Игла бессмертия (СИ) - Бовичев Дмитрий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А что рассказывать? Казённое сельцо, живут там люди — не тужат. Разве что совсем мужиками деревенька обнищала, позабирали всех в солдаты.
— Ну-ну-ну и что же? — опять влез Демид. — Как бабы без мужиков-то?
— Известно как — томятся.
— Ой, верно, сплю я. Слыхал, Федька, а?! Томятся! — широко улыбнулся Демид и толкнул соседа локтем в бок.
— Да вы не больно-то радуйтесь, служивых они не привечают.
— Отчего ж?
— Да, видно, из-за рекрутских наборов, — догадался Фёдор.
— Верно.
— Ништо, уговоримся, — сказал Демид, и мечтательная улыбка надолго поселилась на его лице.
— Не было ли в селе какого лиха? Мор или пожар? — снова начал расспрашивать Николай.
— Нет, ничего такого не бывало, бог миловал. — Евсей перекрестился. — Ну да я в те края токмо по осени або зимой наезжаю. Весной-то и летом дома дел — молоть не перемолоть.
Дальше ехали молча, только поскрипывали колёса, да стрекотали кузнечики. Перелески сменились полями; в высоком разнотравье то тут, то там проглядывали полянки клевера и земляники.
Николай, собиравшийся было продолжить пытать мужика про деревню, отступился. Глядел на крошечные, словно блюдца, островки земляники и думал, как славно было бы остановиться и поискать ягод. Само собою вспомнилось детство, когда босоногим сорванцом, бывало, бегал он от крестьянской работы к точно таким же полянкам за немудреным лакомством. Счастливое время, куда не вернуться ни на час, ни на миг, а ведь иногда так хочется сбросить с себя тяжкий, огрубевший наряд обожжённого опытом, разумного, взрослого человека и нестись, распахнув глаза и раскинув руки, по лугу навстречу такому яркому, живому и удивительному миру.
Фёдор, не имея склонности к романтизму, прикидывал, что телега, на которой они ехали, справная, а лошадёнка — ледащая, под соху не встанет, что сам возница — плут и, видно, барыш пропьёт, что трава на полях перестаивает и надо бы её скосить. Фёдор, сколько себя помнил, всегда был человеком хозяйственным. В молодости он даже хотел поскорей жениться, без большой разницы на ком, лишь бы выделиться из отцовского двора и зажить своей головой и руками. Но на беду, в ту самую пору, когда он уже уговорился с будущим тестем и собирался засылать сватов, приехал господский приказчик и записал его в солдаты. С тех пор не проходило дня, чтобы не думал он о том, как, закончив службу, зачнёт своё хозяйство. Для того в сокровенном месте припасено уж без малого полтораста рублей, для того он и на службу эту жуткую записался — господин капитан положил им унтер-офицерское жалование.
Будто бы подтверждая мысли Фёдора, возница запел:
Чарку зелена вина
Выпью разом я до дна
И, эх, загуля-аю!
И, эх, заспева-аю!
Дудку я к губам прижму
И по улице пройду
И, эх, загуля-аю!
И, эх, заспева-аю!
Позабавлю я народ,
Он мне снова поднесёт
И, эх, загуля-аю!
И, эх, заспева-аю!
Не пойду назад к жене,
Понаведаюсь к куме
И, эх, загуля-аю!
И, эх, заспева-аю!
Демид тоже начал что-то бубнить себе под нос, а мысли всё не могли отвязаться от ждущих его в деревне баб, а может, и девок. Вот доберутся они до села, и он гоголем пройдётся по улице, да не будет бросаться к первой встречной, а погуляет, покажет себя и выберет самую-самую раскрасавицу. Человек буйного нрава и с тёмным прошлым, Демид мог иногда со всей душой предаваться какой-нибудь откровенной чепухе. Года три тому назад поспорил он с ротным поваром — и не обошлось без мордобоя, — что сможет так залатать свои видавшие виды башмаки, что они будут блестеть не хуже офицерских. Сложная задача, ведь обувка его была изношена, изжёвана многими вёрстами дорог, и ей уж давно пришла пора отдохнуть в какой-нибудь канаве. Починять туфли дело непростое, ведь они нужны постоянно — в караул или на строевые учения в чём придётся не выйдешь. И потому, щедро подмазав полкового лекаря и сказавшись унтеру хворым на живот, Демид два дня не вылезал из нужника и латал, и клеил свои башмаки. И добился своего — та же самая пара выглядела так, будто только взята из лавки. Другое дело, что они развалились уже к концу дня, но спор-то был выигран, и повар месяц носил ему мясо с офицерского стола.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Последний спутник, Олег, ни о чем конкретном не размышлял — лишь ощущал радость от того, что он едет куда-то вместе с товарищами, что делать они будут дело благое, что вокруг чудесные виды природы, и уже не теснят его со всех сторон монастырские тяжкие стены.
Так и ехали, пока возница, до того тянувший одну песенку за другой, не удивился:
— Не пойму я, где мы едем. Уж давно должон показаться пригорок с хатами, а по правую руку — роща.
Вокруг же, сколько хватало глаз, простирались поля, лишь на горизонте окаймлённые тёмной полоской леса. И вид этот сопровождал путников уже довольно долго. Евсей остановил кобылу. Как только лошадёнка встала, на людей навалилась не августовская духота и зной, будто бы заглянувший из середины июля.
Демид, витавший в сладких грёзах и пропустивший слова Евсея, возмутился:
— Чего встал-то? Погоняй, раз уплачено.
— Куды погонять-то? Уж должны быть на месте.
— Может, свернули где ненароком? — предположил Фёдор.
— Да нет тут других дорог.
— А что ж ты нам пел, что крюк тебе выходит? — припомнил Демид.
— Что, что — ништо!
— Дурачков нашёл? А ну, вертай монеты! Рожа плутовская!
— Оставь, не в деньгах дело, — начал было Николай.
— А ты чего раскомандовался, старый? Это моё дело! Этот лапотник из меня дурака лепит и радуется! Или пусть серебро отдаст, или я ему юшку пущу!
— Чего, чего ты?! — испугался Евсей.
Демид слез с телеги и собрался уж в самом деле кулаки об нос возницы почесать, да зацепился полой кафтана за косой бортик, и Фёдор, спрыгнув проворнее, подбежал к нему и зашептал что-то на ухо. Буян ещё какое-то время хмурился и ворчал, но грозиться перестал.
— Поехали дальше, да смотрите в оба, — распорядился Николай. — Заряжу-ка я пистолет на крайний случай.
Лошадь пошла не сразу: фыркала, упрямилась и двинулась только после крепкого удара вожжами.
Вокруг путников растеклась тревога, а окружающий пейзаж показался враждебным в своей неизменности. Солнце стояло в зените и палило немилосердно, отчего воздух начал струиться и переливаться, искажая и снижая видимость. Сколь каждый ни вглядывался, никак не мог усмотреть хоть какие-нибудь строения.
— Стой! — взволнованно крикнул Демид. — На траву глядите!
— А что?
— Она колышется, а ветра нет!
И в самом деле, море листьев и стеблей несильно волновалось то в одну, то в другую сторону. Как только телега остановилась, жар навалился с одуряющей силой, и лошадь легла на землю прямо в упряжи.
— Господи, спаси! — заголосил Евсей и подбежал к своей животине, не переставая мелко креститься.
— Приехали, — констатировал Демид.
Вокруг зыбким маревом переливался воздух, а разнотравье будто вторило ему.
— Ну-ка, подсобите, — попросил Николай.
Выбравшись из телеги, он подошёл к краю высокой травы, долго присматривался, а затем провел ладонью по стеблям — руку ожгло будто крапивой.
— Чародейство.
— Господи, спаси, — сказал уже Фёдор.
— Да, давайте обратимся к Господу, — согласился Николай и посмотрел на Олега.
Тот кивнул, сложил руки, и все поступили так же. Помолившись, люди будто бы почувствовали облегчение и немного успокоились, но больше ничего не поменялось.
— Не пускают нас… — сказал Николай.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Вертаемся? — нервно спросил Демид.
— Да, поехали обратно, куда мы супротив этого? — поддержал Фёдор.
— Погодите, подумать надо.
Николай присел на задок телеги и стал размышлять, рассеянно поглаживая да покручивая усы. Что же это такое? Какие такие силы?
