Другие правила - Валерий Большаков

Жилин подошел к добрейшему Кириллычу — тот уже улыбался ему и ласково кивал — и отдал честь.

— Господин военврач 2-го ранга, по вашему приказанию прибыл.

— Да ладно… — засмущался Владимир Кириллович, — я же так, просто… Знаю, что в кабинете вам… хм… не очень-то. Гуляли?

— Так точно, — ответил Жилин, — гулял. Раньше я и не заглядывал на Южную сторону — все бегом, все некогда было…

Раньше… Жилин насупился. Раньше он постоянно пропадал в гарнизоне, со своими «мордоворотами», всегда в веселом напряжении, а дадут команду: «Всем в стратолет!» — бегом бежал на борт и только в воздухе узнавал, куда их выбрасывают на этот раз — месить грязь в парных джунглях или коченеть среди отполированных бурями нунатаков… То было раньше. А теперь…

— Глеб Петрович, — осторожно сказал военврач, — вам совершенно необязательно увольняться из Патруля. Конечно, в десант вас никто не пустит, это ясно, но… вы очень даже годны для штабной работы! Ваш опыт…

Глеб улыбнулся и пожал плечами.

— Владимир Кириллович, ну какой из меня штабист? Сами подумайте. Я ж там на паутине удавлюсь или утоплюсь в чернильнице! От скуки! Ну, не привык я по паркетам шаркать! И штаны протирать тоже не хочу, пусть даже и с широкими лампасами. Мое дело — заложников освобождать, паразита какого-нибудь за жабры брать, а не исходящие регистрировать!

Военврач грустно покачал головой:

— И куда вы теперь?

Жилин в затруднении поскреб в шевелюре.

— Думаю уйти в проект «Марс». Заявление я еще в том месяце подал. Сейчас вот вызов пришел. Съезжу в Новгород, узнаю, что там и как…

— И правильно! — с жаром сказал военврач. — Марс — это то, что надо, лучше не придумаешь! Документы ваши готовы уже, будет нужно — пошлете запрос в Центральный Государственный Информаторий — они там все должны быть. Допуск у вас сохранился? Ну, вот видите, как хорошо! Да, а выписку я вам оформил уже, и на увольнение… — Копылов улыбнулся. — Генерал ваш еще и накричал на меня, не хотел отпускать вас… Но побушевал-побушевал и подписал — куда денешься?

Жилин представил себе генерал-лейтенанта Нелидова — гвардейского роста, поджарого, с зычным голосом, с откинутым на затылок беретом, порывистого, властного, резкого, нетерпеливого… и как он костерит бедного Владим Кириллыча… и сам страдает от собственной грубости. Краснеет, злится, нервничает…

— Да, вот еще что, — припомнил Копылов. — Вас поставили на учет в Московском институте регенерации… Ну, вы понимаете… И хотя бы раз в три года вам нужно будет там появляться для профилактики. Строго обязательно!

— Слушаюсь!

— Не подведете?

— Никак нет! — Обычные чеканные речения выговаривались сами собой, по памяти, и оставляли горький привкус на губах. А может, это просто запах полыни, занесенный ветром?..

— Разрешите идти?

— Идите… Да давайте я вас подвезу! Вам куда?

— Да мне аж до Аэро-Симфи… Не ближний свет.

— Подумаешь! — фыркнул врач. — Садитесь!

Глеб махнул рукой:

— Ладно, уговорили! Сегундо, полезай в багажник!

— Приказ понял, — сказал кибер и разлаписто полез в люк. Глеб поставил ногу на согнутую опору и, прислушиваясь к себе, ожидая, что будет болькотно, запрыгнул на сиденье. Ничего. Нигде не резануло, не натянулось, не засвербило. Конечно, ловкость уже не та, что была. Ослабел организм. Ну так вчера ж только выписался! Не все сразу. И вообще — хватит уже ныть! Ну кончилась его служба, так и что теперь? Из жизни-то его никто не увольнял пока! Может, все еще и к лучшему? Теперь он по крайней мере свободен. Займется, уже по-настоящему, кибернетикой, допишет докторскую… И с Маринкой будет теперь постоянно, а не так, как раньше — по великим праздникам. И ей переживать за него не придется. А космос?! А Марс?! Да господи, что там говорить! В мире столько кудес и диковин, и он так велик, что любую почти утрату способен возместить с лихвой!

— Пристегнитесь!

Глеб опустил фиксаторы. Птерокар оттолкнулся суставчатыми опорами, подпрыгнул, взмахнул крыльями и, перекособочась, стал набирать высоту. Шатко кружась, ушел вниз равелин в виде подковы, повторяющей очертания мыса. Михайловский форт выглядел в плане широкою «П» с закругленными углами, продолженными башнями. Крутые берега обсыпались блесотью белых домиков, как булка с гамбургером — семечками кунжута. Засверкали и запереливались бликующие окна, бухта отразила белый суперлайнер, слоистый от множества палуб. Приблизились и легли под крыло Мекензиевы горы. Хотя какие это горы? (Глеб припомнил Гималаи.) Так, горушки. На ум пришла аналогия с пожамканными беретами десантников. Но все равно — красиво… Поплыли благодатные зеленые долины с отелями и виллами вразброс, крохотные поселочки и фермы, бархатные кольца насаженных лесов и черные квадраты челночных пастбищ.

Глеб загадал, что все будет хорошо, если он еще раз увидит море. Крылья машины замерли. Несомый теплыми воздушными течениями птерокар с шелестом описал круг, и вдали, морща соленую влагу, перебирая сизый глянец, поднялась волнистая поверхность, подмигнула высверком: «Все путем, командир!»

Глава 2

ЕВРАЗИЯ, НОВГОРОД

Прибыв в столицу, Жилин не стал связываться с вертолетами, птерами и прочими летательными аппаратами, а дошагал до станции старого доброго метро и спустился на старый добрый перрон.

Если подумать, он никогда и не был особенно падок до всего нового и прогрессивного и птерокаром пользовался лишь по тревоге или по нужде. Ну, не приохотился он ко всем этим винтам и крыльям, что ж тут делать! И высоты не любит. Терпит только. К тому же, когда болтаешься в воздухе, все твое внимание уделено машине. В небе ты — пилот, и это мешает думать. А вот думать Глеб Жилин как раз-то и любит — соображать, размышлять любит, просто фантазировать, и чтобы ничего не отвлекало, не дергало, не требовало участия. А придет тебе в голову рефлексия, когда ты под облаками выкрутасы всякие выделываешь, фигуры высшего пилотажа крутишь? То-то и оно. Не-ет, лучше уж он по старинке дотрюхает, пусть даже лишних минут десять уйдет…

Жилина мягко толкнуло воздухом, теплым и словно наэлектризованным. Возник и заскользил по стене белый набегающий свет. В нарастании свистящего гула и огней из полукружия туннеля вылетела стеклянная сигара головного вагона, замельтешили в окнах лица, прически, шляпы, яркие пятна одежд — и упруго задренчали тормоза.

Из-за разъехавшихся створок донесся ясный голос:

— Станция «Розважа». Пересадка на Неревско-Славенскую линию.

Человечий прилив хлынул на платформу, закружил между круглых пилонов, выложенных яшмой, загомонил, затопал и растекся по переходам, унесся на эскалаторах — вверх, вниз, в стороны…