Газета Завтра 261 (100 1998) - Газета Завтра

К концу 1917 г. продовольственная проблема в России приняла характер катастрофы — такое наследство получила советская власть. Что смогла сделать она? Обеспечить даже минимальное снабжение города через рынок при быстрой инфляции, разрухе в промышленности и отсутствии товарных запасов, очевидно, было невозможно. Реально покупать хлеб на свободном рынке рабочие не могли. 9 мая 1918 г. в стране была введена продовольственная диктатура. Наркому продовольствия были предоставлены чрезвычайные полномочия. Крестьянам устанавливались нормы душевого потребления: 12 пудов зерна, 1 пуд крупы на год и т. д. Сверх этого весь хлеб считался излишками и подлежал отчуждению.

Летом и осенью 1918 г. в хлебные районы страны были посланы рабочие продотряды. Половина добытого ими зерна поступила предприятию, сформировавшему отряд, половина передавалась Наркомпроду. Эти отряды составили затем единую продармию, которая к декабрю 1918 г. насчитывала 41 тыс. человек (прикиньте, насколько это малая величина). 11 января 1919 г. вышел декрет о продразверстке, согласно которому все количество хлеба и фуража, необходимого для удовлетворения государственных потребностей, разверстывалось между производящим хлеб губерниями и дальше — между уездами, волостями, деревнями и дворами (использовался принцип круговой поруки). Крестьянам оставляли определенное количество продовольствия для питания, фураж для скота и зерно для посева. Все остальное зерно подлежало изъятию за деньги (т.к. деньги потеряли в то время свое значение, фактически у крестьян отбирали излишки хлеба бесплатно).

Эти меры дали определенные результаты. Если в 1917-18 годах было заготовлено только 30 млн. пудов хлеба, то в 1918-19 годах — 110 млн.пудов, а в 1919-20 году — 260 млн.пудов. Это сравнительно небольшие величины: в 1914-15 годах правительственные заготовки составили, например, 302 млн.пудов — при наличии, к тому же, нормального еще рынка. Продразверстка 1918-20 гг. была весьма мягкой по сравнению не только с французской, но и с той, что была объявлена царским правительством на 1917 г. (772 млн.пудов).

Угроза голодной смерти (но, конечно, не угроза голода) в городах и в армии была устранена. Пайками было обеспечено практически все городское население и часть сельских кустарей, всего 34 млн. человек. Впервые система пайков (три категории) была введена в августе 1918 г. в Москве и Петрограде. В 1920 г. она была постепенно заменена оплатой труда натурой. Пенсиями и пособиями (в натуре, продовольствием) были обеспечены 9 млн. семей военнослужащих.

За счет прямого внерыночного распределения городское население получало от 20 до 50% потребляемого продовольствия (эта величина колебалась от губернии к губернии). Остальное давал черный рынок ("мешочничество"), на который власти смотрели сквозь пальцы. Во время перестройки советская продразверстка была представлена как всенародное преступление, как полное ограбление крестьян. На деле с ее помощью на грани выживания было прокормлено 34 млн. человек. В среднем они получили с ее помощью около 40% их пищи (то есть полный рацион получили около 13 млн. "условных" человек). Это значит, что реально за счет продразверстки власть заставила крестьянство прокормить не через рынок десятую часть народа — не более! В то же время власть помогала и организовать рынок.

В сентябре 1918 г. рабочим было разрешено привозить в город продукты питания в количестве не более полутора пудов (мешочники даже стали называться "полуторапудовики"). Эта временная мера продлевалась, а потом негласно была узаконена. Было также разрешено заготавливать продукты заводам и фабрикам для своих работников. Очень большое значение имел и тот факт, что советское правительство сумело наладить сотрудничество с имевшейся в России огромной сетью потребительской кооперации и через нее организовать прямой товарообмен. Вообще, реальная история того периода поражает разнообразием и изобретательностью тех подходов, которые пробовали и применяли и государственные органы, и предприятия, и граждане, чтобы организовать распределение жизненно необходимых продуктов и товаров.

Продразверстка, введенная советским правительством, была успешной не из-за жесткости продотрядов (хотя эксцессов не могло не быть). Причина в том, что крестьянство, получившее от советской власти землю и освобожденное от долгов, выкупных и арендных платежей, не пошло на конфликт с властью (хотя, разумеется, реквизициям сопротивлялись, нередко возникали и вооруженные столкновения).

Те меры были частью "военного коммунизма", важного этапа нашей истории. Он был больше, чем политика, на время он стал образом жизни и образом мышления — это был особый, чрезвычайный период жизни общества в целом.

Главные признаки военного коммунизма — перенос центра тяжести экономической политики с производства на распределение. Это происходит, когда спад производства достигает такого критического уровня, что главным для выживания людей становится распределение того, что имеется в наличии. Поскольку жизненные ресурсы при этом пополняются в малой степени, возникает их резкая нехватка, и при распределении через свободный рынок их цены подскочили бы так высоко, что самые необходимые для жизни продукты стали бы недоступны для большой части населения. Поэтому вводится нерыночное уравнительное распределение.

На нерыночной основе (возможно, даже с применением насилия) государство отчуждает продукты производства, особенно продовольствие. Резко сужается денежное обращение в стране. Товары распределяются по карточкам — по фиксированным низким ценам или бесплатно. Государство вводит всеобщую трудовую повинность, а в некоторых отраслях (например, на транспорте) военное положение, так что все работники считаются мобилизованными.

Все это — общие (структурные) признаки военного коммунизма, которые с той или иной спецификой проявились во всех известных в истории периодах этого типа. Наиболее яркими и изученными примерами служит военный коммунизм во время Великой Французской революции, в Германии во время Первой мировой войны, в России в 1918-1921 гг., в Великобритании во время Второй мировой войны.

Факт, что в обществах с очень разной культурой и совершенно разными идеологиями в чрезвычайных обстоятельствах возникает очень сходный уклад с уравнительным распределением, говорит о том, что это — единственный способ пережить трудности с минимальными потерями человеческих жизней. Возможно, в этих крайних ситуациях начинают действовать инстинктивные механизмы, присущие человеку как биологическому виду. Возможно, историческая память подсказывает, что общества, отказавшиеся в такие периоды от солидарного распределения тягот, просто погибли. Во всяком случае, военный коммунизм как особый уклад хозяйства не имеет ничего общего ни с коммунистическим учением, ни с марксизмом.

В последние годы ряд авторов утверждает, что военный коммунизм в России был попыткой ускоренного осуществления марксистской доктрины построения социализма. Если это говорится искренне, то перед нами прискорбное непонимание важного общего явления мировой истории. В России в тот момент, кстати, взгляды т.н. "максималистов", (Лурье, Крицман) считавших, что военный коммунизм станет трамплином в социализм, вовсе не были популярны в среде большевиков.

Серьезный анализ военного коммунизма дан в книге видного теоретика РСДРП(б) А.А.Богданова "Вопросы социализма", вышедшей в 1918 г. Он показывает, что военный коммунизм есть следствие упадка производительных сил. В мирное время он представлен в армии как обширной авторитарной потребительской коммуне. Однако во время большой войны происходит распространение потребительского коммунизма из армии на все общество.

А.А.Богданов взял как объект изучения даже не Россию, а более чистый случай — Германию. Из его анализа вытекает важное положение: военный коммунизм, возникнув в чрезвычайных условиях, после исчезновения породивших его условий (окончания войны) сам собой не распадается. Выход из военного коммунизма — особая и сложная задача. В России решить ее было особенно непросто, поскольку очень большую роль играли Советы солдатских депутатов, проникнутые мышлением военного коммунизма.

Называя военный коммунизм "ублюдочным" хозяйственным укладом, А.А.Богданов показывает, что социализм не входит в число его "родителей". Это — порождение капитализма и потребительского коммунизма как чрезвычайного режима, не имеющего никакого родства с социализмом как новым типом сотрудничества в производстве. А.А.Богданов указывает и на большую проблему, которая возникает в общественном сознании: "Военный коммунизм есть все же коммунизм, и его резкое противоречие с обычными формами индивидуального присвоения создает ту атмосфер миража, в которой смутные прообразы социализма принимаются за его осуществление".