Политическая организация общества и право как явления социальной эволюции. Монография - Сергей Дробышевский

Оценку изложенных теоретических позиций о ненормативной природе права, скорее всего, определяет следующее обстоятельство. Управление максимальной политической организацией посредством издания общеобязательных для ее членов постановлений не может не быть нормативным регулированием, потому что представляет собой упорядочение комбинированной деятельности ряда лиц, нацеленной на достижение определенного результата[82].

Всякое такое поведение дает плоды, ради которых оно осуществляется, только если исполнители конкретных действий познаю́т присущие ему закономерности, т. е. существенные, повторяющиеся связи процесса своего взаимодействия, и сознательно реализуют их как правила или нормы собственных поступков, направленных на реализацию поставленной цели[83]. Иными словами, результативность отмеченного поведения немыслима вне нормативного регулирования. Органы управления совместной деятельностью людей возникают исключительно для формулирования и обеспечения претворения в жизнь указанных закономерностей. Именно этому служат все их обязательные для участников согласованного поведения решения.

Как верно заметил известный американский правовед Д. Дикинсон, если концепции общеобязательного ненормативного воздействия на жизнь людей сохраняют свою природу, а не превращаются в ширму, скрывающую общеобязательное нормативное регулирование, то предполагаемые ими «чисто произвольные и спорадические»[84] действия по общеполитийному управлению неизбежно окажутся неразумными[85]. Соответственно люди не будут иметь успеха ни в одном из предпринимаемых ими видов деятельности, в результате чего функционирование политического тела, равно как и социальных организаций в его в пределах, станет невозможным. Таким образом, тот факт, что полития функционирует, сам по себе несовместим с реальностью общеобязательного ненормативного воздействия на человеческое поведение.

Разумеется, не все содержание критикуемых воззрений о ненормативном характере права несостоятельно. В частности, в них не вызывает сомнения тезис, согласно которому любые две ситуации во всяком происходящем в политии процессе соединения усилий ряда индивидов не полностью идентичны. Несомненно, что отсюда вытекает нужда в разных общеобязательных решениях относительно каждой из них при необходимости вмешательства в указанные ситуации органа управления максимальной политической организации. Однако эти ситуации всегда являются компонентами одного целенаправленного процесса, имеющего специфические закономерности функционирования, которые хотя и в разном обличье, но проявляются во всех его моментах и фазах. Судебные и административные постановления органов управления политического тела издаются лишь для того, чтобы свойственные отмеченному процессу закономерности реализовывались как общеобязательные нормы. Поэтому сами такие решения общеполитийных руководящих структур неизменно выступают в качестве феноменов общеобязательного нормативного регулирования, несмотря на то, что они в силу своей природы судебных и административных постановлений по конкретным делам не содержат обобщенных формулировок указанных правил.

Как известно, последние существуют отнюдь не только в виде такого рода формул, специально провозглашенных общеполитийными органами управления. Зачастую общеобязательные нормы имеют форму судебного прецедента. Для его конституирования вполне достаточно одного общеобязательного постановления по конкретному делу, имеющему какие-либо общие черты с новой рассматриваемой общеполитийным управляющим органом ситуацией. Прецедент будет присутствовать, если в той мере, в какой, по мнению общеполитийного руководящего органа, второе дело аналогично первому, он использует первое решение в качестве образца или стандарта, т. е. нормы, при принятии постановления по поводу второй ситуации[86]. И хотя во всем остальном орган управления политического тела неизбежно будет руководствоваться специфическими обстоятельствами разрешаемого дела, не охватываемыми нормой, тем не менее то, что он делает, – общеобязательное нормативное регулирование[87]. Поскольку это не учитывается представлением о праве как феномене общеобязательного ненормативного воздействия на человеческое поведение, то такую точку зрения нужно отвергнуть по причине несоответствия действительности, согласившись с Д. Локком в том, что правление без юридических норм «представляет собой тайну в политике, непостижимую для человеческого разумения и несовместимую с человеческим обществом»[88]. Соответственно при дальнейшем рассмотрении вопроса о понимании права следует сосредоточиться на круге явлений общеобязательного нормативного регулирования[89].

Найти среди них право возможно, обратив внимание на сложившуюся в юриспруденции давнюю традицию. Согласно ей определение права в любой политической организации общества выполняет функцию точного установления того, чем полития как целостность приказывает руководствоваться в качестве образца или нормы субъектам свойственной ей политической жизни. Отсюда вытекает характерное для очень многих правоведов включение в объем понятия права системы общеобязательных правил поведения.

В некоторых языках (например, латинском, итальянском, французском, немецком и русском) правом называется и иная вещь – предоставленная максимальной политической организацией каждому из составляющих ее лиц и объединений возможность использовать в целях удовлетворения собственных нужд поведение, включая акты бездействия, других лиц и ассоциаций, подчиняющихся общеполитийным руководящим структурам. Гарантированные политией возможности этого рода, обычно именуемые в русском языке субъективными юридическими правами, вместе с предполагаемыми ими юридическими обязанностями составляют содержание общеобязательных правил поведения. Естественно, что отмеченные обозначаемые словом «право» разные явления связаны друг с другом именно так, а не как виды некоего рода. Поэтому несомненно верна критика Д. Остином части современных ему немецких юристов за то, что они постулируют право как родовое понятие и затем выделяют два его вида – «право в объективном смысле» и «право в субъективном смысле». При этом под первым видом понимается совокупность общеобязательных норм, а под вторым – всякая из гарантированных ею возможностей поведения субъекта политической жизни общества, т. е. понятие, коррелятивное понятию «юридическая обязанность»[90]. Поскольку такая классификация присутствует и в работах юристов конца XX в.[91], то указанная критика Д. Остина сохраняет свое значение и теперь. Равным образом и в наши дни актуальны его суждения о неодинаковой «предрасположенности» разных народов к описанному теоретическому заблуждению по чисто лингвистическим причинам. Как известно, Д. Остин полагал, что оно имеет гораздо больше шансов сложиться в языковой среде, для которой характерно одинаковое наименование совокупности общеобязательных норм и юридической возможности поведения, чем там, где этого нет, как, например, обстоят дела в англоязычных государствах[92].

Относительно того, что именно заслуживает наименования общеобязательных социальных норм и поэтому права, среди юристов прошлого и современности существуют глубокие расхождения во мнениях[93]. Причем едва ли в большинстве случаев они вызваны разной степенью постижения авторами теоретических построений о праве его природы. Квалификация ученого в конечном счете определяется тем, в какой степени созданная им теория обслуживает нужды практики. Существенно же различные концепции права как системы общеобязательных правил поведения зачастую с пользой применялись и применяются для обеспечения нормального функционирования тех политий, в которых сложились. Все это заставляет видеть в отличающихся друг от друга «нормативных» теориях права в целом адекватные своему объекту «объяснения»[94] опосредуемой ими далеко не идентичной юридической практики и поэтому искать корни неодинаковых определений права как системы общеобязательных социальных норм в специфике правового регулирования там, где они были сформулированы[95].

Некоторые ученые придерживаются взгляда, что общеобязательные нормы – один из видов предписаний должного поведения, формулируемых органами государства и адресуемых объединенным в политическое тело лицам и организациям для реализации. А именно рассчитанные на многократное использование отмеченные веления общего характера. Они вырабатываются лишь одной из подсистем органов общеполитийного управления – только подразделениями высшего и иногда среднего звеньев таких структур. Эти правила относятся согласно описываемой концепции к праву, а органы, их формулирующие, именуются правотворческими. Все же остальные общеобязательные предписания государственных органов, в особенности веления многочисленных подразделений низшего звена государственного механизма, рассматриваются как явления правоприменительной деятельности, а органы, их выносящие, называются правоприменительными. Причем предписания этих органов не включаются в объем понятия «право»[96]. Одновременно соответствующие теоретики считают для себя важным отстаивать суждение, что свобода усмотрения правоприменительных государственных структур при претворении в жизнь общеобязательных норм, сформулированных правотворческими органами, ограничена рамками содержания, вложенного в нормы при правотворчестве[97].