Дикари - Роже Мож

Сирийский офицер направил свою лошадь к Сулле, сидевшему на каменной скамье.

— Привет, крестьянин! — бросил он. — Где твой хозяин?

Сулла, нахмурив лоб, не спешил отвечать нахалу, который ворвался к римскому гражданину так, как к себе домой.

— Мой хозяин в Риме, — наконец ответил он, намеренно утрируя свой галльский акцент, присущий жителям лионской области.

Он подождал еще немного, собираясь добавить, что его хозяин император — да хранят и помогают ему боги — и что император не любит, когда его солдаты ведут себя невежливо с гражданским населением провинций, но сириец не дал ему этого сделать.

— Ну ладно! — бросил он. — Когда твой хозяин вернется, ты скажешь ему, что нам понравилась его ферма, его гуси и женщины тоже. Спешиться! — скомандовал он своим солдатам. — Переночуем здесь! Тут достаточно жирные гуси и не очень толстые девушки!

Всадники рассмеялись и слезли с лошадей, а их начальник достал из кошелька серебряную монету в двадцать сестерциев и бросил в сторону Суллы. Она докатилась до ног галла.

— Это за двух гусей на вертеле! — объявил он. — Выбери нам четырех девушек, чтобы ощипать птицу. А когда мы ими насытимся — и девушками, и птицей, — тебе тоже перепадет с нашего стола.

Тут и он спрыгнул с лошади и встал перед Суллой, расставив мускулистые ноги, обутые в высокие сапоги из белой кожи.

Одет он был в красивую униформу. Его могучий торс был закован в кавалерийские латы из металлических пластинок. Высокого роста, хорошо сложенный, с очень темными волосами, большими черными глазами и красивым ртом — этакий щеголь.

Потом он повернулся к троим другим, которые уже направились к группе женщин, чтобы пошутить с ними. Женщины были рабынями и принимали все как должное. Солдаты же оставались солдатами, и во время кампаний, когда они останавливались на какой-нибудь ферме, все происходило одинаково.

Сулла вытащил веточку калины изо рта и внимательно посмотрел на них. IV кавалерийский легион, вероятно, поднимался вверх по течению Роны, чтобы сменить на севере Бельгии легион «Корелия». Этот легион находился там уже более года, и ему, к слову сказать, порядком надоели туманные пейзажи и местные толстозадые девушки. Сулла хорошо это знал. В свое время он провел на севере Бельгии две зимы, усмиряя батавов[17]. Эти три негодяя с офицером в позолоченной униформе были посланы вперед, чтобы подготовить место для стоянки во Вьенне.

Вдруг Сулла увидел, как девочка, которую он только что купил, тоже вышла из бани и присоединилась к группе женщин и детей. Ее волосы теперь были распущены и спускались ниже груди. Сулла в первый раз заметил, что у нее были уже маленькие сформировавшиеся грудки и длинные тонкие ноги, и он подумал, что у этого жирного грека был нюх выбирать девушек из толпы рабов, которых продают ему земледельцы. Очень скоро она станет красавицей...

Сатон, слуга Суллы, появился из маленькой двери, ведущей из комнат прямо во двор, и наклонился над плечом хозяина:

— Ванна готова.

Но Сулла прервал его жестом руки. Все внимание его было обращено к щеголю из IV легиона, который направлялся к малышке. Та, стоя на коленях на старом коврике, расчесывала свои волосы.

— Эй, голубка моя! — бросил он. — Это для меня ты так прихорашиваешься? — Он наклонился над ней и взял ее за подбородок. — Ты то, что мне нужно. Не бойся, у меня большой меч, но я пользуюсь им с осторожностью.

Его солдаты снисходительно рассмеялись. Но тут с другого конца двора раздался голос Суллы:

— Эй! Офицер!

Высокий военный обернулся, удивленный. Галл все еще сидел на своей каменной скамейке, но тон голоса его изменился. Одной рукой он подбрасывал подобранную с земли серебряную монету.

— Возьми свои деньги, — сказал он. — Мой хозяин торгует своим скотом только на рынке. Он дарит тебе гусей. Но он не любит, когда лакомятся его девушками.

Сулла размахнулся, и серебряная монета полетела через двор к офицеру. Галл отметил, что Тоджа рядом уже не было, как не было и трех остальных персов, и теперь он ждал реакции военного.

Тот расхохотался:

— Ой! Крестьянин! Тебя слишком заботят интересы твоего хозяина. Тебя это не доведет до добра.

И, более не удостаивая презренного галла своим вниманием, он обернулся, схватил девочку за бедра, поднял ее, отбивающуюся, на вытянутых руках, а потом прижал к себе и, смеясь, насильно поцеловал в губы.

— Ну как, дорогая? — спросил он. — Подними монету, а завтра утром получишь еще такую же...

Сулла поднялся со своей скамьи:

— Хватит, достаточно! Иди и воюй в другом месте вместе с твоими охотниками за утками. Седлайте коней и оставьте наших девушек в покое. А борделей навалом во Вьенне. Вы там будете через два часа.

Красавчик посмотрел на Суллу с недоверчивым видом. Возле него стоял один из всадников, который еще не успел снять кожаный чехол с дротиками. Офицер с улыбкой вытащил у него один дротик и уверенным движением атлета со всей силы метнул его в направлении дерзкого крестьянина. Дротик просвистел возле лица Суллы и, вибрируя, вонзился в деревянную перекладину, которой закрывали дверь на ночь и перед которой и стоял галл.

Всадник уже передал своему начальнику второй дротик. Тот пригрозил:

— Иди спать, навозник! Или мы полакомимся тобой...

Солдаты засмеялись, а офицер сделал движение телом, как бы собираясь вновь бросить дротик, которым потрясал, как в следующий момент во двор со свистом посыпался град стрел. Одна из них резко вонзилась в основание плюмажа и сорвала каску с головы офицера. Другие со звоном ударились в пластины его лат. Офицер продолжал держать дротик. Он перестал смеяться, так как определил по звуку, что стрелы были боевыми, а он хорошо знал, что такие несут смерть...

Он поднял голову и посмотрел на крышу фермы. На сумеречном небе вырисовывались три силуэта лучников с натянутыми луками. Шум закрываемых ворот дал понять четырем всадникам, что они стали пленниками. Рабы, выскочившие из риги, стояли перед воротами и грозно держали в руках острые навозные вилы. На пустынную дорогу уже опустилась ночь, и первые турмы[18] IV легиона не должны были появиться раньше завтрашнего утра...

Сулла выдернул дротик, вошедший в деревянную перекладину рядом с его головой, и подошел к офицеру-хвастуну. Теперь он тоже был вооружен и не выглядел больше крестьянином. Офицер уже не заблуждался на его счет. Сулла направил наконечник дротика между пластинами его лат прямо в грудь.

— Это сделано не для того, чтобы раскидывать по крестьянским дворам, офицер! — жестко сказал он. — Возьми его, пока я не проткнул тебя.

В этот момент по дороге послышался шум скачущих во весь опор лошадей, а затем у ворот — топтание спешившихся всадников и бряцание оружия, задевающего за щиты.