Чикагские гангстеры могут отдыхать - Виктор Меньшов

Увы, время там не указывалось. Было только помечено: «утро», «день», «вечер», "совсем вечер". Под каждым таким заголовком шли записи, тоже довольно однородные: "прошли люди", "пришел Иван Иванович", "ушел Сидоров". И так далее. В графе «вечер» значилось: "Пришла Нина Степановна". Она! Потом, через несколько строк — "пришли люди", "пришел Сергей Петрович". Я почувствовал, как меня опять затрясло, и стал читать дальше, в графе "совсем вечер": "Спустился Сергей Петрович. Встретил Нина Степановна". Потом опять: "Ушла Нина Степановна". И много ещё про разных людей.

— Как же так у вас тут получается: "пришла Нина Степановна", потом нигде не сказано, чтобы она уходила, потом смотри: "встретил Нина Степановна". Откуда же встретил, когда она не уходила?

— Не знаю, — искренне пожал плечами человечек. — Только так и была, если записана. Мой братка очень аккуратный человека.

— Но сам-то посмотри, разве может так быть?

— Я не знаю, значит, так и была.

— Но не мог же человек откуда-то прийти, если он не уходил никуда!

Человечек грустно улыбался и смотрел на меня вроде как даже с сочувствием: мол, такой большой дядя и простой вещи понять не может.

"Как же он похож на брата!" — снова подумал я.

И тут застонал, словно от зубной боли. Надо же таким идиотом уродиться! Ну конечно, это были сестры-близнецы! Или двойник Нины. Что же я сразу не догадался! Провели, как на мякине. А на деле все оказалось банально просто. Впрочем, как и все гениальное.

Погоди, погоди, притормозил я себя. Не так скоро. А для чего в таком случае я им нужен? Убить Нину, вместо неё — сестра или двойник, так… А зачем? Да, может, чтобы деньги получить — завещание или страховка… Мало ли что? Но с какой целью тогда таскать сюда, в дом, этого двойника, рискуя все провалить? И к чему убивать вахтера? Ищи мотив! Ищи мотив! — твердил я себе. Но мотив не находился.

— Можно я возьму это с собой? — потянулся я к журналу.

— Не сегодня, ладно, да? — жалобно попросил человечек, сузив плачущие глазки.

Я помедлил и убрал ладонь с журнала. Я, конечно, понимал, что у меня из рук уходит единственная ниточка, единственная улика. Но не отбирать же у убитого горем человека последнюю память о брате в такой тяжелый момент.

— Хорошо. Не сегодня, — согласился я, почувствовав, как запершило у меня в горле.

Нагнувшись, я вышел из каморки, чтобы завтра же пожалеть о проявленной слабости. Потому что, когда я пришел на следующий день, на вахте оказался совсем другой человек. Это был пожилой флегматик. На все мои вопросы он отвечал тем, что поставлен временно, а постоянный вахтер уехал, повез тело внезапно умершего брата на родину, хоронить. Где она, эта родина, он не знал. И только когда я уже собрался уходить, он окликнул меня в спину:

— А вы случайно не Абрикосов?

Я остановился и после некоторого раздумья кивнул. Тогда он извлек помятый конверт из-под раскрытой на столе книги. В конверте лежал листок, на котором было корявым почерком нацарапано: "ЖУРНАЛ УКРАЛИ".

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Оставшиеся мне на выздоровление дни я шатался по дому, как пьяный таракан, налетая на углы, нигде не находя себе места. Я сломал голову, но так и не смог придумать ничего определенного. С одной стороны, я стал свидетелем одного готовящегося и одного совершенного убийства, с другой стороны — что я мог доказать? Кто меня послушает? Да адвокаты шефа съедят меня с потрохами! Я вышел на службу, так ничего и не решив.

Шеф обращался со мной так, будто между нами ничего не произошло. А я ломал голову над преступным замыслом, который для меня был столь же очевидным, сколь недоказуемым и бредовым показался бы любому другому.

Служба моя, между тем, шла своим чередом. Миновала неделя после моего выхода на работу. День близился к концу, я сидел в дежурной комнате один, все остальные оказались задействованы в сопровождении. Тут вошел старший бухгалтер, ведя за собой ушедшего было Семена: его ждал клиент, только что снявший приличную сумму, его предстояло проводить до дому.

— Ребята, срочно надо доставить в «Пулбанк» пятьдесят тысяч долларов, — чуть не плача, развел руками главбух.

Мы с Семеном переглянулись. По правилам банка, такие суммы должны перевозить двое. Но, с другой стороны, мы уже привыкли к большим деньгам, да и не такие уж это были большие деньги в банковском деле. Я махнул рукой и сказал главбуху:

— Василич, пусть Семен клиента сопровождает, а я сам в «Пулбанк» смотаюсь. В машину сяду под прикрытием Семена, а там всего ничего до «Пулбанка» — два квартала. Ты туда звякни, пусть их охрана меня на входе подстрахует. Лады?

— Да как я могу! — робко запротестовал главбух.

— Брось, Василич, — успокоил я его. — Я отвечаю. Давай мы оба распишемся, вроде как вдвоем везем, а я один справлюсь. Годится?

— Ну, как знаете… — сдался Василич.

Он, конечно, лукавил, на самом-то деле рад был до беспамятства. Да и в самом деле, что страшного — отвезти не такую уж большую сумму через две улицы? Мы с Семеном расписались в получении денег, я взял из сейфа табельный пистолет, под расписку опять же, и мы вышли на улицу. Я впереди, с маленьким кейсом, за мной Семен с клиентом, занудливым старикашкой, который куда-то ужасно торопился. Я сел в машину, ключи от которой вручил мне главбух, помахал рукой Семену, и он пошел не спеша за клиентом к выходу из подворотни.

Я вырулил на шумную улицу, проехал её до конца и остановился перед светофором. За спиной у меня странно зашипело. Я весь напрягся и медленно обернулся. Никого и ничего. Но шипение продолжалось, даже усилилось. "Может, шланг где прорвало", — мелькнула в голове дурацкая мысль. Я перегнулся через спинку сиденья и обмер…

Прямо мне в глаза с пола машины смотрела рожа в резиновом противогазе, с огромными лягушачьими глазами. Я ещё сильнее перегнулся и потянулся к этой резиновой харе руками, но она вдруг стала быстро-быстро отдаляться, отдаляться и совсем уплыла куда-то, и я сам тоже куда-то уплыл…

…Вынырнул я из черного небытия где-то в тусклом полумраке. С трудом приподняв голову, попытался вспомнить, что со мной и где я. Почему-то всплыла на ум рожа с огромными глазищами. "Может, марсиане меня сблындили?" — мелькнула шальная мысль. Но тут я вспомнил про деньги. Застонав, попытался встать, но руки, ноги, тело — все было как из ваты. Я уронил обратно голову и для начала попытался просто оглядеться по сторонам.

Резко и сильно пахло спиртным, непонятно откуда. Я повел глазами: вокруг — никого, абсолютно пустая комната с тусклой лампочкой под потолком и кроватью рядом с моей. Она была пуста и вид имела казенный. Маленькое грязное окошко забрано решеткой. Двери обиты жестью, с глазком. Что-то вроде камеры, но не тюрьма.

Я чуть-чуть приподнял голову, тихо и осторожно. Лежал я поверх одеяла в трусах и майке, чем-то облитой. Я принюхался и догадался, откуда так сильно пахло спиртным. От меня! И во рту ощущался вкус перегара. Я откинулся на подушку и застонал. Меня ограбили! И тут же понял, где нахожусь: в вытрезвителе! Меня мало того что ограбили, но ещё и подставили.

Я постарался взять себя в руки, потом тихо встал на ватных, подгибающихся ногах и принялся стучать в дверь — довольно сильно, но не слишком. Ровно настолько, чтобы дежурные услышали, но не разозлились. А то в таких заведениях народ работает нервный, могут и повязать, и тумаков надавать.

Пришел молоденький сержант, и по его свежему лицу я догадался, что мне относительно повезло: я попал на только что заступившую смену, пока ещё не обозленную и настроенную вполне благодушно. Сержант отвел меня в туалет, а потом в душевую, где я долго и ожесточенно хлестал себя тугими струями ледяной воды, выбивая из всех клеточек тела и мозга туман алкоголя. После моциона сержант доставил меня в дежурную комнату, где старший сержант стал заполнять с моих слов карточку на меня. Когда он спросил мои данные, я предложил посмотреть мои документы.

— Мужик! — усмехнулся старший сержант. — В какие такие документы? Ты хоть знаешь, где и в каком виде тебя подобрали?

Я как-то сразу поскучнел и уныло замотал головой.

— Он не помнит! — почти радостно воскликнул старший сержант. — Да тебя притащили в том, в чем ты сейчас стоишь. И валялся ты около мусорных баков. Это надо же так напиться!

Мне показалось, что последнюю фразу он произнес если не с завистью, то с восхищением. Когда же в графе "место работы" он проставил "охранная служба" и узнал о моей прежней специальности, то отношение всех служащих ко мне резко переменилось, снисходительное презрение переросло в молчаливое сочувствие. Мне подобрали старенькие, но вполне чистые джинсы, рубашку и даже какие-то сандалии отыскали.

— Сейчас проверим твои реквизиты по ЦАБу и отвезем тебя домой, а ты пока распишись, — старший сержант подтолкнул только что заполненный квиток, а сам принялся дозваниваться.