Грозовая степь - Анатолий Соболев

Стали тушить нашу крышу. Огоньки быстро попрятались, и крыша мокро почернела.

Райком сгорел.

Под утро прискакал отец. В эту ночь он был в Бийске.

- Документы как? - спросил он, не слезая с коня.

Гнедко загнанно ходил под ним взмыленными боками.

- Спасли, Пантелей Данилыч. Что смогли, спасли, - ответил дядя Митя второй секретарь райкома. Теперь он был в штанах.

На пожар дядя Митя прибежал в одних подштанниках и выделялся как белая ворона среди черных.

- Вот только опись имущества раскулаченных погорела, - понизив голос, добавил дядя Митя.

- Та-ак, - протянул отец и тяжело перенес через седло ногу. Грузно спрыгнул с пошатнувшегося коня.

Постоял у пожарища, пнул смрадно дымящуюся головешку.

- Спаялись, гады, как ужи по осени. Ну нет, наша перетянет! - с силой хлестнул плеткой по голенищу и пошагал в ГПУ.

Глава шестая

Настал июнь, занятия в школе кончились, мы перешли в пятый класс.

Делать нам теперь нечего, и мы каждый день пропадаем в степи: то играть туда уйдем, то гнезда зорить, то сусликов ловить, а то и просто походить, поглазеть.

Собираемся обычно у Федькиной избы на краю села.

Но однажды Федька исчез. Как сквозь землю провалился. Три дня мы его не видели. Приходили к нему, мать говорила:

- Удирает куда-то, варнак, на целый день! Сама не доищусь.

Куда он удирает? И почему без нас? Это становилось загадкой.

На четвертый день мы были свидетелями того, как Федька слезал с вышки бани. Он был чумазый, будто ночевал в трубе, и какой-то очумелый, вроде белены объелся.

- "Таинственный остров" читал. Ух!..

Пустыми глазами посмотрел на нас. Он был где-то там, в непонятном для нас мире.

- Ух!.. - ошалело потряс он вечно не чесанной головой. - Ух!.. - в третий раз ухнул он.

- Чего ты разухался, как филин? - возмутился Степка. - Ты почему один читал? Друг называется.

- Шибко завлекательно. Силов не было до вас добежать.

- Ладно, мы тебе припомним, - пообещал я.

- Ух и люблю книжки читать, - сказал Федька, нисколько не обращая внимания на наше возмущение. - Заливисто читаю.

И посыпались из него слова, как грибы из лукошка: "Дункан", "пираты", "воздушный шар"...

- Эх, сесть бы на воздушный шар и полететь бы! - мечтательно закатил глаза Федька. - Лететь, лететь бы - и на остров прилететь! Там бы жили себе и пиратов бы ждали. Я бы главный был, этим... как его? Смитом. А ты бы, Ленька, - негром, а Степка бы - каторжником Айртоном.

- Чего это ты меня - каторжником! - рассердился Степка. - И почему это ты главный, а не я?

- Потому, что я книжку читал, - резонно ответил Федька, - а не ты. И не знаешь, что делать надо по книге.

- Все равно не хочу быть каторжником, - сказал Степка, - я Чапаевым хочу быть.

Мне тоже совсем не хотелось быть каким-то негром. Я тоже хотел быть Чапаевым или, на худой конец, Петькой-ординарцем. Так мы в тот раз и не договорились, кто кем будет, но мысль куда-нибудь полететь крепко засела в нас. Полететь не полететь, а вот пойти до гор, что синели на горизонте, стало просто невтерпеж. И однажды встали мы спозаранку, захватили по горбушке хлеба, нащипали луку на грядке, сольцы завернули в тряпочку и айда! - пошагали.

Что там за синими горами, за широкими долами? Неведомые страны с индейцами, что носят орлиные перья в волосах? Океан-море? Острова с пальмами и обезьянами? Мир велик и удивителен! И все хочется видеть.

Мы уже порядком устали, съели на ходу и горбушки хлеба, и лук, а горы не придвинулись ни на капельку.

- Мерещатся они, - угрюмо говорит Федька. - До бесконца-краю идти надо.

- Настоящие они, только идти больно долго, - отвечает Степка.

- Отдохнем тогда, - предлагает Федька и первым заваливается в траву на опушке березовой рощицы.

Лежим задрав ноги. Степка поглядывает на Федьку, и на губах его притаилась плутоватая улыбка. А Федька мечтательно уставился на небо и грызет длинную травяную былку.

- Федьк, а Федьк, - держит Степка в руках одуванчик, - закрой глаза, а рот открой - фокус-мокус покажу.

Федька подозрительно косит глазом, перестает грызть былку. Федька страсть как любит фокусы, но Степке он не доверяет. Однако желание узнать фокус настолько велико, что он забывает о предосторожности и до ушей растворяет рот, на совесть зажмурив глаза. Степка быстро сует в рот одуванчик. Федька плотно прихлопывает губы, а Степка медленно вытягивает уже оголенный стебелек. Федька ошалело хлопает глазами и начинает ругаться; изо рта летят мокрые парашютики от одуванчика.

- Я бы его целым вытащил, - говорит Степка. - А ты дверки-то захлопнул. Испортил фокус.

Федька лезет на Степку с кулаками, тот увертывается. Потом они сопят, стараясь свалить друг дружку, но никто не пересиливает.

- Погоди, еще закукарекаешь у меня, - обещает Федька, отдуваясь.

Мы знаем, чем он грозит. Гипнозом. Федька хочет стать гипнотизером. Для этого, утверждает он, надо не мигая просмотреть час в одну точку. Глаза от этого станут пронзительные, и все подчиняться будут. Придешь, к примеру, в сельпо, глянешь на продавца и про себя скажешь: "Дай килограмм конфет". Он тебе и отвалит, в бумажках или леденцов в жестяных баночках. И не за деньги, а так просто, за здорово живешь. Он даже помнить не будет. Затмение найдет.

Мы все усердно упражняемся в гипнозе. Но через две-три минуты глаза начинают слезиться - и сморгнешь. А сморгнул - всё. Начинай сначала. Час не моргать надо.

Федька говорит: "Упертый я человек, сделаюсь гипнозом". Мне и Степке он говорит, что все равно ничего у нас не выйдет. Для гипноза надо иметь черные глаза. А у Степки глаза голубые, у меня - серые, и только у Федьки - черные. И вообще Федька черный, как грач, а Степка - белобрысый, а я - какой-то средний, ни черный, ни белый.

- Заставлю без штанов в крапиве сидеть! - грозит Федька.

Но Степка уже занят другим. Он ободрал с прутика кору и воткнул его в муравьиную кучу. Прутик враз покрылся муравьями. Степка стряхнул их и с наслаждением стал слизывать с прутика капельки муравьиного сока. Мы тоже следуем его примеру и лакомимся кисленьким соком.

- А ударила бы сейчас золотая молния, - говорит Федька, - и мы бы нашли ее. Вот было бы здорово!

Да, хорошо бы такую молнию найти. Мы бы сразу мастерами на все руки стали, аэроплан бы сделали и летали бы на нем, а зареченские лопнули бы от зависти. А еще бы... еще бы что? Еще бы рогатки сделали, которые без промаха бьют - только камушек вложи и натяни, а там он сам полетит куда надо. Еще мост новый через Ключарку построили бы, как отец мечтает, и тракторов бы в колхоз наделали, и всех бы кулаков - под ноготь.

- Где это Воронок скрывается? - спрашивает Степка, глядя в глубь березовой рощицы.

Мысль о Воронке давно волнует каждого из нас, но мы не признаемся друг дружке. Степка первым высказывает общее опасение. Федька даже бледнеет при упоминании этого имени, и глаза его испуганно округляются.

Где-то здесь, в степи, а вернее - вон в тех веселых островках леса скрывается со своей бандой Воронок. А ну как вынырнут из того вон овражка немытые бородатые бандюги и скажут: "Ага, попались! Вы за Советскую власть? Вяжи их!"

Нам не по себе от этой мысли, и горы уже кажутся не такими заманчивыми. Молчим, поглядываем по сторонам: не появятся ли верховые. Бандиты, конечно, на конях, с обрезами.

Первым сдается Федька.

- Я дальше не пойду, нога расхворалась.

Он морщит лицо и хватается за ногу, которая давным-давно зажила. Мы со Степкой переглядываемся, выжидаем, кто что скажет. Наконец Степка недовольно ворчит:

- Вечно с тобой так. Что-нибудь да стрясется.

Теперь уж и мне можно сделать вид, что уступаю.

Путешествие наше кончается тем, что нежданно-негаданно подъезжает к нам мой отец в плетеном пестерьке, заложенном Гнедком, молодым ленивым жеребчиком. Отец натягивает волосяные вожжи, с веселым прищуром оглядывает нас из-под широких ежистых бровей.

- Садитесь, мигом домчу. Конь - зверь, поменять бы где.

Мы лезем в пестерек.

- Куда ходили?

- В горы хотели, дядя Пантелей, - разбалтывается Федька. - Да забоялись. Воронка забоялись.

Отец хмурится.

- Без толку не шляйтесь по степи... Но! Но-о! - причмокивает на Гнедка.

Тот даже и ухом не ведет. Косит глазом хитро, высматривает, где кнут. Отец показывает, Гнедко мотает головой: ага, мол, вижу, и берет с места валкой рысцой.

- До гор я вас довезу, дайте вот только с коллективизацией управиться. Пионерский лагерь там откроем. Есть такая думка в райкоме... Но! Но-о! - прикрикивает на Гнедка, который под шумок уже пошел шагом.

Отец мотает махорчатым плетеным кнутом, Гнедко спотыкается.

- Заспотыкался, волчья сыть! Никудышный жеребчик. Обменять надо... Да-а, есть думка в райкоме: сделать для крестьянских ребятишек пионерский лагерь в самом красивом месте. В Белокурихе.

Отец смотрит на нас, что-то прикидывает.

- Не надоедает без толку болтаться? Делом бы занялись. Кругом такое, а вы в сторонке. Не к лицу пионерам это. Надо с вашей учительницей потолковать, к делу вас пристроить.