После немоты - Владимир Максимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разумеется, мы не строим себе иллюзий. С первых же шагов ощущая буквально тотальное противодействие окружающей нас общественной среды, мы отдаем себе отчет в том, что наша борьба будет проходить в условиях жесточайшей интеллектуальной диктатуры и может закончиться весьма и весьма драматически. Судьбы предшествовавших нашему аналогичных изданий - красноречивое тому свидетельство. Но мы стоим сейчас у стены Тьмы и отступать нам некуда. Отступить - означает для нас предать тех, кто уже погиб, тех, кто погибает сегодня, и еще более тех, кому придется погибнуть завтра. Смею вас заверить, что даже если мы не выстоим, совесть наша будет перед ними чиста.
А это для нас главное!
28 марта 1975 г.
КРУШЕНИЕ ЭПОХИ МИФОВ
Недавно мне пришлось быть участником литературного симпозиума „Биеннале" в Венеции, на котором обсуждалось творчество, так называемых, диссидентских писателей. Симпозиум открыл итальянский новеллист Альберто Моравиа - автор достаточно известный далеко за пределами своей страны и, в частности, в Советском Союзе.
В течение примерно пятнадцати минут выступления маститый мэтр коснулся самого широкого круга тем и вопросов: от советских изданий Кафки и Джойса до особенностей классовых культур. За эти считанные минуты он ухитрился определить свое отношение к революции вообще и к ее благотворному влиянию на историю, в частности, развенчал буржуазию и ее мнимые достижения, поведал слушателям о своей последней поездке в Москву, прошелся по еврокоммунизму и так далее, и тому подобное. В приливе благодарности к знаменитому писателю, который не побоялся появиться на столь одиозном с точки зрения среднего западного интеллектуала собрании, никто не заметил, что гость ни словом не обмолвился по поводу основной темы дня, то есть самой диссидентской литературы.
Я привожу этот частный, но весьма характерный пример в качестве иллюстрации к тому способу терминологических коммуникаций, который с некоторых пор прочно укоренился на Западе в средствах массовой информации, в научных дискуссиях и политической полемике. „Правые", „левые", „империализм", „неоколониализм", „эксплуатация", „демократия", „диктатура", „реакция", „прогресс" - вот, примерно, тот нехитрый набор клишированных отмычек, с помощью которых интеллектуальные бизнесмены взламывают хрупкие тайники современной психологии.
Этот птичий язык тотемных знаков, ритуальных символов, клановых паролей подменяет здесь сегодня всякий сколько-нибудь серьезный человеческий разговор, диалог, дискуссию, обеспечивая душевный комфорт огромному числу обывателей, не желающих самостоятельно мыслить и за что-либо нести ответственность.
Эта языковая тарабарщина освобождает желающих от всех духовных и гражданских обязательств, предлагая взамен этого мир удобных стереотипов, где человек может объяснить себе все, что угодно, не затрудняя свою совесть или мыслительный аппарат жизненными решениями конкретного свойства.
Таким образом, в обществе постепенно возникает система обязательных и грозных табу, нарушение которых влечет за собой различные формы гражданского и политического остракизма. В атмосфере возникающего затем психологического террора, во всех областях общественной жизни начинают прорастать горькие семена будущего Аушвица и ГУЛага. Восточноевропейская история второй половины девятнадцатого и начала двадцатого веков самое красочное тому свидетельство.
Наверное поэтому, именно оттуда, с Востока, прозвучало в наши дни слово, возвестившее миру приближение эпохи духовного и общественного возрождения. Восток и, в частности, Россия, пройдя сквозь все девять адских кругов тоталитарного соблазна, усилиями лучших своих сыновей взрывают твердыни идеологических мифов, развенчивают вчерашних идолов, сметают с лица земли остатки политических алтарей, возвращая словам, понятиям, фактам их подлинный смысл и значение.
„Мы не из левого лагеря, мы не из правого лагеря, мы - из концлагеря" - говорит Владимир Буковский. И о лапидарную обнаженность этой позиции разбиваются самые ухищренные построения интеллектуального истеблишмента на Западе.
Нас часто упрекают в том, что мы, де, не стараемся понять злободневных проблем Запада: несправедливости распределения материальных благ, инфляции, безработицы, неоколониализма. Смею заверить, что все мы очень близко принимаем к сердцу каждую из этих проблем. Но я позволю себе одно житейское сравнение. Проблемы Запада - это проблемы человека, страдающего от морской качки. Есть такие проблемы? Несомненно есть, причем, очень тяжелые, и они требуют своего разрешения. Но наши проблемы - это проблемы утопающих в открытом море, без всякой надежды на спасение. Судите сами, какие из этих проблем тяжелее и неотложнее, тем более, что если события будут развиваться в том же, как и сейчас, направлении, наши сегодняшние проблемы станут вашими завтрашними проблемами. И тогда уже действительно никто и никому не сможет помочь.
Трудно назвать теперь область человеческой деятельности, в которой так или иначе не отражался бы этот, начатый на Востоке мучительный процесс переоценки еще вчера незыблемых ценностей, восстановления исторической памяти, поворота к подлинно гуманистическим идеалам: Правде, Милосердию и Справедливости.
Процесс этот прежде всего свидетельствует о всеобщем предчувствии близких и, я уверен, коренных перемен в современном мире вообще. Мы стоим на пороге полного преображения политического, духовного и даже географического облика земли. И только от нашего мужества, от степени нашей солидарности, от нашей личной ответственности, наконец, зависит в каком направлении - позитивном или негативном - будут разворачиваться предстоящие события.
Разумеется, крайне трудно, если вообще мыслимо, предсказать развитие этих событий, но ясно одно, - и это можно утверждать с абсолютной уверенностью, - что мы переживаем сейчас период крушения идеологических мифов, что возврата к их возрождению нет и что Новая Земля и Новое Небо уже впереди.
НЕМНОГО О ТЕРМИНОЛОГИИ
(Из речи, произнесенной во Флорисхейме, ФРГ, 15 ноября 1975 года)
В той идейной и политической терминологии, которая имеет хождение в современном мире и в прямопротивоположном толковании этой терминологии, с одной стороны, на Западе, а с другой - на Востоке, таится, на мой взгляд, ведущий, если не основной парадокс нашего века.
В самом деле, такие люди, как Александр Солженицын, Андрей Синявский, Наум Коржавин, Анатолий Радыгин, Анатолий Краснов-Левитин и целый ряд других, стоявшие в авангарде левого движения сегодняшней России и заплатившие за это сначала тюрьмой, а затем прямым или узаконенным изгнанием, оказавшись за рубежом, вдруг с удивлением узнали, что они - типичные выразители самых реакционных и консервативных тенденций. С еще большим удивлением узнали они, что архаическая и человеконенавистническая теория девятнадцатого века, над которой у них в стране смеются даже школьники, оказывается, (цитирую слова одного итальянского профессора-слависта марксистского толка) „конечным итогом интеллектуального развития", что кровавая диктатура бюрократического меньшинства над их народом есть залог мирового прогресса и что представительная демократия, во имя которой им приходилось заживо гнить в лагерных бараках у себя на родине, грозит миру термоядерной войной и фашизмом.
Честно говоря, поначалу несколько теряешься от этой поставленной с ног на голову логики.
Но снова оговорюсь, что это лишь поначалу. Ибо нам - людям, которые десятки лет с кровью и смертельными потерями продирались сквозь массированно тотальную пропаганду лжи и самообмана, было нетрудно разобраться в примитивном, при всей его словесной изощренности, механизме этой демагогии.
И сколько бы ни изощрялись прямые или невольные помощники наших сегодняшних палачей в терминологической эквилибристике, для нас - представителей новой России - черное останется черным, а белое белым. Никто и никогда не заставит нас считать убийц, насильников и тиранов революционерами только потому, что они величают себя освободителями рода человеческого. Никто и никогда не заставит нас признать моральное право на существование какой-либо бюрократической или военной олигархии только потому, что она камуфлируется социалистической фразеологией. Никто и никогда не заставит нас отступить перед насилием заклятых врагов представительной демократии, только потому, что они присваивают себе регалии социальных реформаторов. Для нас все они - реакционеры, мракобесы и фашисты, поставившие себе целью повернуть историю вспять, к политическому средневековью и духовному вырождению.
Яснее и ответственнее всех эту позицию выразил в своем выступлении в Вашингтоне Александр Солженицын. Многие американские газеты после этого ставили писателю в вину его неискушенность в тонкостях международной политики, начисто игнорируя тот факт, что он говорил не о качестве этой политики, а лишь о ее результатах. А результаты, как известно, не в пользу свободного мира. Что называется, перетончили, господа!