольку он требует усилий и со стороны членов принимающего социума. Разрабатывая в 1960-х гг. понятие ассимиляции на американском материале, Милтон Гордон отнес к числу условий, необходимых для полной ассимиляции иммигрантов, «отсутствие предрассудков, отсутствие дискриминации, отсутствие конфликта по вопросам ценностей и власти», акцентировав, таким образом, готовность ассимилирующего сообщества принять новых, ассимилированных членов.[35]

Добровольное обособление (сегрегация), «капсулирование» этнических иммигрантских общин в городах часто является вынужденной стратегией адаптации к принимающему обществу, которая обусловлена низким уровнем готовности общины к интеграции с местным сообществом и/или отсутствием благоприятных условий для интеграции в принимающем социуме. Особенно сильным и негативно окрашенным противопоставление «пришельцев» «коренным» оказывается тогда, когда иммигранты действительно резко выделяются своим внешним обликом и поведением, отвергают модель адаптации, предполагающую ассимиляцию, быстрое «растворение» в принимающей среде. Отсюда чрезвычайно усиливающаяся зависимость новых переселенцев от сформировавшихся в больших городах землячеств, этнических общин, а также этнических криминальных структур, которые помогают им с переездом, обустройством, поисками работы, но не бескорыстно. «Современные крупные города сегодня перестали быть индустриальными “плавильными тиглями”, какими они были в XIX и в большей части ХХ века, – отмечает известный российский историк Алексей Миллер. – В том городе новоприбывший по найму или “лимиту” шел работать на крупное предприятие, вписывался в коллектив и т. д. В современном городе он ищет поддержки у существующей уже здесь общины земляков и работу надеется найти у них, а не на заводе “Сименс” либо “Москвич”…».[36] Посредством таких этнических «сетей», основанных на общей этнической принадлежности, сокращаются издержки, связанные с недоверием, излишними оказываются услуги посредников, выступающих гарантами при организации бизнеса, и происходит оформление этноэкономических ниш, т. е. концентрация представителей одной этнической группы в определенных сферах экономической деятельности. Не случайно американские исследователи Ф. Мартин и Дж. Уайдгрен особо выделяют факторы сети наряду с такими факторами иммиграции, как притягивающие и отталкивающие.[37]

Следует признать, что шансы мигрантов на социальное и экономическое благополучие, как правило, объективно меньше, чем у коренного населения (в странах Западной Европы безработица среди иммигрантов в 2–3 раза выше, чем среди коренного населения). «Включение мигрантов в сообщество принимающей страны часто крайне затруднено в силу культурной дистанции между ними и местными жителями (незнание языка, навыки поведения, приобретенные в сельских условиях, ценностные представления, связанные с религией). Поэтому если государство действительно стремится к интеграции мигрантов и не готово мириться с их геттоизацией, то оно должно обеспечить реальное, а не просто формальное равенство возможностей. Мероприятия же по обеспечению такого равенства предполагают защиту социальных и культурных прав мигранта».[38] Однако рост численности мигрантов, объективно необходимой для стран Запада, но очень пестрой расово и этнически, наиболее бесправной и наименее интегрированной части населения, требует не только повышения эффективности государственной политики в отношении миграции, интеграции и натурализации мигрантов, связанной с приемом, обустройством и трансформацией вчерашнего мигранта в полноправного члена принимающего сообщества, но и серьезного изменения культурных установок граждан принимающего их общества. Констатируя сложность и неоднозначность решения указанных проблем, К. Кондатьоне отмечает: «Иммиграция находится на перекрестке двух весьма различных политических семантик: основанной на экономических или функциональных проблемах и на культуре, самобытности и традиции».[39] В условиях массовой иммиграции привычные и урегулированные отношения между традиционными субкультурными группами социума вынужденно переустраиваются, что почти неизбежно приводит к возникновению межкультурного напряжения, приобретающего особо острые формы в условиях социальной нестабильности и растущей конкуренции за статусные позиции и ресурсы. Как отмечает известный российский исследователь А. В. Дмитриев, конфликт, связанный с иммиграцией, обычно касается взаимодействия двух основных участников: постоянных жителей (резидентов), с одной стороны, и мигрантов – с другой. Чаще всего в него вмешиваются власти, т. е. появляется третья сторона конфликта. Основной признак такого конфликта – восприятие участниками поведения друг друга как ущемления своих материальных и духовных интересов.[40] Особенно велика опасность возникновения такого рода конфликта в тех случаях, когда иммигрантские группы хорошо сплочены, демонстрируют чувство превосходства по отношению к «местным» и не обнаруживают сколько-нибудь заметного стремления интегрироваться в принимающую среду.

Однако очевидно, что терпимость к «другим» легче достигается в обществах, в которых нет значительного социально-экономического неравенства, у всех индивидов есть возможность воспользоваться социальным лифтом (восходящая социальная мобильность), сильны ассоциации интересов, а государство проводит эффективную политику интеграции. Сегодня в странах Запада наиболее распространенным вариантом урегулирования такого рода конфликтов и решения проблем интеграции иммигрантов стала идеология и политика мультикультурализма в его различных модификациях.

1.2. Северная Америка: от «плавильного котла» к политике мультикультурализма

Проявленный интерес к проблемам мультикультурализма и толерантности, как представляется, связан с тем, что культурные и социальные различия в обществах, организованных в национальные государства, не только не исчезают или сглаживаются, но, напротив, имеют явную тенденцию к нарастанию. Так, влиятельный британский теоретик мультикультурализма Бикху Парекх полагает, что мультикультурализм – это нормативная реакция на мультикультурность общества – культурное разно-образие, характеризующее в большей или меньшей степени пока что западный, а впоследствии и весь остальной мир.[41] Сегодня это понятие активно используется, когда речь заходит о проблемах массовой иммиграции из стран бедного Юга и социальной неустроенности разного рода меньшинств, о разобщенности и отсутствии солидарности в современном западном обществе, о кризисе модели национального государства. Без него сложно представить себе обсуждение государственной образовательной политики и проблем прав человека, политики идентичности. Действительно, сегодня по всему миру население становится все более мобильным, социумы – все менее гомогенными. В конце 2000 г. ежедневно более 2 млн человек пересекали границы государств (в 1950 г. это число не превышало 70 тыс.). Однако наиболее веской причиной этого феномена является массовая иммиграция с бедного Юга на богатый Север, в конце ХХ века ставшая одной из центральных социальных проблем для стран Запада. «Новые волны иммиграции, а также политика идентичности (или различия), – свидетельствует Г. Тернборн, – вызвали взрыв мультикультурализма».[42] Не случайно в концепции мультикультурализма особо подчеркивается гетерогенность населения стран Запада, растущая вследствие иммиграции. Это ставит под вопрос традиционную программу национального государства: формирование и воспроизводство на своей территории культурной гомогенности и общей идентичности. При этом политика мультикультурализма, или политика различия посредством выделения особых групп, не только устанавливала институциональное равенство, но и зачастую наделяла их привилегированными коллективными правами и потому была особенно привлекательна для «прежде дискриминированных, маргинализированных и часто презираемых этнических групп».[43]

Известный американский политолог С. Хантингтон видит причины актуализации и обострения этнических и расовых проблем и порожденной ими политики мультикультурализма прежде всего в том, что в глобализированном мире «люди попросту вынуждены переопределять собственную идентичность, сузить ее рамки, превратить ее в нечто более камерное, более интимное. Национальной идентичности пришлось уступить место идентичностям субнациональным: этническим, религиозным, регио-нальным, сексуальным и др. Люди стремятся объединяться с теми, с кем они схожи и с кем делят нечто общее, будь то этническая и расовая принадлежность, религия, традиции, мифы, происхождение или история. В США эта фрагментация идентичности проявилась в распространении идеологии мультикультурализма, в четкой стратификации расового, “кровного” и гендерного сознания. В других странах фрагментация приобрела крайнюю форму субнациональных движений за политическое признание, автономию и независимость».[44] В свою очередь, формирование наднациональной идентичности в Европе «способствовало дальнейшему “сужению идентичности” у многих европейских народов: шотландцы все реже отождествляют себя с Британией, однако охотно причисляют себя к европейцам, то есть идентичность шотландская “вырастает” из идентичности европейской. То же верно для ломбардцев, каталонцев и прочих национальных меньшинств».[45]