Покушение - Василий Веденеев

– Плохо, – наконец выдавил он, – его выводят, когда гуляет больше чужих или новеньких. Вот падаль, нашел момент! На кого в его смене, выходящей на прогулку, я могу рассчитывать?

– Ну, несколько ваших людей, – протянул в раздумье Моу. – А еще?.. Есть там кое-кто, кому не нравится Баглан.

– Имена? – потребовал Менза. – Что они из себя представляют? И можно ли на них действительно положиться? Свара будет нешуточная.

– С ним выводят политических. Террористов, бывших военных, участвовавших в заговоре...

– Это когда было? – недоверчиво усмехнулся китаец. – Десяток лет прошло, неужели еще сидят?

– Да, – подтвердил уголовник, – сидят. Один ходит на и прогулку в смене Баглана. Говорят, бывший парашютист, офицер, приговорен пожизненно. Его многие знают, сильный человек.

– Заговорщик, – презрительно скривил губы китаец.

– Рассказывают, он состоял в подпольной организации армейских офицеров. Наверное, воображал себя новым Насером, да их кто-то вовремя предал. Есть и другие, из противников власти.

– А этот военный, – заинтересовался Менза, – почему же президент не помиловал его? Власть сменилась, и если он был против прежнего режима, то должен стать другом настоящему? Не знаешь?

– Нет, – отрицательно помотал головой Моу, – не знаю. Слышал, он мечтает узнать, кто предал организацию.

– Зачем? – удивился китаец, непослушными пальцами расстегивая на груди рубашку. Она намокла от пота, и пуговицы с трудом пролезали в петли. – Хочет мстить?

– Болтают, что он прекрасный стрелок, – беззвучно посмеялся уголовник. – Наши его не трогают, как и других пожизненно приговоренных. Вы же знаете, их принято уважать.

Менза кивнул – это ему хорошо известно: во всех тюрьмах с уважением относятся к тем, кто принужден провести в их стенах всю оставшуюся жизнь и будет потом покоиться на тюремном кладбище.

– Надо позаботиться, чтобы этот вояка и другие политики не остались в стороне, когда начнется заваруха. Не забудь!

Менза подтянул брюки и поплелся к выходу – невыносимая жара в туалете его доконала и хотелось глотнуть прохладного воздуха коридора, казавшегося чистым после туалетных запахов.

Возвращаясь в камеру, он думал о Бэрхе – его управляющий ловкий человек, способный на многое, и сейчас, как никогда, хозяин нуждался в его услугах и помощи. Моу сделает все, что ему велено, – в этом можно не сомневаться, а вот что произошло на воле? Отцы темного бизнеса нечто нащупали, ведя собственные бухгалтерские учеты, или им кто-то настучал на Мензу? Впрочем, не все ли равно теперь, когда им известно, что он утаивал часть дохода, обманывая не только налоговое ведомство, но и отцов, скрытно финансирующих его предприятия?

Конечно, нет сомнений, что сначала они попытаются точно выяснить – сколько Менза у них украл? И у тех и у других. Да, именно украл, нечего перед самим собой стесняться. Но на выяснение потребуется определенное время, расходы, организационная суета – ничего не делается в единый миг. Барелли в записке сообщил, что те и другие силы подбираются к людям Мензы, начинают трясти их. Скоро доберутся и до брата, а тот слабак, не выдержит натиска, испугается, начнет разматываться, выбалтывая коммерческие тайны. Так, по частям, восстановят картину хищения: что-то узнают от брата, пусть он знает далеко не все, что-то расскажут другие, а толковым людям достаточно лишь намека, чтобы уцепиться. И следствие, начатое отцами темного бизнеса, не в пример страшнее, чем полицейское и судебное.

Когда установят сумму, то захотят получить ее обратно, соответственно, с процентами. И пока из него не вышибут деньги, можно надеяться на жизнь. Но кто знает, как начнут развиваться события? Ведь стоит только кому-то поджарить пятки, – а перед этим не остановятся, – как следствие, проводимое отцами темного бизнеса, быстро двинется вперед.

Деньги отдавать нельзя – в этом он абсолютно уверен. Пока они у него – он жив! Они являют собой хотя и слабую, но гарантию сохранения жизни, поскольку никто, кроме него, не знает, где они. С другой стороны, – что значат эти жалкие гроши для отцов темного бизнеса?

Отцы могут отдать приказ прибить Мензу в назидание другим. Первый сигнал уже есть – поползли слухи по тюрьме и Баглан хочет взять ее в свои руки. Сам хочет или ему подсказали сделать это?

Лучше всего, конечно, вырваться отсюда и исчезнуть вместе с деньгами. Но приходится ждать и надеяться, надеяться и ждать, как бы тяжело ни было оттого, что ты ничего не можешь предпринять, находясь взаперти.

Войдя в камеру, Менза начал ходить по ней из угла в угол, прикидывая в уме различные варианты, но сосредоточиться мешал надсадный вой. Где-то внизу, в подвальном карцере, кричал подвешенный к потолку за браслеты, надетые на вывернутые назад руки, провинившийся уголовник.

Не выдержав, Менза повалился на койку и накрыл голову тощей подушкой...

Офицер тюремной охраны выключил запись и снял наушники – разговор подследственного Фарида Акбара с заключенным Мустафой Сайдом по кличке Моу, произошедший в туалете второго этажа четвертого блока тюрьмы, теперь на кассете.

Закурив, офицер сделал пометку в служебном блокноте, чтобы на вечернем совещании не забыть доложить господину начальнику тюрьмы о затеваемых уголовниками сведениях счетов. Откинувшись на спинку кресла, он подумал, что уголовникам мало своих дел, они пытаются впутать в них и политических. Впрочем, если призадуматься, то это неплохо – пусть намнут друг другу бока и повыбьют дурь из голов.

Долгий, животный вой наказанного уголовника, доносившийся из расположенного в подвале карцера, начал действовать дежурному офицеру на нервы – в конце концов, уже вечер и хочется немного расслабиться. Офицер встал и приоткрыл дверь:

– Сержант! Скажите, чтобы крикуну дали пару раз дубинкой по затылку. Пусть висит молча. Надоел!..

Ночью запись разговора Фарида Акбара и Мустафы Сайды прослушал человек в светлом костюме – копия записи была получена от начальника центральной тюрьмы. Когда отзвучали голоса заключенных, второй человек, присутствовавший при прослушивании, сказал:

– Пока все идет как запланировано. Завтра они устроят сведение счетов. Предупредите начальника тюрьмы, чтобы они не вмешивались в это дело до нашего распоряжения. Пусть ситуация развивается естественным путем.

Слушая его, человек в светлом костюме почтительно стоял и согласно кивал.

– Кстати, – прищелкнул пальцами говоривший, – вы уверены, что будет достигнут нужный результат?

– Абсолютно уверен, – чуть поклонился человек в светлом костюме, – потому что на прогулку должны вывести именно тех, кто нам нужен...

Вилла «Джулия», облюбованная Джеймсом Хоном для своей резиденции, располагалась в уютном пригороде – тихом, зеленом, удаленном от шумного центра, базаров и провонявшего рыбой порта.

Греди всегда завидовал способностям Хона и его умению везде устраиваться с удобствами – даже временное жилье тот умудрялся превратить в комфортабельные апартаменты. Приехав сюда работать в качестве представителя международного благотворительного фонда по развитию образования, Джеймс быстренько подыскал приличное гнездышко.

Сейчас, рассматривая обстановку библиотеки виллы в ожидании появления пригласившего его хозяина, Эдвин вновь думал о том, как же удается Хону все так ловко и быстро устраивать? Прожил тут не более двух лет, а дом и сад выглядят так, словно здесь родилось и состарилось не одно поколение Хонов, передавая друг другу по наследству не только деньги, но и склонность к комфорту и устоявшиеся привычки.

– Привет, – вошедший Джеймс протянул старому приятелю обе руки и увлек его к сервированному для чая столику.

Темнокожий слуга вкатил еще один столик, поднял туго накрахмаленную салфетку и, взяв стоявший под ней фарфоровый чайник, разлил ароматный напиток по чашкам. Эдвин попробовал – чай отдавал мятой и незнакомыми травами.

– Неплохо устроился, – дождавшись, пока выйдет слуга, сказал Греди, прикидывая, зачем он вдруг понадобился Хону. Что того побудило пригласить его на виллу? Виделись время от времени, обменивались ничего не значащими фразами, пару раз посидели в баре, вспоминая университет. Честно говоря, Эдвин ждал, что Джеймс, хорошо осведомленный о его близости к президенту, обратится с какими-нибудь просьбами или проектами, но Хон ни словом не обмолвился о делах. Может быть, он решил это сделать сейчас, так сказать, на своем поле?

– Стараюсь, – предлагая гостю печенье, улыбнулся Джеймс, и Греди подумал, что, может быть, он зря мучается раздумьями и во всем видит желание других получить выгоду. Вот, сидит напротив старый добрый приятель, с которым во времена юности выпита не одна бутылка и с которым не раз вместе ходили в дансинг. Стоит ли забивать себе голову? Не лучше ли просто поболтать с добрым стариной Хоном и отправиться восвояси?