Чисто альпийское убийство, или Олигархи тоже смертны - Ирина Пушкарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глядя на размечтавшегося Александра, Элка призадумалась. А почему бы, собственно, и нет?
И мужчины ее в кои-то веки отдохнут по-настоящему – там, в глуши, Элку особо охранять не от кого будет, да и сама она в тишине какое-то время побудет. Мысли по полочкам разложит да в душе собственной беспокойной разберется. Да и вообще, стыдно сказать – все на раутах и светских вечеринах то и дело этот самый пресловутый Куршевель обсуждают, а она, как дурочка деревенская, не была там ни разу. Непорядок это. Надо наверстывать. Тишина и спокойствие опять же. Дело в наше время редкое.
– Саш, ты этот тихий отдых устанешь отрабатывать. Или ты мне максимально быстро докажешь, что вся эта орда – не русские, или я тебя придушу. И если тебе не удастся в течение трех минут от этой курицы отмахаться, я тебя два раза придушу. У меня сейчас мозг от нее взорвется!!! Откуда она взялась? Откуда вообще тут все эти люди? Саша, это не отдых – это изощренное убийство моего мозга!
Элка поняла, что отдыха не получится, именно в тот момент, когда отступать назад стало поздно. Вот как только они на ресепшн маленькой уютной гостиницы все оформили, бумаги с вензелями и завитушками подписали и собрались уже было в свои номера подняться – тут-то их страшная реальность и накрыла. С визгами, пьяным гоготом и цоканьем двенадцатисантиметровых каблуков. То есть в самом худшем ее проявлении.
В небольшой, а-ля охотничий домик, холл гостиницы ввалился высоченный широкоплечий мужчина в летних льняных брюках и расстегнутой льняной же рубахе.
– У нас пиво закончилось! – громогласно пожаловался он в пустоту. И радостно пошатнулся.
Молодой симпатичный француз-администратор по шатнулся тоже, но быстро взял себя в руки, погасил в глазах смертельную усталость и натянул на гладко выбритую физиономию приветливый оскал.
– Месье Никифороффф! – светясь оплаченным предстоящими чаевыми счастьем, метнулся он к вошедшему. – Une minute!
И, указав дорогому гостю на уютнейший диванчик, мол, вы пока присаживайтесь, а я щас вернусь, куда-то исчез.
«Дорогой» с грохотом обрушился на удобное ложе для задниц.
– Скажите, что этого нет, что мне этот кошмар привиделся, – сквозь зубы и по-французски прошипела Элка.
– Ёптыть конь, – тихо, но по-русски процедил Женька.
– Все, отдохнули, – простонал Александр.
– Миша´! Фи, ты уже с утра набрался! – идиотской имитацией французского акцента откуда-то свысока, с лестницы на второй этаж, противно прогундосил женский голос. – Почему у тебя телефон выключен, мне поговорить с тобой надо было, а твой номер недоступен!
– Твою мать! Ты еще не сдохла? – добродушно удивился мужчина с пустой бутылкой из-под пива в руке. – Исчезни отсюда, ты мне отдыхать мешаешь! И не надо мне звонить, я телефон выкинул.
Он почесал затылок и, встретившись взглядом с ошарашенной Ёлкой, по-хулигански подмигнул девушке.
– Я уже домой хочу! – громко простонала Элка, совершив тем самым очень опрометчивый поступок. И напрочь испортив себе каникулы в деревне.
– Даже не вздумай затевать с ней беседу!!! – истерично проскулил Женька, схватив хозяйку за руку. – Не смей!
Но было поздно, да и невозможно – «не затевать».
Была жертва, был хищник (в нашем случае хищница) и были сочувствующие лица. В итоге – напрочь похеренный отдых. И никаких интеллигентных европейских коров.
Вместо этого – алчные русские курицы. Точнее, курица, в единственном, но совершенно ужасном варианте.
– А этот хам – Никифоров. Ну, по телевизору-то ты его наверняка видела! Самый завидный холостяк в нашей стране! Миллионер, бабник, пьяница и подонок!
Отделаться от светской львицы, модной писательницы и жуткой сплетницы Мориши Ларски, было невозможно. Она трындела не затыкаясь, с придыханием и закатывая глаза.
Завтрак оказался безнадежно испорченным, кусок в горло не лез. Аппетитнейшие, золотисто-воздушные круассаны тоскливо скучали на ослепительно-белом фарфоре, а кофе остывал. Хотелось сбежать и повеситься.
Львица балдела и не затыкалась.
Она настигла бедную беззащитную Элку еще вчера, там, в холле. Ничуть не обидевшись на откровенно пославшего ее нетрезвого мужика с пивом, девица впилась прищуренным взглядом в троицу у стойки, в доли секунды отсканировала увиденное и с радостным «Ой какие люди!» рванула вниз по лестнице, к Ёлке.
– Ну наконец-то! Наконец-то ты к нам присоединилась! А мы уже думали, что ты вечно от нас прятаться будешь!
Элка растерянно оглянулась – может, у нее кто за спиной стоит и эта полоумная к нему, за спиной стоящему, обращается? Да не, вроде никто не стоит…
– А… – пытаясь избежать обычных тусовочных поцелуйчиков, отшатнулась она от надвигающегося бюста. – Простите, мы знакомы?
– Элла, как же мы можем быть незнакомы? – Загнав Ёлку в угол, нападавшая изобразила обязательное «чмок-чмок» в воздухе. Аромат легчайших духов невесомым шлейфом коснулся лица прибалдевшей Элки. – Мы, люди нашего круга, так или иначе все знакомы! Я так рада тебя видеть в нашей тусовке! – Девица взмахнула загорелыми руками, глазищи эдак эмоционально закатила, мол, вся с ума схожу от счастья!
Пападос. «В ихней тусовке». Отдохнули.
– Слышь, оставь людей в покое! – сочувственно глядя на опешившую Ёлку, прогудел человек на диване. – В тебе хоть что-то человеческое осталось? Видишь, они с дороги, устали! Иди куда шла!
Ага, щаззз. Оставила она, как же! Не обращая внимания на Элкиного заступника, особа вцепилась острыми коготками в Ёлкин рукав и, нездорово поблескивая глазами, завела светскую беседу.
– Кто! – Девица изобразила крайнюю степень восторга, театрально закатив глаза. – Кто же не знает нашу затворницу! Эллочка, вообще-то это неприлично – дочь министра, а на людях совсем не бываешь! Мы уже испереживались: почему ты так долго к нам не присоединяешься?
Обменявшись тоскливыми взглядами с телохранителями, Элка вежливо поинтересовалась:
– Кто это «вы», которые испереживались? И к кому это к «вам» я не присоединяюсь? – Она, насколько позволяло воспитание, попыталась рассмотреть напавшую особу.
Кстати, а ведь какая-то знакомая у этой особы личность! Приятное кругловатое личико, пухлые – похоже, что не силиконовые, натуральные – губы, обрамленные длинными ресницами большие влажные глаза и, как ни странно, довольно искренняя улыбка.
Да и на среднестатистическую рублевскую олигархшу девица была не очень похожа. Те обычно тощие как вешалки, грудь силиконово-показушная и улыбаются редко – ботокс мимику ограничивает. А эта в меру пухленькая, не толстая, а именно аппетитная такая обаяшечка, улыбка натурально-белозубая и до ушей. Словом, пусечка в кудряшках.
Но вот физиономия ейная очень уж знакомой кажется. Вот только не вспомнить, где они раньше виделись…
– Э-э-э… – неприлично тыча в натурально колыхающийся пусечкин бюст, промычала Ёлка, мол, пытаюсь вспомнить, как вас, девушка, зовут, но вот память кратковременно отшибло.
– Я Мориша! Мориша Ларски, вспомнила? Журналистка! Я еще передачу на НТВ вела! – ничуть не обидевшись, что ее вот так вот с ходу не узнали, представилась пышечка.
Точно! В телевизоре – вот где ее Элка видела! Светская львица, писательница, звезда почти всех тусовочных скандалов и чья-то там любовница.
– Очень приятно! – улыбнулась новой знакомой Ёлка. – А меня Эллой зовут. – И продолжить фразу не смогла, потому что Мориша открыла рот – и заткнуть ее стало почти невозможно.
– Ой, ну я же говорю, кто не знает внебрачную дочь Хорошевского! – Ларски всплеснула руками. Она ими вообще часто, как горлица крыльями, махала. – Ты что, это же такой скандал был! Твой отец – отчаянный человек! При его должности и в его положении не побояться признать незаконную дочь! – Журналистка прижала ручки к груди и внимательно уставилась на Ёлку.
Мол, чего молчишь, оправдывайся давай за своего папашу!
И ведь так это она изобразила, что первый порыв, накрывший Элку, был именно оправдываться! И подробности рассказать – как дело было! Но, слава богу, телохранители у нее были опытные и толковые.
Как только «незаконнорожденная» открыла рот, Женька деликатно кашлянул и молвил:
– Элла Александровна, у вас в самолете голова разболелась. Вам надо срочно таблетку принять и лечь спать. – И чуть двинулся, отгораживая хозяйку от журналистки и освобождая путь к лифту. – Срочно! – добавил он с нажимом. И в сторону девушку подтолкнул, мол, шагай давай.
Элка задумчиво посмотрела сначала на Женьку, потом на опешившую от такой наглой прислуги Моришу и извинилась:
– Мне правда прилечь надо. Мигрень и все такое. Позже увидимся.
И поскакала, подталкиваемая в спину шагавшим следом Шуриком.
– Так если он хам и пьяница, с чего ж тогда ты его завидным называешь? Кому он такой отрицательный сдался-то? – отложив в сторону вилку, вежливо поинтересовалась Элла.
