Парень с соседней могилы - Катарина Масетти

Я подумала про Мэрту и ее Ненаглядного. Неужели у них было такое же начало и ноги несли Мэрту куда-то против ее воли, а яичники творили Бог знает что?

Венок с пластмассовыми цветами! Вот над чем Эрьян посмеялся бы от души! Что-что, а смеяться он умел…

Следующую неделю я воздерживалась от походов на кладбище. Надо было дать ногам и яичникам возможность угомониться, иначе бы они натворили невесть что.

Тем временем меня пригласил отужинать с ним старший библиотекарь Улоф, недавно разведенный. Прямо с работы мы пошли в новенький паб, декор которого претендует на английский, но не характерен для британских пабов по крайней мере с середины 30-х годов. Улоф носит мальчишескую, хотя и поседевшую челку, и она падает ему на лоб, когда он входит в раж. Еще у него белые руки с длинными пальцами, которыми он изящно жестикулирует. Думаю, такая привычка возникла у него в юности, во время учебы в Сорбонне.

Ели мы баранину на вертеле, и я пила вино, а Улоф — мутное бельгийское пиво, так что застольную беседу он, помахивая челкой, начал с долгих рассуждений о пиве. Потом мы поговорили о Лакане[8], Кристевой[9] и григорианских хоралах, а затем поехали ко мне, где дело кончилось постелью. При своем затянувшемся воздержании я была не против.

Правда, в яичниках и теперь наблюдалось полное спокойствие.

Когда мы выбрались из постели, приняли душ и допили мое «перно», Улоф показал мне фотографии двух своих детей и подробно объяснил, как его дочке выправляют прикус. А под конец взял и расплакался. По-моему, нам обоим стало легче, когда он ушел.

Несколько дней я даже не вспоминала про Лесовладельца. Очевидно, я избрала самый верный способ обуздывать гормоны. Для нормальной работы организма ему время от времени нужен любовник. Мой интерес к Лесовладельцу был лишь симптомом, который указывал на нехватку в организме определенных веществ — как ломающиеся ногти указывают на нехватку витаминов группы В. Достаточно попринимать дрожжевые таблетки, и все приходит в норму.

8

Нет, все-таки я простофиля, каких свет не видывал… Из таких после смерти делают чучела и выставляют в Скансене. Я себя чувствую Главным Шведским Простофилей всякий раз, когда езжу в город… а зачастую и в промежутках, особенно если смотрю телевизор. Я попал в XX век по ошибке, мне тут нечего делать — во всяком случае, в конце этого столетия, к которому я не отношусь ни по взглядам, ни по характеру, ни по внешнему виду.

Я сельский житель и одеваюсь в вещи, наспех выбранные из каталога Халена и доставленные почтой. Мне набежало тридцать шесть, а в нашей деревне такие считаются закоренелыми бобылями. Теперь редкая женщина задерживает на мне взгляд. Вершиной моей жизни была победа на первенстве школы по метанию копья, с тех пор все шло под гору. Но те соревнования состоялись аж двадцать лет назад! Господи, куда подевались все эти годы? Можно сказать, не успел сунуть нос в журнал с надоями, как пролетела четверть отпущенного мне срока!

Впрочем, Простофилей меня делает не только — и не столько — одежда: в Швеции полно людей, которые выглядят не лучше моего, но их это не колышет. Я же в последнее время то и дело веду себя как недоумок. Как вахлак, не умеющий держать себя в обществе. Вот что значит слишком долго общаться с одними коровами.

Возьмем, к примеру, позавчерашний день. С самых моих семнадцати лет, когда умер отец, мы с матерью каждый год в День Всех Святых ездили на кладбище и зажигали на его могиле фонарь. Мамаша еще покупала венок с шишками или пластмассовыми каллами — чтоб не сразу завял, нам ведь недосуг было туда часто мотаться. Теперь, когда и она там похоронена, ей тоже положен венок.

В кладбищенских воротах я встретил эту… тусклятину. Мне показалось, она взглянула на меня испуганно: может, боялась, как бы Бенни-Кавалер опять не выстрелил в нее своей сногсшибательной улыбкой. Ну, я напустил на себя суровость и, кивнув, прошагал мимо.

Зато что было потом…

Потом мне словно врезали со всего размаху между глаз.

Я, видите ли, огорчился, что она ушла! До этого неделями твердил себе, как было бы хорошо сидеть на скамейке одному и думать в свое удовольствие. А теперь мне понадобилось иметь рядом ее! Теперь мне захотелось узнать, куда она двинет после кладбища…

Я развернулся и потопал следом, в некотором отдалении. Прохожие малость удивлялись при виде того, как я шлепаю навстречу с могильным фонарем и венком в руках, тем более что я еще время от времени приседал за стоящими машинами: мне чудилось, она вот-вот обернется.

Оборачиваться тусклятина не стала. Пройдя полгорода, она вошла в библиотеку.

Так я и знал. Она должна была оказаться человеком, который день и ночь добровольно читает книги. Толстые, с мелким шрифтом и без картинок.

Я в нерешительности застыл у входа. Даже Главный Шведский Простофиля соображает, что не стоит вваливаться в библиотеку с венком и кладбищенским фонарем. Я представил себе, как оставляю венок на вешалке, а фонарь — у стойки, где оформляют книги, а потом интересуюсь в справочном отделе, не видел ли кто моей тусклятины.

Может, она сама скоро выйдет с дневной порцией — мешком книг? Но сколько ее тут ждать? На меня уже начали глядеть подозрительно. Простофиля улыбался в ответ своей обворожительной улыбкой и учтиво помахивал фонарем. Ну же, смотрите, я совершенно безвредный! Меня даже отпускают из психушки поработать в городе!

Внезапно я развернулся на сто восемьдесят градусов и опрометью бросился на кладбище.

Глазеть на меня, ясное дело, стали еще больше!

Куда мчится этот чудак с венком в руках? Что такого могло случиться? И где покойник?

Черт бы побрал эту тусклятину!

9

Благоуханье яблоневого цвета мне грезится —

тебя ж прельщают полные корзины

Кто из нас больше смыслит в яблоках?

— Везет некоторым, — с нажимом говорит Лилиан.

Она единственная из моих коллег по библиотеке, с кем мне не хочется встречаться, когда она бежит навстречу, солидно постукивая каблуками и готовясь обнять тебя, хотя ни к кому не питает теплых чувств. Она вечно занята, вечно измотана, но работает через пень колоду, зато пристально следит за тем, чтобы никто другой не трудился с удовольствием.

— Конечно, везет, — скручивая свой кензовский шарф, вздыхает Лилиан. — Ты свободна вечерами, можешь сидеть тут допоздна и делать ставку на карьеру.

Своим агрессивным тоном она намекает, что я уклоняюсь от некоторых обязанностей. Взрослая, а не имею семьи… можно сказать, штрейкбрехерствую по женской части.

Вот негодяйка! Сама сколько раз подкатывалась и умильным голоском просила меня, «бессемейную», подменить ее вечером или в воскресенье.

Теперь ей завидно, что меня назначили заведовать в библиотеке детским отделом. А назначили, видимо, потому, что за последние несколько лет я придумала массу вещей, интересных детям. Читала им сказки, ставила спектакли, устраивала праздники детской книги и выставки детских рисунков. Раньше отделом заведовала фру Лундмарк, но ей скоро на пенсию, и она захотела уйти на полставки. Фру Лундмарк до сих пор считает образцом детской литературы «Родную речь для народной школы». Она давно потеряла интерес к работе, и мы ее почти не видим, поскольку большую часть времени она проводит на нижнем этаже, в хранилище. Фру Лундмарк была только довольна, что я оживила ее донельзя скучный отдел (хотя официально это не входило в мои обязанности), и всячески меня поощряла. А я занималась этим, потому что втайне обожаю детей.

Да-да, втайне! Не может же почти тридцатипятилетняя бездетная вдова делать это в открытую! Если б я только посадила ребенка себе на колени, все женщины из моего окружения — за исключением Мэрты — принялись бы радостно жалеть меня, а мне вовсе не хотелось доставлять им такую радость. «У нас хотя бы есть дети», — говорят они себе, несмотря на то что сами живут в разводе и/или ходят к семейному терапевту, вынуждены работать на полставки и бедны как церковные крысы. Они жалуются, что дети дерутся между собой и не дают им спать по ночам, что они не учат уроков и их рвет в машине. А еще родители клянут высокие цены на молоко, на футбольные бутсы и на абонементы для верховой езды. К тому же им сплошь и рядом надо уйти пораньше с работы, потому что у Пелле поднялась температура, а Фия записана к зубному врачу. Или они сегодня «Дежурные по городу» [10]… если, конечно, не торопятся на родительское собрание или на музыкальный кружок. «Тебе хорошо, ты можешь работать сверхурочно, — часто говорят они. — Везет некоторым!»

Вот почему у меня появилась привычка иногда вернуться в библиотеку вечером и поработать сверхурочно втихомолку от всех! Мне очень нравятся яркие детские рисунки и нравится исподтишка наблюдать за ребятами, когда они слушают сказку (для чего я и устраиваю свои чтения). Ушки на макушке, рот приоткрыт, а тело поворачивается вслед за сказкой, как цветок за солнцем.