Не только о велоспорте: мое возвращение к жизни - Лэнс Армстронг

Раз в неделю мы с мамой отправлялись в местную булочную за свежими, еще горячими пончиками и проходили мимо этого веломагазина. Джим знал, как трудно приходилось моей матери, но он видел, что она всегда держится молодцом, а я всегда аккуратно одет и ухожен. Он проявил к нам интерес и уговорил мать купить мне «серьезный» велосипед. Это был «Schwinn Mag Scrambler», и я получил его в семь лет. Он был уродливо коричневый, с желтыми колесами, но я сразу полюбил его. Почему мальчишки так любят велосипеды? Да потому, что велосипед олицетворяет освобождение и независимость; к тому же это твой первый колесный транспорт. На велосипеде ты получаешь возможность путешествовать без всяких правил и без сопровождения взрослых.

Единственным, что мать привнесла в мою жизнь против моего желания, был отчим. Когда мне исполнилось три года, она вторично вышла замуж за человека по имени Терри Армстронг. Это был невысокий мужчина с пышными усами и привычкой преувеличивать свои скромные успехи. Он занимался оптовой продажей продуктов питания бакалейным магазинам и выглядел как типичный коммивояжер. Но он приносил в дом деньги и помогал оплачивать счета. Мама тем временем продвигалась по службе и купила нам дом в Плано, одном из самых шикарных пригородов.

Терри официально усыновил меня, дав мне свою фамилию, но я не помню, чтобы меня это событие как-то взволновало. Знаю лишь, что мой биологический отец, Гундерсон, официально отказался от всяких прав на меня. Чтобы усыновление произошло, Гундерсон должен был дать на это согласие. И он без лишних слов подписал все нужные бумаги.

Терри Армстронг был христианином и пытался вмешиваться в процесс моего воспитания. Но при всем своем желании воспитывать меня в духе христианства Терри был вспыльчив и порол меня почем зря — за детские шалости, неопрятность и другие мелочи.

Однажды я оставил в своей комнате незакрытый шкаф, из ящика которого выглядывал носок. Терри достал свою старую добрую трость. Она была толстая, деревянная и для наказания маленьких детей совершенно, на мой взгляд, неприемлемая. Отчим развернул меня и огрел ею.

Эта трость была его излюбленным средством приучения меня к дисциплине. Если я приходил домой поздно, в дело вступала трость.

Шарах. Если я огрызался, палка снова прохаживалась по моей спине. Шарах. Это вызывало боль не только физическую, но и эмоциональную. Поэтому Терри Армстронг мне не нравился. Я считал его злобным мужланом и подонком, и в результате у меня с детства сложилось впечатление, что церковь существует для идиотов.

Спортсменам не свойственно копаться в своих детских воспоминаниях, это ведь спортивных результатов не улучшает. Когда преодолеваешь затяжной 2-километровый подъем и у тебя на заднем колесе висят итальянцы с испанцами, о своих отроческих переживаниях думать как-то не хочется, да и вредно. Ты должен быть сосредоточен. Но надо понимать, что все это как раз в детстве и закладывалось. Как говорит моя мать, «превращай любой негатив в позитив». Ничто не пропадает зря, все потом используется, и старые раны и обиды становятся топливом для соревновательной энергии. Но тогда я был просто обиженным ребенком, который думал: «Если я поеду на своем велосипеде по этой дороге, и буду ехать достаточно долго, то, может быть, она выведет меня отсюда».

Плано тоже оставил на мне свой отпечаток. Это типичнейший американский пригород с торговыми рядами, улицами, образующими идеальную сетку, и загородными клубами, в псевдодовоенном стиле, разбросанными среди бурых полей. Его населяют мужчины в рубашках-поло и брюках «Sansabelt», женщины, увешанные яркой бижутерией, и замкнутые в своем собственном мире подростки. Нет ничего старинного, ничего настоящего. Мне этот город казался лишенным души, и, может быть, с этим связано то, что там чрезвычайно остро стоит проблема наркомании и необычайно высок уровень самоубийств среди молодежи. Там располагается школа Плано-Ист, одна из крупнейших и наиболее одержимых футболом средних школ штата, современное здание, больше похожее на правительственное учреждение, с дверями размером с заводские ворота. В эту школу я и ходил.

В Плано, штат Техас, если ты не играешь в футбол или не относишься к верхней прослойке среднего класса, ты — никто. Моя мать работала секретаршей, поэтому я пытался играть в футбол. Но мне не хватало координации движений. Когда дело доходило до боковых движений или координации рук и глаз — а это основное в футболе, — я «проваливался».

И тогда я решил найти что-то такое, в чем все таки мог бы преуспеть. В пятом классе я участвовал в школьных соревнованиях по бегу и накануне вечером сказал матери: «Я собираюсь победить». Она молча посмотрела на меня, а потом порылась в своих вещах и протянула мне серебряный доллар 1972 года. «Эта монета приносит удачу», — сказала она. Я выиграл гонку.

Несколько месяцев спустя я записался в секцию плавания в местном клубе. Поначалу это было для меня еще одним средством сблизиться с детьми из местного «высшего общества». Но на первом же занятии я проявил себя таким неспособным к плаванию, что меня перевели в группу к семилеткам. Оглядевшись, я увидел там младшую сестру одного из моих друзей. Мне стало неловко. В футболе я оказался слабаком, а теперь не смог проявить себя еще и в плавании.

Но я старался. Если для овладения техникой плавания мне нужно было заниматься в младшей группе, я был готов заниматься. Мама до сих пор волнуется, когда вспоминает тот день, когда я бросился вперед головой в воду и, размахивая руками так словно пытался выплескать всю воду из бассейна, проплыл по дорожке туда и обратно. «Ты так старался», — говорит она. Довольно скоро меня перевели в старшую группу.

Плавание вообще трудный вид спорта для 12-летнего подростка, а уж в городском плавательном клубе Плано нагрузка была чрезвычайной. Моим тренером был Крис Маккерди, которого я и сейчас считаю одним из лучших тренеров за всю свою карьеру. Крису удалось за один год совершенно преобразить меня. На дистанции 1500 метров вольным стилем я стал четвертым в штате. Он занимался с нашей командой очень серьезно: мы тренировались каждое утро с 5:30 до 7:00. Став постарше, я параллельно начал более серьезно практиковаться в велоспорте, проезжая в предутреннем полумраке по улицам 16 километров, отделявших наш дом от клуба, на велосипеде. В бассейне я проплывал 4000 метров перед школой, а потом еще 6000 метров вечером. Это составляло 10 километров в день в воде и 32 километра на велосипеде. Мать не возражала против этого по двум причинам: она не могла сама отвозить меня на плавание и в школу, потому что работала. Кроме того, она знала, что моему темпераменту это необходимо.