Мещанка - Николай Васильевич Серов

«И чего я искал ее? А искал ведь! — думал он. — Да. Но как она вошла, как говорила!.. А на субботник не пришла. Почему? Но ведь не все же были… А почему я думаю обо всем этом?»

Но — думалось.

* * *

На другой день утром он сидел в кабинете, глубоко задумавшись.

Нового в заводских неурядицах для Павла Васильевича не было ничего. Причину он увидел сразу. За суетней, спорами и взаимными упреками скрывался обыкновенный беспорядок. Он уже въелся здесь. А к чему привыкли, трудно выжить. Вроде так и надо. И выжить этот беспорядок должен был он, Павел Васильевич. Выжить крутыми мерами, беспощадной требовательностью. Два месяца изучал он не обстановку, а людей, чтобы не стукнуть кого зря, чтобы понять, как надо отнестись к каждому начальнику цеха, отдела, участка. Через неделю после прихода на завод он уже мог бы сказать, что надо делать, чтобы выправить положение, но и сейчас не всегда мог безошибочно понять людей.

«Встать над людьми, хотя бы только сейчас. Спрашивать. Да, да, конечно, спрашивать! Но как не хочется, как неприятно говорить людям плохое о них. Ведь многие из них хорошие люди, я вижу это. Как бы хотелось говорить по-хорошему… Обижаются, ругают. Пусть трудно и больно, но над людьми встать можно, а как я встану рядом с ними? Товарищем, другом. В сущности, это ведь борьба за человека, и пусть обижаются, пусть говорят что угодно, но я должен спрашивать. Но сухарь я. Надо помягче».

— Павел Васильевич, — вдруг услышал он громкий голос. В кабинете стоял начальник сборочного. Молодой еще инженер, худощавый, с длинными светлыми волосами и крупным грубоватым лицом, в сером костюме.

— Извините, я, кажется, помешал вам. Третий раз называю вас и вот… Извините.

— Задумался, — смущенно ответил Павел Васильевич. — Мысли разные… Ну, с чем пришли? Садитесь вот сюда, поближе.

— Заявление принес. Вот познакомьтесь, — положив на стол лист исписанной бумаги и почему-то не глядя на Павла Васильевича, сказал начальник сборочного.

— Заявление? — удивленный тем, что начальник все избегал его взгляда, переспросил Павел Васильевич. — Ну что же… Да вы садитесь, садитесь, в ногах правды нет.

Прочитав большую, подробную просьбу, Павел Васильевич удивился еще больше.

— Так, — как бы про себя проговорил он. — Заявление. В связи с тем, что в цехе систематически бывают простои, а на мои неоднократные докладные записки, выступления и просьбы никто не обращает внимания и дело не улучшается, прошу освободить меня от занимаемой должности. Я хочу работать над совершенствованием машин как инженер, а не бегать без толку по кабинетам… Так, — вздохнув, повторил Павел Васильевич и отложил заявление в сторону.

Несколько раз слышал он выступления этого человека на собраниях и совещаниях. Горячие, возмущенные выступления. То плохо, сё плохо, так работать дальше нельзя — таков был смысл этих выступлений. И все это было, безусловно, верно. Павел Васильевич понимал его и думал, что именно он и такие, как он, возьмутся за дело с жаром, с охотой. И вот тебе на, уходит. Бежит, даже не подумав приложить сил. В чем дело? И почему именно сейчас?

— Только те причины, которые вы указали в заявлении, заставили вас написать его, или еще что? — спросил Павел Васильевич.

— А разве этого мало? — пожал плечами начальник сборочного.

— Нет, нет, хватит, — успокоил его Павел Васильевич. — Для того, чтобы понять вас, хватит.

И он понял. Выступления и разные докладные записки нужны были этому человеку в качестве щита, на случай, если припрут к стенке: дескать, выступал, говорил, не мое дело, если не слушали. Теперь спросили работу с него, этот щит уже не спасал, и он решил уйти.

— Значит, вы и писали, и говорили, и все без толку, — с нескрываемой насмешкой проговорил Павел Васильевич.

— А вы разве не знаете, товарищ директор? — подавшись вперед, нервничая, спросил начальник сборочного. — Разве не слышали?

— Слышал, как же. Знаю. Но я знаю и другое: наговором сейчас болезни не лечат, старо это.

— А вы бы с рабочими поговорили. Они ведь с меня спрашивают. А я что могу? — расходясь и уже размахивая руками, горячился начальник сборочного. — Встали бы на мое место, посмотрел бы я, как бы вы заговорили.

— Спрашивают? — чувствуя, как все закипело в душе, и уже не сдерживаясь больше, крикнул Павел Васильевич. Он поднялся за столом и в упор глядел на начальника сборочного. — Спрашивают! Да как они в самом деле смеют спрашивать! С человека, который и пишет, и говорит все правильно, все о деле. Ни благодарности, ни сочувствия, ни черта. Спрашивают и все. Да разве можно работать с таким народом? Бросить все надо и бежать. Экие негодяи все, и я в том числе, работу с него спрашивают. Пока не спрашивали, еще можно было жить, а теперь — бежать, бежать к чертовой бабушке, подальше! Я тебя понимаю. Жаль только, что ошибался в тебе.

Он смолк, достал папиросу и, отбросив попавшуюся под руку ручку, сел.

— Вы не так меня поняли, — глухо проговорил инженер.

— А как тебя надо понимать? — ткнув в пепельницу недокуренную папиросу, поинтересовался Павел Васильевич.

— Сегодня опять стоял участок сборки редукторов. Не было шестерен. Ну, что я могу, что? Скажите! — видно, полагая этот аргумент неотразимым и явно козыряя им, с плохо скрываемой ухмылочкой спросил начальник.

— Что делать, конечно! — разводя руками, все в том же насмешливом тоне ответил Павел Васильевич. — А разве ты не знал еще позавчера, что будет простой?

— Не знал. Да и зачем я должен об этом думать? Пусть думает тот, кто за это отвечает, а мне дай, что́ положено.

— Вот, вот, вот. Все и дело-то в этом, — вздохнув, сказал Павел Васильевич. — Мне дай — и все! А я работать не привык. Тебе ведь безразлично все, что бы ты ни говорил. Простой — я оправдаюсь докладной, непорядок — отмечу в выступлении. И буду чист. Тебе больше до себя дело, чем до работы, вот и все. Только бы меня не тронули, не обвинили в чем, боже упаси! Знаю я таких, встречались. Глядят на себя: какой я правильный, какой хороший! Только люди около меня плохи. Не понимают моих пожеланий и советов, поэтому все так и идет. Слово я твое слышал, а где дело? Не вижу. И не один я, а и рабочие цеха не видят. Кто назовет плохое хорошим? Я хочу жить спокойно. Пусть мне создадут условия, а не хотят — до свиданья. Так, что ли?

Инженер сидел, опустив голову. Он, видно, не ожидал, что произойдет такой разговор, и растерялся.

— Никто за