Эпоха нерешительности - Фредерик Пол

- Я предупреждаю тебя. Ты не посмеешь...

Она вздохнула и обрызгала лицо Форрестера чем-то холодным. Он собрал все свои силы, чтобы высказать ей все, что он о ней думал, и в первую очередь - о ее возможной сексуальной жизни, о ее мире, в котором чинился произвол и попрание прав состоятельных людей. Он не смог вымолвить ни слова. Все, что ему удалось выдавить, прозвучало как:

- Арррр. - Он не потерял сознание, но очень ослаб.

Девушка процедила:

- Я вспотела от тебя, зеленый. Ты ведь зеленый новичок? Я определяю на лету. Проснувшись в Дорментории, каждый из вас воображает себя Господом Богом. Пресвятая Богоматерь! Конечно, ты жив. И ты, несомненно, торчишь от собственной удачи. Но почему ты думаешь, что мы должны торчать вместе с тобой?

Все это время аэрокрафт разворачивался и плавно заходил на посадку. Девушка, которую Форрестер первоначально принял было за пилота, не обращала внимание на маневры. Она была сильно рассержена чем-то и в итоге сказала:

- Я свою работу знаю. Моя главная задача - сохранить твою жизнь или труп до тех пор, пока профи тобой не займутся. Я не обязана разговаривать с кем попало. А выслушивать чей-то бред и подавно.

- Ааррр, - повторил Форрестер.

- Ты мне даже не нравишься, - раздраженно уточнила она. - Из-за тебя я пропустила любимую передачу. Спи-ка лучше.

Стоило аппарату коснуться земли, она снова подняла инджойер, и Форрестер мгновенно заснул.

При температуре жидкого гелия все химические и биохимические процессы полностью прекращаются. На данном факте и на одной рациональной надежде базировалась самая крупная и прибыльная индустрия, рожденная на свет в конце двадцатого века.

Под рациональной надеждой подразумевалось, что темп прогресса медицины за годы, последующие после смерти, будет соизмерим с темпом прогресса будущего в целом, и, следовательно, вне зависимости от причин, вызвавших смерть, в будущем появятся способы лечения и восстановления замороженного человека или, по крайней мере, новые знания сведут болезнь до стадии ее незначимости для продолжения нормальной жизнедеятельности (включая метод восстановления повреждений, вызванных низкими температурами).

Абсолютный холод был призван остановить время.

Индустрия называлась "Бессмертие Инк".

Форрестер проснулся в Шогго, огромном городе с восьмивековой историей. Городской тысячеакровый парк, разбитый вдоль берега озера, упирался в холм, вокруг которого простиралась равнина. Холм был искусственным, в его недрах располагался Фриз-центр, обслуживавший данный регион Земли.

Сто пятьдесят миллионов кубических ярдов было вынуто из чрева планеты для сооружения хранилища людей. После завершения строительства большую часть выбранной земли в качестве теплоизоляционного материала засыпали поверх хранилища.

Крайние точки температур между уровнем земли и сердцем замороженного холма отстояли на пятьсот градусов по Фаренгейту (или триста с небольшим по Кельвину) и ограничивали рабочую шкалу Дорментория.

Когда Форрестер осознал, куда доставил его белый аэрокрафт, его мгновенно охватил невыразимый ужас. Он едва начал пробуждаться и ощущал жуткую слабость, как будто инджойер девушки отключил на девяносто процентов контроль за мышцами (что и произошло на самом деле). Увидев над собой светлый равнодушный потолок, услышав стоны и щелчки тысяч пугающих приспособлений, возвращающих людей к жизни, он вновь застыл от ужаса, уверенный, что будет подвергнут повторному замораживанию. Пока им занимались, он лежал, нечленораздельно стеная.

Но его не замораживали.

Его принялись лечить. Кровь смыли с тела. Металлическим предметом обработали синяки и нанесли на них прозрачный вязкий гель, выдавливая его из длинной серебристой трубы, напоминавшей большую губную помаду. Два мерцающих экрана сжали левое бедро, Форрестер догадался, что это рентгеновский аппарат; потом на кожу в области сердца нанесли темный, поблескивающий раствор.

После этой лечебной процедуры ему стало значительно лучше. И он даже смог заговорить.

- Спасибо, - тихо поблагодарил Форрестер.

Молодой на вид краснолицый мужчина, в данный момент работавший над пациентом - Форрестером, - небрежно кивнул и коснулся серебряным зондом пупа Форрестера. Взглянув на показания прибора, он заключил:

- Отлично. Пожалуй, теперь все. Попробуйте подняться. Заодно посмотрим, способны ли вы дойти до кабинета Хары.

Форрестер перекинул ноги через низкий бортик кровати, на которой лежал, и с удивлением обнаружил, что действительно может передвигаться. Синяки не болели, вернее, болели не слишком сильно, хотя он отметил симптомы возвращающейся боли.

Краснолицый подытожил:

- Вы в полном порядке. Большая просьба - попытайтесь как можно дольше держаться подальше от моего кабинета. И загляните к Харе. У вас накопились неприятности.

Он отвернулся, стоило Форрестеру задать ему вопрос.

- Откуда мне знать, какие? Отправляйтесь к Харе.

До кабинета Хары его сопровождали тонкие, как наконечники копий, зеленые стрелы, прыгающие по полу коридора чуть впереди идущего человека, однако Форрестер заключил, что без труда найдет дорогу самостоятельно. Выйдя из блока экстренной помощи, он очутился в хорошо знакомой части Дорментория. Форрестер вспомнил, что именно здесь пробудился от ледяного сна, длившегося пять столетий. Здесь ежедневно на протяжении недели он принимал теплые, светящиеся масляные ванны - жидкость, в которую погружался Форрестер, вибрировала, пощипывала и усыпляла, но он с каждым днем ощущал, как прибавляются в нем силы. Процедурные кабинеты располагались этажом ниже спортивных залов, а здание, в котором находилась его спальня, стояли напротив клумб непривычного золотистого оттенка.

Хотел бы он знать, как сложилась судьба у его товарищей по "выпуску". Оттаивающих Лазарей оживляли обоймами. Группа Форрестера состояла из пятидесяти человек, и хотя они провели вместе совсем немного времени, ситуация и переживания ускорили знакомство и сблизили людей.

Но после выписки они разбрелись кто куда. Форрестер сожалел, что потерял с ними всякую связь.

Затем он громко рассмеялся. Шедшая ему навстречу женщина в голубой куртке на ходу отдавала какие-то распоряжения устройству, прикрепленному к запястью. Она с любопытством и легким презрением посмотрела на Форрестера.

- Простите, - извинился он, все еще давясь от смеха. Зеленая стрелка скакнула за угол. Он последовал совету указателя. Форрестер не сомневался, что выглядел в глазах этих людей странно, да он и чувствовал себя странно и слегка неуютно. Он был приятно удивлен, что скучает по товарищам из фризариума, испытывая нежную, отдаленную отрешенность; раньше он с таким же чувством вспоминал своих школьных друзей. А ведь с тех пор, как рассталась группа размороженных, прошло всего сорок восемь часов.