Все оттенки черного - Вадим Панов

Леночка сорвала с шеи ядовитое ожерелье, отбросила его в сторону и пулей вылетела из туалета.

— Вы уверены, что не стоит вызвать врача, Елена Викторовна? — снова поинтересовался Григорий, могучий охранник, с медвежьей нежностью обнимающий девушку. — Успокоительное…

— Нет, спасибо, — тихо ответила Леночка, — я уже в порядке.

В общем-то охранник и сам видел, что девушка постепенно приходит в себя: крупная дрожь, которая била секретаршу Куприянова, ушла, и теперь она лишь изредка всхлипывала, уткнувшись в грудь Григория, но охранник хотел подстраховаться. Кто знает, чем закончится эта история? Истерика, в которой билась Леночка всего несколько минут назад, произвела на него сильное впечатление.

«Заработалась? Или задание какое запорола?»

— Это все, что я нашел в туалете. — Второй охранник, коренастый Валя, показал напарнику фуражку, наполненную крупными розовыми жемчужинами. — Елена Викторовна, это ваше?

Леночка повернулась и взглянула на остатки ожерелья. Ее губы слегка запрыгали.

— Там была змея.

Охранники переглянулись.

— Елена Викторовна, — мягко произнес Валя, — поверьте, в туалете нет змей. Я все проверил.

— Возможно. — У Леночки все-таки хватило сил взять себя в руки. — Возможно, мне просто показалось.

Но от фуражки, наполненной дорогим жемчугом, девушка старалась держаться подальше.

— Валя, вы не могли бы… — ее голос предательски задрожал, — вы не могли бы сохранить это для меня? Я заберу жемчуг завтра. Хорошо?

— Как скажете, Елена Викторовна, — пожал плечами охранник. — Я запечатаю его в пакет и положу в наш сейф. Заберете, когда сочтете нужным.

— Спасибо.

— Может быть, вызвать для вас такси, Елена Викторовна? — заботливо предложил Григорий.

— Нет, я доеду сама, — подумав, отказалась девушка. — Проводите меня, пожалуйста, до приемной — мне надо забрать сумочку.

— Конечно.

Григорий направился следом за Леночкой, но, успев заметить, как Валя многозначительно постучал по лбу пальцем, согласно кивнул напарнику. Девица явно заработалась.

Сегодня Куприянов приехал домой в обычное время: минут за пятнадцать, до того как дети должны были отправиться спать. Он еще успел перекинуться парой слов с Костей-младшим, поцеловал каштановые кудри полусонной Наденьки и пожелал ей спокойной ночи.

Когда Вера, уложив дочь, спустилась в гостиную, Куприянов, сбросивший пиджак и галстук, расположился в глубоком кресле с бокалом коньяка в руках.

— Ты уже пьешь? — Вера устроилась на диване.

— Я поужинал в офисе, — пояснил Константин, смакуя коньяк.

— Как день? — Вера ощущала некоторую неловкость.

«Или натянутость?»

— День прошел так же странно, как начался, — пробормотал Куприянов, разглядывая бокал на свет. — Кстати, я думал, ты перестала принимать транквилизаторы.

— Я и не принимаю. — Вера удивленно посмотрела на мужа.

— Вчера вечером, когда я вернулся, ты спала, и я не смог тебя разбудить.

— Ах, это! — Вера улыбнулась. — Знаешь, мне и самой интересно. Я уснула! Уснула так крепко, что проснулась только в половине двенадцатого! Представляешь?!

— На самом деле?

— И я замечательно выспалась. — Вера подобрала под себя ноги и озорно посмотрела на Костю.

— Мне нужно еще поработать. — Куприянов поставил бокал на столик и поднялся. — Я буду в кабинете.

Это означало, что и спать сегодня он будет там. Война продолжается?

— Костя. — Вера вздохнула. — Костя, ты все еще злишься?

— Нет. — Куприянов задержался, улыбнулся и нежно поцеловал жену в губы. — Я действительно сильно устал. И мне действительно надо поработать.

— У нас мир?

— У нас любовь.

— Я люблю тебя, Кот.

— Я люблю тебя, Звездочка.

Вера блаженно улыбнулась, откинулась на спинку дивана и вдруг тихо вскрикнула. Куприянов резко развернулся:

— Что случилось?

— Откуда это у тебя?

Константин удивленно проследил за испуганным взглядом жены, направленным на блестящие черные четки, которые он вытащил из кармана.

— Откуда они у тебя?

— Четки?

«АННА».

Отвечать надо было немедленно.

— Сувенир из Индии, от Раджива. Черный жемчуг, кстати. А в чем дело?

— Они мне не нравятся, — пробормотала Вера. Черная волна неприятных предчувствий вновь окутала ее. — Они мне не нравятся.

— Ты просто не ожидала их увидеть, — улыбнулся Константин и направился в кабинет.

Вера осталась одна.

Кубань, десять лет назад

Теплая южная ночь мягко окутывала засыпающую землю. Ее бархатный полог, усыпанный блестящими звездами, плавно опустился и на притихшую рощу, превратив ее в мрачный и таинственный массив, и на широкое поле, обманчиво рассеяв линию горизонта. Казалось, победа тьмы неизбежна. Казалось, еще чуть-чуть, и тяжелый покров мрака окончательно смешает небо и землю, лишив наблюдателя всякой возможности понять, в какой стихии он находится, но этого не произошло. Полная кроваво-красная Луна зловещим костром запылала на небе, не позволив ночи стать полновластной хозяйкой земли.

В стоге сена, притаившемся на краю поля, послышалось легкое шуршание и тихий девичий смех.

— Мишенька, не надо.

— Почему не надо, Ань?

— Ну не надо…

— А что же мы тогда здесь делаем?

Их губы встретились, и некоторое время ничто не нарушало тишину летней ночи. Затем девушка снова отстранилась:

— Для этого. Но и все.

Голос был мягок, но чувствовалось, что решение девушка приняла окончательное. На вид ей было лет четырнадцать-пятнадцать. Смуглая, черноволосая, с большими горящими глазами и пухлыми алыми губками, она обещала вырасти в настоящую принцессу. Крепкую, сильную и красивую, под стать своей прекрасной земле. На девушке были шорты-джинсы с отрезанными штанинами и тонкая желтая блузка, соблазнительно облегающая упругую и довольно большую для ее возраста грудь.

— Ничего другого не будет.

— Но почему не будет? — обиженно спросил Мишка.

Он был старше своей подруги года на два-три, носил спортивные штаны и белую футболку. Крепкие жилистые руки парня, привыкшие к сельскому труду, жадно ласкали упругое тело девушки.

— Почему не будет, Ань?

— Рано нам еще.

— Да ладно тебе, рано! И ничего не рано. Вон Лешка с Нинкой вовсю уже!

— Чего вовсю? — поинтересовалась девушка.

— Ну, это… — Мишка смутился. — Я точно не знаю…

— Это тебе Лешка сказал?

— Ничего он мне не говорил.

— Лешка, да?

— Ну, сказал, — сдался парень. — Ну и что?

— Вот видишь, — торжествующе произнесла девушка, — сначала сами пристаете, а потом по всей станице слухи гуляют.

— Да ничего не гуляют. — Сбитый с толку Мишка чуть нахмурился, почесал в затылке, а потом снова пошел на приступ: — У нас же все по-другому будет, Ань.

Девушка позволила его рукам расправиться с пуговицами блузки, тяжело задышала, когда Мишка ласкал ее наливающуюся женственной силой грудь, гладил стройные бедра, но как только его пальцы скользнули по застежкам шорт, Анна крепко сжала их рукой.

— Не надо.

— Почему?

— Посмотри, какая Луна страшная.

Огромный диск, словно специально нависающий над стогом, Мишка был готов рассматривать только как бесплатный фонарь. Любоваться ночным светилом он не собирался.

— Луна как Луна, — проворчал парень, жадно поглаживая вожделенное тело подруги. — Ты меня вообще-то любишь?

— Полнолуние, — задумчиво произнесла Анна, словно не слыша его вопроса. — Знаешь, а говорят, что в такие ночи мертвяки из могил встают.

— Ага, и на дискотеки приходят.

— Нет, правда. — Девушка приподнялась на локте, и ее живые черные глаза, обрамленные длиннющими ресницами, внимательно уставились на Мишку. — Мне баба Тоня рассказывала. Собрались они как-то с мужем, Кузьма Ильич, царство ему небесное, тогда еще жив был, в Краснодар. Съездили, все дела свои переделали, а как возвращаться, у кума задержались, у Трофима Егорыча. Выехали часов в пять, думали к полуночи добраться, да как мимо Санаевского кладбища проезжали, ось у них в телеге поломалась.

Голос у Анны был глубокий, с легкой хрипотцой, прекрасно подходящий для рассказывания подобных страшилок. Мишка, поначалу просто любовавшийся полуобнаженной подругой, поневоле заслушался.

— И только они остановились, из-за кладбища Луна всходит, огромная, красная-красная, как сейчас.

Парень машинально бросил взгляд на мрачный диск, нависающий над стогом.

— Баба Тоня сразу поняла: быть беде, и мужу говорит: уезжать надо. Да куда поедешь? Ось-то сломана. Утра ждать надо. А из-за ограды звуки странные доносятся. Будто стонет кто-то. Баба Тоня, как эти звуки услышала, так и похолодела. В Кузьму Ильича вцепилась, а тот ее успокаивает, мол, бредни бабские. Посмеялся, закурил, чего, мол, дура, переживаешь? Баба Тоня смотрит, а по дороге, что кладбище огибает, путник к ним приближается. Кузьма Ильич засмеялся, народу здесь больше, чем в Краснодаре в базарный день, и к путнику обращается: мол, здравствуйте вам. Тот отвечает, чего, говорит, поломались? Баба Тоня сидит ни жива ни мертва от страха. Голос путника ей знакомым показался, а лица разглядеть не может: шляпа на нем с полями большими.