Закованные в броню - Элена Томсетт

Когда она пришла в себя, Эвелина увидела, что все еще находится в подземелье, привязанная к тому самому столу, на котором ее насиловал комтур. Словно ночной кошмар, Валленрод приходил еще дважды, снова так же деловито раздевался, демонстрируя свое нестарое, сухое, с прожилками вен и следами ранений, начинавшее увядать тело, и снова и снова жестко насиловал ее. Эвелина только молила бога о том, чтобы он дал ей возможность умереть. Наконец, вместо комтура появился все тот же мрачный детина в забрызганном кровью фартуке, отвязал ее от стола и, не сказав ни слова, ушел, словно растворившись в темноте подземелья. Сначала она даже не почувствовала, что ее положение как-то изменилось, затем холодные и мокрые камни пола привели ее в себя от пережитого шока.

Она осмотрелась по сторонам, и поняла, что находится себя в крохотной каморке возле главной пыточной. С влажных, покрытых вонючим налетом от плохой воды, стен срывались ледяные капли, попадающие ей прямо на тело. Эвелина со стоном приподнялась на руках и села. На полу собралась целая лужа воды, и она обнаружила, что частично сидит в ней. Ей не оставили одежду, она была нагая и вся склизкая от крови, пота и спермы комтура. С трудом поднявшись на ноги, Эвелина подошла к дальнему углу каморки, где с потолка стекал журчащей струей целый ручей воды, и сначала умылась, а затем, вздрагивая от холода, кое-как обмыла свое тело. Потом снова села на пол, выбрав уголок, где не было камня и стоячей воды, и стала тупо думать о том, что же теперь будет.

Через какое-то время тюремщик, все тот же зловещего вида парень, только без своего заляпанного кровью передника, принес ей кусок темного хлеба и глиняный горшок с водой. Когда он ушел, Эвелина пожевала хлеб, запивая его время от времени водой. От ее неловкого движения глиняный горшок упал на каменный пол и разбился вдребезги. Эвелина вздрогнула и даже перестала жевать от внезапной мысли, пришедшей ей в голову. Она поднялась на ноги и тщательно подобрала все осколки, пробуя каждый из них пальцем на остроту краев. Выбрав самый острый, она спрятала его в дальнем углу своей каморки, там, где текла с потолка вода, воткнув его в землю почти целиком. Когда ее тюремщик возвратился за горшком, она лишь безмолвно указала ему на кучу мелких обломков на полу. Отчаянно ругаясь, парень сгреб их все вместе и, наконец, ушел. Эвелина вновь осталась одна. Она подождала, пока, по ее расчетам, должна начаться ночь, а затем осторожно вытащила из земли длинный острый осколок от сломанной посуды. Она уже решила, что будет делать. Лучше умереть сейчас, чем на долгие годы стать игрушкой комтура.

Когда все было кончено, под мерное журчание воды она прикрыла глаза, чувствуя, как силы и сознание постепенно покидают ее тело. А вода все текла и текла, унося ее дальше и дальше, и в какой-то момент все звуки стихли, и она отрешенно подумала, что уже умерла…

Эвелина очнулась, словно от толчка, в своей постели в комнате с золотистого цвета стенами. Она попробовала пошевелить рукой, и, к ее слабому удивлению, рука ей повиновалась! Она с удивлением заметила на своих тонких запястьях белые повязки. Сразу же, с беспощадной точностью она вспомнила, как кричал и злился комтур после того, как ее вернули в его дом после побега, и что случилось с ней после этого. Судя по всему, им удалось ее спасти. Она отвернулась к стене и снова закрыла глаза. Ей не хотелось жить.

На следующий день она попробовала сесть в кровати. После нескольких неудачных потыток ей все-таки удалось подняться и сесть в постели. Некоторое время она сидела без движения, переводя дыхание, погруженная в море подушек и одеял, а затем ее взгляд наткнулся на собственное отражение в зеркале на противоположной стене. Эвелина чуть не ахнула от удивления. Девушка, смотревшая на нее из зеркала, не имела ничего общего ни с прежней веселой маленькой Эвелиной, любимицей отца, по-девчоночьи лукавой, долговязой, с большими любопытными светлыми глазами, пухлыми румяными щеками и яркими губами, ни с красивой, бледной белокурой измученной девушкой, отражение которой она видела в зеркале прошлый раз. В таинственной глубине стекла она увидела тонкое, палевой бледности, лицо молодой женщины, с голубоватыми тенями под глазами, такое красивое, что у нее на секунду замерло сердце, она ли это? Да, конечно, много раз ей говорили о том, что она красива и будет еще красивее, когда подрастет, но теперь, после того, как она пережила подобное унижение, ее утончившаяся, новая, какая-то взрослая красота показалась ей ужасающим кощунством. Как она могла выглядеть такой красивой, если в душе она видела себя просто старухой, злобным монстром, с иссушенной предательством любимой сестры душой; существом с таким отчаяньем в душе, что оно способно было напугать кого угодно. Существом, которое должно было умереть. Потому что, если она выживет, она отомстит за себя. И самое мягкое наказание для ее сестры Марины будет смерть.

Эвелина еще раз взглянула в зеркало. Да, несомненно, она каким-то чудовищным, невероятным образом становится все красивее и красивее, словно вся та грязь, через которую ей пришлось пройти, делала ее лицо и тело совершеннее и прекрасней. За эти несколько месяцев, которые минули с момента, когда она покинула дом тетки, она сильно похудела, стала тонкой и хрупкой, словно воздушной. Она почти с ненавистью смотрела на свое нежное, с четкими правильными чертами лицо, с тонкой, матовой белизны, безупречно чистой кожей, большими светлыми серо-голубыми глазами с темными, длинными загнутыми ресницами, взгляд которых придавал всему лицу выражение неуловимой невинности и светлой безмятежности. Ее бело-золотистые волнистые волосы, как следует вымытые и просушенные, значительно отросли с момента ее изчезновения из дома, и свободно вились вокруг лица, ниспадая на плечи, спину, грудь, делая ее еще более нежной, словно сказочной принцессой из детских сказок, в то время как в душе у нее царила ночь.

Эвелина отвернулась от зеркала. Год назад она мечтала быть красивой. Мечтала о счастье, которое даст ей ее красота. Но теперь ей все равно, как она выглядит, ведь, судя по всему, ей придется жить в тюрьме.

Ее выздоровление шло на редкость тяжело и медленно: безразличие абсолютно ко всему происходящему словно держало ее в странном постоянном вакууме, преграждая доступ воздуха, пищи, воды. Ее пытались отвлечь, несколько раз выводя на прогулки по Гневно; с ней пытались говорить, но она молчала. В один прекрасный день Эвелина с удивлением заметила, что из ее зрения стал пропадать цвет, она словно смотрела на мир сквозь призму черного и белого цветов, краски имели обыкновение исчезать, оставляя ее один на один с черно-белым миром вокруг.

Комтур несколько раз приходил навещать ее, но она не хотела с ним говорить.

Когда Эвелина почувствовала себя значительно лучше, она снова стала надевать свои европейские платья по утрам, но спускаться в трапезную и есть завтрак с «дядей» не соглашалась категорически. В один из таких дней комтур пришел в ее опочивальню собственной персоной.

– Завтрак на столе, Эвелина, – холодно сказал он.

– Я не голодна, – безразлично ответила она.

– Ты должна есть, – возразил Валленрод. – Нам предстоит долгое путешествие в цитадель Ордена, замок Мальборг, куда я должен явиться по приглашению самого магистра Конрада фон Юнгингена. Я хочу, чтобы ты поехала со мной. Тебе надо хорошо питаться, чтобы выдержать эту поездку.

– Я буду только счастлива умереть, – сказала Эвелина без всяких эмоций. – Вы знаете это, комтур.

Валленрод зачем-то потрогал цепь с непонятным талисманом, висевшую у него на шее поверх камзола, подумал, помолчал, а потом начал говорить мягко и вкрадчиво:

– Мне не нравится твое настроение, девочка моя. Ты молода и красива, но бог явно обделил тебя умом. Я не могу полагаться отныне на твою смекалку, я должен сам четко и ясно рассказать тебе, что в данный момент происходит.

Эвелина с досадой вздохнула и отвернулась к окну.

– Мне все равно.

– Не думаю, – зловеще сказал комтур. – Настало время решать свою судьбу. Послушай теперь, что я тебе скажу. Мне нужна женщина, подобная тебе. Красивая, с хорошими манерами и послушная. Послушная, Эвелина! Мне надоели твои выходки! Ты красива, ты просто сказочно красива, девочка, будь же благоразумна! Еще одна попытка самоубийства, и я отдам тебя ландскнехтам. Ты ведь хорошо помнишь своих друзей-солдат, не так ли? И будь уверена, в этот раз они тебя точно прикончат своей похотью, это будет так желанная для тебя смерть, только смерть тяжелая и постыдная, они будут насиловать тебя до последнего вздоха.

Комтур прочистил горло и снова заговорил:

– Я дам тебе все, что должна иметь девушка из знатной семьи, подобная тебе. Я никогда не соглашусь на выкуп за тебя. Ты или умрешь, или подчинишься мне. У меня уже есть любовница. Мне нужно лишь твое полное послушание и повиновение. Хотя, возможно, иной раз я и захочу получить твое прекрасное тело. Но основное твое назначение будет другим. Ты готова меня слушать, девочка?