Правдивая история Лилли Стьюбек - Джеймс Олдридж

— Как ты думаешь, чему посвятит себя теперь мисс Дэлглиш? — спросила отца мама, когда они завели беседу о будущем пожилой леди.

— Старику было далеко за восемьдесят, а ей за шестьдесят, поэтому вряд ли она займется серьезным делом.

— Но как же она будет жить одна в своем большом доме?

— У нее есть миссис Стоун.

Говоря о Дэлглишах, мы всегда вспоминали и о миссис Стоун, не покидавшей их более тридцати лет. В молодости она была то ли служанкой, то ли компаньонкой при мисс Дэлглиш и несколько раз ездила с хозяевами в Европу. Лишь одной миссис Стоун из всех жителей нашего городка дозволялось так близко общаться с владельцами большого дома. Это была приятная, скромная, умная женщина; когда умер мистер Дэлглиш, ей уже перевалило за семьдесят, однако она выглядела по-прежнему бодрой и не жаловалась на здоровье. Муж миссис Стоун — Джеф Стоун — служил одновременно садовником и конюхом у Дэлглишей, которые раньше держали собственный выезд, но Джеф погиб в Первую мировую войну, мистер Дэлглиш продал экипаж и больше лошадей не заводил, а пользовался наемной коляской, потом машиной и дважды в неделю приглашал глухонемого Боба Эндрюса поработать в саду.

Миссис Стоун у нас называли экономкой, а за глаза — любовницей мистера Дэлглиша. Может, так оно и было, но миссис Стоун с ее поседевшими густыми волосами и кроткими голубыми глазами казалась такой славной и простой старушкой, что большинство горожан либо вовсе пропускало эти слухи мимо ушей, либо не принимало их всерьез. Дэлглиши занимали высокое положение и могли не обращать внимания на пересуды; богатство позволяло им жить на свой вкус. Особенно мисс Дэлглиш.

Все, что мы знали о ней, было отчасти сплетнями, отчасти правдой, но больше чем наполовину домыслом. Она носила длинные легкие платья, вошедшие в моду при Эдуарде VII[3] (летом из туссора[4]), остроносые туфли на устойчивом каблуке. На ее шее почти всегда красовались длинные агатовые бусы; мисс Дэлглиш обычно не выходила из дома без сумочки из мягкой кожи с черепаховой ручкой, и мы часто пытались угадать, что там лежало; спустя много лет я узнал от Лилли, что пожилая леди брала с собой какой-нибудь итальянский, немецкий или французский роман и карманный словарик.

Приверженность к европейской культуре выделяла мисс Дэлглиш среди нас куда больше, чем ее богатство; поэтому высокий деревянный забор вокруг дома не столько оберегал уединенную жизнь хозяйки, сколько служил границей разных миров — нашего и Дэлглишей. Мы знали, что у пожилой леди есть обширная библиотека с книгами на разных языках, прекрасные картины современных художников, обнаженные скульптуры и другие ценные произведения искусства, редкое собрание пластинок, которые она выписывала, в частности, из-за океана. Но большинство книг и пластинок ей присылали по почте из Мельбурна, словно наши магазины не могли удовлетворить ее запросы, хотя там и был отличный выбор. Во всяком случае, мисс Дэлглиш иногда оказывала их владельцам финансовую помощь, точно видела в этом свой гражданский долг.

Едва ли не каждый в нашем городе считал для себя лестным приветствие мисс Дэлглиш. Ее отец никогда не раскланивался первым, хотя с неизменной чопорной учтивостью отвечал на поклоны всем, даже детям. Пожилая леди, напротив, спешила поздороваться со знакомыми, произнося своим громким, строгим голосом: «Доброе утро», «Добрый день» или «Добрый вечер», но ни разу не сказала «Спокойной ночи». «Так можно только прощаться», — утверждала мисс Дэлглиш, а она ненавидела прощания. Если же мисс Дэлглиш произносила еще и ваше имя, вы чувствовали себя посвященным в рыцари.

До сих пор помню, как я был горд, когда однажды субботним утром хозяйка большого дома сказала: «Доброе утро, Кит»; она шла мне навстречу по главной улице такой же твердой походкой, какая была у ее отца.

— Доброе утро, мисс Дэлглиш, — ответил я и хотел проследовать дальше.

Неожиданно она положила руку мне на плечо, я удивленно обернулся и оказался прямо перед ней.

— Лучше зачесывать волосы на другую сторону, — посоветовала мисс Дэлглиш. — Тогда они не будут торчать.

Я был так польщен ее вниманием, что, вернувшись домой, сразу намочил голову, перенес пробор на другую сторону (девчоночью) и с тех пор не менял прическу.

Когда мисс Дэлглиш вернулась из Европы, сент-эленцы строили разные домыслы, пытаясь найти ответы на два вопроса: какое состояние она унаследовала от отца и долго ли пробудет в городе. Размеры наследства так и остались тайной, во всяком случае, прошло полгода, а хозяйка особняка уезжать не думала, будто после смерти отца решила по какой-то причине окончательно поселиться в Сент-Элене. Но что это за причина, мы не знали, а миссис Стоун по-прежнему помалкивала насчет того, что происходило в доме Дэлглишей, впрочем, она и раньше не отличалась словоохотливостью. Мы лишь удивлялись, от кого пожилая леди узнавала обо всем, что творилось в городке.

— Как вы можете оправдывать человека, который бьет свою жену? — спросила мисс Дэлглиш моего отца в тот день, когда он защищал в суде Джека Маклеиша.

— Но его судят не за это, — ответил отец, удивившись ее осведомленности.

— Ну и что? — недоумевала мисс Дэлглиш. — Он же отвратительный человек.

— Его дурные наклонности, мисс Дэлглиш, не имеют отношения к делу. Он предстал перед законом за неуплату долга и имеет право на защиту.

— Таких людей нельзя защищать, — не отступала мисс Дэлглиш, и хотя мой отец терпеть не мог, когда его поучали, он учтиво выслушал ее, потому что она была настоящая леди.

Порядки в доме Дэлглишей почти не изменились, только из больших ворот уже не выходил старый джентльмен, направляясь в банк или церковь. Пожилая леди носила теперь темные платья, сохранив в остальном прежние привычки и манеру держаться. Миссис Стоун продолжала покупать продукты, готовить, убираться, и казалось, что мисс Дэлглиш решила спокойно доживать свои дни в Сент-Элене вместе с домоправительницей.

Но почти через год после смерти старого джентльмена миссис Стоун заболела. Одни говорили, будто у нее что-то с почками, другие — будто у нее ревматизм; часто по утрам она уже не вставала с постели, поэтому мисс Дэлглиш пришлось искать прислугу. Пожилая леди не хотела брать никого из местных женщин, однако в конце концов пригласила миссис Питерс; ей надлежало приходить к девяти, убираться в комнатах, ухаживать за миссис Стоун, готовить обед и холодный ужин; в четыре часа миссис Питерс уходила. Дольше она задерживаться не могла, так как у нее была своя семья — муж, работавший механиком в гараже Мэлоуна, и двое взрослых сыновей. Главными достоинствами миссис Питерс были аккуратность и умение держать язык за зубами. Об этой худощавой женщине с тонкими губами поговаривали, будто ей глубоко безразлично все на свете, кроме собственных семейных забот. Как бы то ни было, мисс Дэлглиш взяла ее лишь на время.

Лилли свел с мисс Дэлглиш случай. Здоровье миссис Стоун не улучшалось, и пожилая леди не хотела оставлять ее одну. Однажды в четверг миссис Стоун срочно понадобилось болеутоляющее лекарство. К сожалению, посыльного из аптеки не оказалось на месте, а прислуга уже ушла, поэтому мисс Дэлглиш открыла тяжелые деревянные ворота, высматривая мальчика или девочку, чтобы отправить к Хаулэнду за лекарствами. Мимо проходила Лилли, и хотя мисс Дэлглиш прекрасно знала, с кем имеет дело и что говорят о маленькой Стьюбек в городе, она предложила ей шиллинг, если та выполнит поручение.

— И еще один шиллинг за быстроту, — добавила мисс Дэлглиш.

Лилли исполнилось в ту пору одиннадцать лет. Она уже носила туфли, правда потрепанные, разбитые, но все-таки туфли. Лилли сбросила их, сунула под мышку вместе с аптечным пузырьком и понеслась по улице, прежде чем мисс Дэлглиш успела запереть массивные деревянные ворота.

Эти массивные ворота открывались только ключом; с улицы имелся звонок, но Лилли, возвратившись, не обратила на него внимания. Она проникла в сад своим путем, взобравшись на высокую деревянную ограду с соседского забора и спрыгнув вниз на клумбу.

— Как ты сумела войти? — удивилась мисс Дэлглиш, увидев Лилли у парадной двери.

— Через забор, — ответила Лилли.

— Мне это вовсе не нравится, — сказала мисс Дэлглиш. — Но ты вернулась очень быстро, поэтому получай свои два шиллинга.

Два шиллинга были для Лилли целым богатством, и она предусмотрительно спросила у мисс Дэлглиш, не надо ли еще чего-нибудь купить в городе.

— Благодарю, сейчас не нужно, — ответила мисс Дэлглиш. — Лучше приходи завтра после школы, вероятно, мне понадобится твоя помощь.

— Ладно, — согласилась Лилли.

— Только позвони у ворот. Через ограду больше не перелезай.

— Можно нарвать гранатов? — спросила девочка перед уходом.