Вера, или Нигилисты - Оскар Уайльд

Барон Рафф. Повар и дипломат — прекрасная аналогия! Если бы у меня был сын-дуралей, я бы сделал его поваром или дипломатом.

Князь Павел. Как видно, ваш отец придерживался иного мнения, барон. Но, поверьте, вы неправы, принижая кулинарное искусство. Кулинария — основа для культуры. Единственное бессмертие, которого я желаю для себя, — изобрести новый соус. Мне никогда не хватало для этого времени, но я чувствую в себе силы... да, чувствую силы.

Царевич. Вы определенно упустили свое призвание, князь Павел. Звание первоклассного повара устроило бы вас больше, чем орден Святого Духа. Но видите ли, вы не смогли бы с честью носить белый передник; он бы слишком быстро испачкался от нечистых рук.

Князь Павел (с поклоном). Вы забыли? Как они могут быть чисты — ведь я верой и правдой служу вашему батюшке.

Царевич (с горечью). Вы хотите сказать, что верно и преданно расстраиваете его дела. Вы — злой гений в его жизни! До вашего появления в нем еще оставалось немного любви. Вы ожесточили его сердце, отравили его душу вашими коварными советами, сделали его ненавистным для собственного народа, превратили его в того, кем он стал — в тирана!

Придворные многозначительно переглядываются.

Князь Павел (невозмутимо). Вижу, ваше высочество, вы действительно желаете перемен в атмосфере. Впрочем, я сам был старшим сыном в семье. (Закуривает сигарету.) Я знаю, как туго приходится, когда батюшка никак не хочет помереть ради того, чтобы сделать приятное своему отпрыску.

Царевич идет в заднюю часть сцены, опирается на подоконник и выглядывает наружу.

Князь Петрович (обращаясь к барону Раффу). Глупый мальчишка! Если он и дальше будет так невоздержан на язык, его отправят в изгнание или сделают с ним что-нибудь похуже.

Барон Рафф. Это верно. Что за ошибка — быть искренним!

Князь Петрович. Это единственная глупость, барон, которой вы никогда не совершали.

Барон Рафф. Вы же понимаете, князь, у человека есть только одна голова.

Князь Павел. Мой дорогой барон, ваша голова — последнее, что кому-нибудь захочется отнять у вас. (Достает табакерку и предлагает князю Петровичу понюшку табака.)

Князь Петрович. Благодарю вас, князь! Спасибо!

Князь Павел. Очень изысканно, не правда ли? Я получаю его прямо из Парижа. Впрочем, при этом вульгарном республиканском строе все приходит в упадок. Cotelettes a l’imperiale[4], разумеется, исчезли вместе с Бонапартом, а омлеты сгинули вместе со сторонниками герцога Орлеанского. La belle France[5] лежит в руинах, князь, из-за дурных нравов и еще более дурной гастрономии. (Входит маркиз де Пуаврар.) Ах, маркиз! Надеюсь, ваша супруга в добром здравии?

Маркиз де Пуаврар. Вам лучше знать об этом, князь; вы чаще видитесь с ней.

Князь Павел (с поклоном). Наверное, я вижу в ней больше, чем вы, маркиз. Ваша жена действительно очаровательная женщина: она чрезвычайно остроумна и насмешлива. Когда мы остаемся наедине, она неустанно говорит о вас.

Князь Петрович (смотрит на часы). Что-то его величество сегодня немного запаздывает.

Князь Павел. Что с вами, мой дорогой Петрович? Кажется, нынче немного не себе. Надеюсь, вы не разругались со своим поваром? Что это будет за трагедия для вас; вы растеряете всех своих приятелей.

Князь Петрович. Боюсь, мне не выпадет такая удача. Вы забываете, что деньги по-прежнему останутся при мне. Но в одном вы ошибаетесь: мы прекрасно ладим с шеф-поваром.

Князь Павел. Значит, вы получили известия от кредиторов или от мадемуазель Веры Сабуровой? Такие письма составляют более половины моей корреспонденции. Впрочем, не тревожьтесь. Я нахожу самые возмутительные листовки от так называемого исполнительного комитета, разбросанные по всему дому. Но читать их выше моих сил — слишком уж дурной стиль.

Князь Петрович. Вы опять неправы, князь. Нигилисты почему-то оставили меня в покое.

Князь Павел (в сторону). В самом деле! Мир мстит бездарности безразличием.

Князь Петрович. Я потерял вкус к жизни, князь. После завершения оперного сезона, я неизменно становлюсь жертвой ennui[6].

Князь Павел. La maladie du siecle![7] Вы жаждете новых треволнений, князь? Давайте посмотрим... вы уже дважды были женаты. Допустим, вы попробуете влюбиться для разнообразия.

Барон Рафф. Мне непонятен ход ваших мыслей. Что за непостижимая натура!

Князь Павел (с улыбкой). Если бы моя натура была устроена по вашему разумению, а не по моим потребностям, боюсь, я был бы очень жалкой личностью.

Граф Рувалов. Кажется, в жизни нет ничего, над чем бы вы не могли насмехаться.

Князь Павел. Ах, мой дорогой граф, жизнь слишком важная вещь, чтобы всерьез рассуждать о ней.

Царевич (отходит от окна). Натура князя Павла едва ли представляет большую загадку. Он заколет кинжалом своего лучшего друга ради того, чтобы написать эпиграмму на его надгробии.

Князь Павел. Parbleu![8] Я скорее потеряю лучшего друга, чем злейшего врага. Вы же знаете, чтобы иметь друзей достаточно быть всего лишь добродушным простаком. Но когда у человека не остается врагов, его по праву можно считать подлецом.

Царевич (язвительно). Если считать врагов мерой величия, то вы настоящий исполин, князь.

Князь Павел. Да, ваше высочество, я знаю, что в России меня ненавидят больше всех... разумеется, после вашего батюшки. Кстати, ему это не слишком нравится, но я вполне доволен, уверяю вас. (Ожесточенно.) Мне нравится проезжать по улицам и наблюдать, как всякий сброд злобно косится на меня из углов. Это дает почувствовать, что у меня есть власть в России. Один против миллионов! Кроме того, у меня нет стремления стать народным героем и быть увенчанным лаврами в одном году и побитым камнями в следующем. Предпочитаю мирно умереть в своей постели.

Царевич. А после смерти?

Князь Павел (пожимая плечами). Царствие небесное — это деспотическая организация. Я буду чувствовать себя там, как дома.

Царевич. Вы когда-нибудь задумывались о людях и об их правах?

Князь Павел. Люди и их права мне противны. Меня тошнит от того и другого. Ни с кем нынче так не носятся, как с грубым, пошлым, непросвещенным сбродом. В наши дни быть неграмотным, вульгарным, тупым и порочным для человека значит обладать чудесным множеством прав, о каком его достойные предки не могли и мечтать. Поверьте, ваше высочество, при настоящей демократии каждый должен быть аристократом. А те, кто нападает на нас — не лучше диких зверей в охотничьих угодьях. Большинство из них годится лишь на то, чтобы стать охотничьим трофеем.

Царевич (взволнованно). Если они простоваты, вульгарны, неграмотны и не лучше лесных зверей, кто сделал их такими?

Входит адъютант.

Адъютант. Его императорское величество!

Князь Павел с улыбкой смотрит на царевича. Входит царь в сопровождении стражи.

Царевич (спешит к нему навстречу). Государь!

Царь (нервно и испуганно). Не приближайся ко мне, мальчик! Говорю тебе, не подходи слишком близко! Наследник престола, который лжет отцу, — это отвратительно. Кто там стоит? Я его не знаю? Чего ему тут нужно? Он заговорщик? Вы обыскали его? Дайте ему одни сутки на чистосердечное признание, а потом я вздерну... вздерну его!

Князь Павел. Вы предвосхищаете события, государь. Это граф Петухов, ваш новый посол в Берлине. Явился поцеловать вам руку по случаю своего назначения.

Царь. Поцеловать мне руку? Снова какой-то заговор. Он хочет отравить меня. Пусть целует руку моему сыну, и так сойдет.

Князь Павел делает графу Петухову знак удалиться. Петухов уходит вместе с царской охраной. Царь устало опускается на трон. Придворные хранят молчание.

Князь Павел (приближается к царю). Желает ли ваше величество...

Царь. Чего пугаешь без нужды? Нет, не хочу! (Нервно косится на придворных.) Почему вы бренчите шпагой, граф? (Графу Рувалову.) Снимите ее. Никаких людей со шпагами в моем присутствии. (Смотрит на царевича.) Тем более в присутствии моего сына особенно. (Князю Павлу.) Вы на меня не сердитесь, князь? Вы не бросите меня в беде? Скажите, что не бросите. Что вам нужно? Вы получите все... все, что угодно.

Князь Павел (с низким поклоном). Государь, мне достаточно располагать вашим доверием. (В сторону.) Я уж боялся, что он собирается отыграться на мне и нацепить очередную награду.