Семь ошибок, включая ошибку автора - Николай Самвелян

- Попридержи-ка! - сказал Браилко вознице. - Передохнем.

- Да уж близко, - ответил тот. - Скоро прибудем.

- Останови, останови.

Из дорожного баула была извлечена на свет бутылка рома и рюмка. Браилко дважды наполнял рюмку и, морщась, опрокидывал себе в рот. Затем передал вознице.

- Это другой разговор, - сказал тот. - Можем ехать хоть до края земли.

Стало теплее. Впереди замаячил сосняк, что при въезде в Старый Крым. И звезды вверху подобрели. Неслышным ветерком срывало с деревьев снег. Он зависал над дорогой. И лицу было влажно. А в голове титулярного советника роились странные, нечеткие, размытые ромом мысли.

"А вдруг, - представлялось ему, - вдруг через сто лет мой внук будет возницей, а внук возницы - титулярным, а то и статским советником. И внук возницы станет угощать моего внука в дороге водкой?"

Всякое виделось Браилке... И лишь одного он никак не мог предположить, что через сто лет никому уже не придет в голову ездить по Крыму на лошадях. Лошади в фантастических грезах титулярного советника присутствовали как нечто совершенно обязательное. Как лес. Как снег. Как звездное небо над головой.

* * *

Смуглолицый потомок генуэзских переселенцев, купец первой гильдии Доменик Аморети, был рад визитеру из Симферополя. Все же зимой грамотному человеку в Феодосии было скучновато - две гимназии, закрывающаяся еще засветло кофейня, раз в неделю доставляемые через Симферополь газеты и журналы. Да и до Симферополя они идут с полмесяца. Вот и возникает ощущение, что живешь лишь воспоминаниями...

Графиня Гаше? Отчего же, Аморети помнит ее. Тихонькая старушка, божий одуванчик. Все расспрашивала, действительно ли в Старом Крыму целебный воздух. Что ей скажешь? Воздух целебен там, где у человека хорошо идут дела. Собиралась поселиться здесь навсегда. Дело доброе: чем больше культурных людей в таком городке, тем больше вероятности привлечь к нему внимание просвещенной и самодеятельной публики. А прилив самодеятельной публики всегда влечет за собой рост торговли, строительства, всего того, что принято называть благосостоянием. И вдвойне приятно, что графиня была иностранкой. Ведь России нужны иностранцы. Их знания, их умения, организованный ум... Не станет же господин титулярный советник отрицать, что только с колонизацией Тавриды венецианцами и генуэзцами полуостров обзавелся приличными городами и дорогами?

- Откуда приехала графиня? - перебил Аморети Браилко. Венецианцы с генуэзцами сейчас его не интересовали.

- В разговоре со мной графиня обмолвилась, что приехала в благословенную Тавриду по приглашению графини Голицыной. Жила у нее в Кореизе гувернанткой при детях.

- А каково подлинное имя графини?

- Жанетта де Гаше. Разве это не подлинное? Она эмигрантка. Покинула родину в период смут и беспорядков. Человек весьма образованный, сведущий в истории царственных домов. Беседовали мы с нею на различные темы, могущие представлять интерес для культурных людей.

Следующими Браилко допросил двух священников - православного и армяно-католического. Они отпевали графиню вдвоем. Почему вдвоем? Попросту не знали, по какому именно обряду следует хоронить. На всякий случай сначала отпел ее один, а затем - и второй. Из этого можно было сделать вывод, что покойная не только не отличалась религиозной ревностностью, но и того хуже ни разу не ходила к исповеди. Почему? Может быть, именно потому, что исповедаться не могла, не имела права? Да и какой смысл ходить к исповеди лишь для того, чтобы ничего не сказать или же соврать?

Но самые интересные признания дала служанка графини де Гаше. Это была армянка-католичка, плохо говорившая по-русски, но понимавшая французский и итальянский. По словам служанки, графиня вплоть до самой смерти чувствовала себя хорошо и, в отличие от многих стариков, не жаловалась на немочи. Тем удивительнее было однажды услыхать из ее уст:

"Боюсь, что барон Боде напрасно строил для меня домик в Судаке. Поздно!"

Она написала письмо в Судак Боде, попросила отправить первой же почтой, несколько раз справлялась, отправлено ли оно. В последнюю ночь спать не ложилась. Разбирала и жгла какие-то бумаги. Служанку домой не отпустила, заставила ее до утра просидеть на кухне, что тоже было малообъяснимо и неожиданно. Изредка вызывала ее в комнаты, чтобы попросить вынести жаровню, до краев заполненную пеплом сожженных бумаг. К утру графиня легла на софу и затихла. Служанка осторожно вошла в комнату, постояла над своей хозяйкой. Лицо той было спокойным. Веки не дрожали. Служанка позвала свою подругу из дома Аморети и собралась было обмывать покойную. Но "покойная" открыла глаза и тихим голосом сказала:

"Рано. Часа через два. Мое требование - хоронить меня в том, в чем я сейчас одета. Обмывать и переодевать запрещаю".

- И все же вы ее раздевали! - сказал Браилко. - Мне это известно из показаний вашей подруги. Предупреждаю: речь идет о деле государственной важности. Сокрытие каких-либо, пусть даже незначительных, сведений может привести к тяжелым для вас последствиям.

Браилко сделал рискованный ход: ведь ни с какой подругой служанки он не разговаривал. Но авантюра удалась.

- Мы ничего не заметили, - сказала испуганная армянка. - Только два неясных пятна на плече, почти на спине.

Браилко пододвинул ей бумагу, дал в руки перо.

- Нарисуйте эти пятна.

На бумаге было нарисовано нечто схожее с буквой "V".

- Теперь согрейте мне чаю, - сказал Браилко. - А затем будете свободны, если сообщите мне, писала ли графиня какие-либо письма и куда отсылала?

- Она писала часто, - сказала служанка.

- Были ли корреспонденции, адресованные за границы империи?

- Нет.

- Значит, вы запоминали адреса? Может быть, вам кем-то было поручено следить за перепиской графини?

- Святой Иисус! - взмолилась служанка. - Клянусь вам... Я просто так. Никто и ничего мне не поручал.

- Понятно. Женское любопытство. Пусть будет так. Если вы искренне станете мне помогать, неприятностей у вас не будет.

...Право же, Браилко заслужил лучшей участи, чем прозябание в канцелярии Таврического губернатора. Одно удовольствие прослеживать по документам, как ловко, толково полтора столетия назад вел он расследование, пытаясь наверстать то, что упустил Мейер. Прежде всего Браилко узнал все, что мог, о бароне Боде. Это вправду был странный барон. С какой стати он оказался вдали от своей прекрасной Франции в богом забытом Судаке единственном городе, который Екатерина Великая не успела переименовать на греческий лад во время своего визита в Тавриду? Ланжерон, Ришелье, Де-Рибас приехали в Россию делать карьеру, спасаясь от революции. Наконец, просто с целью охладить разгоряченные головы. Боде, напротив, от революции не спасался. Революция барона попросту не заметила. Боде не был карьеристом, он не гнался за чинами, а подался в Россию, чтобы заняться здесь... садоводством и виноградарством. Вот уж удивительные баронские фантазии!

Не поверил в подобное объяснение Браилко. Не поверим, конечно, и мы с вами. Представляется абсолютно очевидным, что барона увлекло в Россию нечто другое. Может быть, он все же был из породы странных людей, мечтателей, время от времени совершающих поступки необъяснимые? Ничего подобного. В делах Боде был практичен и хитер. Хватка у него была не аристократическая, а купеческая. И дом он себе отстроил отменный - о десяти окнах по фасаду.

* * *

Неподалеку от дачи Боде, под горой, ютилась небольшая горная деревушка. Впрочем, дома в ней были двухэтажные, хотя и с плоскими крышами, мечеть под черепицей. Народ одевался франтовато. Правда, франтовство это было на провинциальный лад. На мужчинах - синие куртки, чеканные пояса, стальные цепочки на груди.

В селении не было нищих, сидевших, как воробьи на ветке, у входа в лавки. По всему было видно, что земля здесь хорошая, родит щедро. И местные жители были никак не похожи на коренастых и широкоскулых степняков. Они выглядели стройнее, изящней и лицом казались белее. Браилко подумал, что здешние жители наверняка имеют среди своих дедов и прадедов генуэзцев и венецианцев, которые когда-то были весьма активны в этих краях, строили крепости и города, закладывали виноградники и обводняли склоны. Может быть наследуя их и пользуясь услугами умелых и охочих к труду местных жителей, Боде и сумел завести здесь образцовое хозяйство. Виноградники барона, как было уже известно чиновнику по особо важным поручениям, давали значительные доходы. Но барон и без того был богат. И независим. Потому, видимо, и позволял себе то, чего не позволяли себе прочие обитатели полуострова. Кто еще, например, мог выстроить такой необычный дом?

Не успел Браилко взяться за молоток, висящий рядом с входной дверью, как сама дверь с жалобным вздохом отворилась. За дверью не было никого. Браилко даже опешил. В козни дьявола, как и в самого дьявола, он не верил. Затем голос, идущий неизвестно откуда, произнес: