Меня зовут Мина - Дэвид Алмонд

Эрни Майерс, мусор, пыль, метемпсихоз и синий автомобиль

Я снова сижу на дереве. Почки с каждым днём набухают всё больше, из них вот-вот проклюнутся листья. Почки даже отбрасывают тень, поэтому свет падает на меня пятнами и имеет зеленоватый оттенок. А небо — голубое-голубое. Дрозды как-то притихли. Может, они уже отложили яйца? Я лезу выше, но сидящий на верхних ветках дрозд-папа начинает хлопать крыльями и истошно верещать — тррр-гик-гик!

— Ладно, — шепчу я. — Пока тут посижу.

Раньше я писала прямо на дереве, на коре, словно ветки были моим секретным блокнотом. Я брала перочинный нож и вырезала буквы — так чтобы снизу было незаметно. Потом я решила, что неправильно портить дерево, оно этого не заслужило. И перестала. Но слова на ветках остались, я их вижу, могу даже погладить. Моё имя, Мина (много раз), «мама» и «папа» (много раз). На одной ветке вырезано «Я ВСЁ ненавижу!». А на другой — «Я всё ЛЮБЛЮ». «Мир — место удивления», — меленько написано высоко на стволе. «Мина одинока», — на тонкой ветке, совсем-совсем крошечными буковками. Но время течёт, снова наступает весна, и слова потихоньку заживают. Через несколько лет они станут вообще незаметны. Раньше я и на руках писала, но теперь тоже перестала. Только если надо быстро-быстро записать увиденное или услышанное…

Похоже, уборка соседнего дома окончена. Ну, того, где жил мистер Майерс. Вынесли последнее барахло, свалили в кучу перед домом: сломанная мебель, коробки со старой одеждой, посудой, ложками-вилками, а ещё — кипы древних книг и журналов. Я несколько раз видела, как люди замедляют шаг возле этой свалки — проверяют, нет ли там чего нужного. Но видимо, нет: прохожие, если и берут что-то в руки, тут же бросают назад, в кучу.

Дом уже выставлен на продажу. И уже появляются покупатели. Один мужчина всё пялился внутрь через окно. И на крышу внимательно смотрел. И в тетрадочку что-то записывал. А в другой раз пришли мужчина и женщина: перебрались через груду мусора и тоже пытались заглянуть в дом. А потом они повернулись и стали разглядывать улицу, словно проверяли, подходит ли она им, удовлетворяет ли требованиям. Меня они не заметили. А сами были ужасно унылые и скучные. Я стала мысленно посылать им сигнал: «Не покупайте! Не покупайте!» Они что-то друг другу сказали, покачали головой и ушли не оглядываясь.

«Вот и славно!» — подбодрила я себя и перевела дух.

Потом на улицу въехал огромный мусорный фургон. И, скрежетнув тормозами, остановился у дома мистера Майерса. Из кабины выпрыгнул мужчина в оранжевом комбинезоне. Он натянул перчатки, надел маску, словно вокруг смертельная зараза, и перекидал весь мусор в фургон. Меня он, кстати, заметил. Засмеялся и помахал. А проезжая обратно под моим деревом, затормозил, опустил боковое стекло и звонко крикнул:

— Привет, детка!

Глаза у него были весёлые.

— Привет, — ответила я.

— Видать, хорошо время проводишь? Там, на дереве, а?

— Ага.

— Вот и умница! — Он широко улыбнулся и пожал плечами, словно и хочет что-то добавить, но не знает что. А напоследок он сказал: — Ну, живи как умеешь!

И уехал. Увёз остатки существования Эрни Майерса на городскую свалку.

А как мне ещё жить, интересно? Как умею, так и живу. Но конечно, он имел в виду: живи хорошо. Живи по-настоящему. Это очень правильное пожелание для любого человека. И я твёрдо намерена его выполнить!

Внезапно на улице стало тихо и пустынно. Я спрыгнула с дерева и направилась к дому мистера Майерса. Подошла к окну, прикрыла глаза с боков от солнца — такой стакан из ладоней сделала — и всмотрелась внутрь. Пустота. Только грязный пол, много пыли, облезлые, отставшие от стен обои, бежевые в цветочек. Потолок с протечками и трещинами, а в одном месте кусок вообще обвалился. Дверь в комнату была приоткрыта. Я представила, как мистер Майерс, шаркая, переставляет ходунки, переступает порог… Мама рассказывала, что он долго, много месяцев, обитал только внизу. В бывшей столовой стояла кровать и даже унитаз.

Странно всё-таки… был человек — и нету. Мистер Майерс, между прочим, когда-то всерьёз спортом занимался: бегал и в длину прыгал. Даже проходил отбор в национальную команду Англии. А во время Второй мировой войны был лётчиком-истребителем. Трижды женился — мне мама рассказывала. И вот теперь — всё. Был да сплыл. Нет, так нельзя, не мог он совсем исчезнуть. Что-то от Эрни Майерса наверняка в этом доме осталось, например, чешуйки его кожи. И его запах. Может, даже капли его мочи на половицах. Возможно, молекулы углекислого газа, который он выдыхал, всё ещё витают в здешнем воздухе. И душа тоже.

В некоторых странах люди верят, что душа человека много дней после его смерти остаётся неподалёку от дома, а уж потом улетает. А в других странах верят, что душа никогда не оставляет этот мир, а живёт в нём птицей. Только представьте: все птицы вокруг нас — это души умерших… Я глянула на крышу — там сидел чёрный дрозд. Чтобы его рассмотреть против солнца, я сделала ладонь козырьком. А совсем высоко в небе мелькали крошечные чёрные точки, жаворонки. Они пели.

Тут появилась мама — подошла сзади и положила руку мне на плечо.

— Жаль, что я не знала Эрни, когда он был молодым, — сказала я.

Мама засмеялась.

— Хочешь быть древней старушкой? — Пока я это обдумывала, мама добавила: — Он был хорошим человеком. Помню, я везла тебя в коляске по улице, он вышел за калитку и вложил тебе в ладошку монету, целый фунт. И сказал: «Младенцу на счастье».

— А ты с папой шла?

— Да. Да, папа был рядом. — Вдруг мама вздрогнула: — Что это?

— Что? Где?

— Там. В доме, Мина.

Всмотревшись сквозь стекло, мы увидели, что из комнаты крадётся чёрный кот.

— А-а… просто кошка… — Мама перевела дух.

Я улыбнулась и порадовалась за моего дружочка из подземелья. Пусть поживёт пока в пустом ломе мистера Майерса — мышей для него тут вдоволь, наверняка.

— Покупатели уже приходили, дом смотрели, — сказала я.

— Хорошо. Значит, скоро у нас появятся новые соседи.

— Но вдруг они окажутся скучными? Те, что приходили, были какие-то унылые.

— Мина, ты же знаешь: нельзя сулить о людях по первому впечатлению.

— Знаю, конечно. Но они правда были такие тусклые-унылые…

Мама засмеялась:

— Может, повесишь на дверь табличку: «Этот дом продаётся только интересным людям»?

— Может, и повешу.

— Ладно, в любом случае покупка дома — дело непростое. Особенно этого дома, поскольку в него придётся вложить немало сил. Многих это отпугнёт. Так что люди будут приходить и уходить. Посмотрел — ещё не значит купил.

— Это понятно.

Мимо медленно ехал синий автомобиль. Человек за рулём всматривался — проверял номера домов. Остановился. Сидевшая рядом женщина тоже выглянула в окно. Но тут же выпрямилась и отвернулась. Они коротко поговорили и уехали.

— Будет хорошо, если дом купит семья с детьми, верно? — сказала мама.

Я пожала плечами.

— Нет, правда, вдруг тут появятся дети твоего возраста? Чем плохо?

— Мне всё равно, — ответила я.

Мама мягко улыбнулась.

— Совсем всё равно? — уточнила она.

— Нет. Главное, чтобы они были…

— Интересными?

— Да! Интересными!

Мама снова улыбнулась, а мне внезапно стало неуютно. Мама погладила мена по плечу.

— Уверена, всё так и будет, — сказала она.

Мы пошли к себе. А синий автомобиль снова выехал на нашу улицу и медленно подкатил к дому мистера Майерса.

Чёрный дрозд заорал, затрргикал, предупреждая об опасности.

— Мам, а ты веришь, что птицы — это души? — спросила я.

Мама задумалась.

— Нет. Всё-таки — нет. Но это красивая мысль. А ты?

— Я тоже нет. Птицы и без того удивительные существа. Им не нужно быть чьими-то душами.

Мама пошла на кухню. А я снова залезла на дерево.

За мной наблюдал чёрный дрозд. А я наблюдала за мужчиной и женщиной, которые на этот раз вылезли из машины. И подошли к дому — посмотреть в окно мистера Майерса. Женщина была беременна. С виду — очень симпатичные, хорошие люди.

— Яйца-то отложили? — шёпотом спросила я у дроздов.

Тррр-гик-гик!

Тррр-гик-гик!

Тррр-гик-гик!

На обед мы ели сыр, бананы, булочки с глазурью и запивали всё это гранатовым соком. ГРАНАТ! КАКОЙ ВКУС! А СЛОВО-ТО КАКОЕ!

Пока мы ели, мама снова заговорила о птицах и душах. Некоторые люди, сказала она, верят, будто души бессмертны и остаются на земле — просто перекочёвывают после смерти в другое тело, даже необязательно человеческое, случается, что и звериное. Это так и называется: переселение душ. Как бы рождение заново. Реинкарнация. Потом мама рассказала об учении Платона, о верованиях индуистов и буддистов. Оказывается, некоторые считают, что за неправедную жизнь человек будет наказан, родившись насекомым. Или даже овощем.