Имперский рубеж - Андрей Ерпылев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что вы задумали? – забеспокоился молодой человек, видя, что «пластун» не собирается перебираться через бруствер, шаря за ним руками.
– Где второй мешок, ваше благородие? – отозвался тот. – Еще разок схожу, раз такая пруха! Вдруг больше не представится?
– Отставить! – попытался сопротивляться поручик, но фельдфебель уже сцапал за лямку второй, приготовленный на всякий случай мешок.
– А водичка какая! – не слушал он офицера, продевая руки в лямки. – Не водичка – нектар небесный! Я думал лопну…
– Прекратите, Ратников!..
– Тихо, ваше благородие, тихо… – прошептал солдат, уже отползая от края. – Переполошите дикарей еще… А меня, между прочим, Евграфом Тимофеевичем зовут, – сообщил он зачем-то.
Он исчез, а Саша все сидел, упершись в валун плечом, и корил себя за то, что не смог остановить подчиненного. Рука сама тянулась к влажному мешку, но он позволил себе лишь слизнуть соленую от пота воду с ладони.
«Вот вернется со второй партией Ратников, – говорил он себе, – тогда и устроим пир… Ты уж не подведи меня, Евграф Тимофеевич…»
Он так и не понял, что произошло. То ли «пластун» выдал себя, звякнув ненароком флягой о камень, то ли афганец спросонья решил проявить бдительность…
Ослепительно белая ракета с ядовитым шипением взмыла с другой стороны пропасти, озаряя все вокруг мертвенно-бледным ртутным светом. Ринулись от камней прочь угольно-черные тени, а темнота за ущельем вдруг взорвалась сразу несколькими чудесными цветками пулеметных и автоматных огней.
Не обращая внимания на щелкающие по камням пули и жужжащие над головой рикошеты, Александр бил по вражеским огневым точкам короткими очередями, моля Бога лишь об одном: чтобы Ратников сумел затаиться в камнях, переждать огненный шквал и вернуться живым. С водой, без воды, но живым…
Перестрелка завершилась только через час – русские вынуждены были беречь патроны, но и после, до самого рассвета, «та сторона» то и дело огрызалась пулеметным огнем, время от времени подвешивая над рекой «люстры», не дающие шанса остаться незамеченным под их рентгеновским светом…
* * *– Вон он, видите. – Унтер Таманцев протянул Александру бинокль и чуть-чуть подправил направление.
Надежды на возвращение Ратникова растаяли вместе с жиденьким туманом, поднявшимся перед восходом солнца с невидимой в его молочном киселе реки. Всего фельдфебеля не было видно, лишь нога в ботинке с потертой рубчатой подошвой торчала из-за камня метрах в двухстах ниже по склону. И угол, под которым она была видна, плюс каменная неподвижность не позволяли сомневаться: Евграф Тимофеевич не ранен и не затаился…
– Сползаю за ним ночью, – спокойно, как о чем-то обыденном, сообщил Таманцев офицеру, снова забирая у него бинокль и придирчиво изучая участок откоса между «бруствером» и камнем, за которым лежал убитый. – Пусть уж с нами будет Тимофеич. Дельный был мужик – чего ему, православному, как собаке там валяться?..
Саша не нашел, что возразить: ценой своей жизни Ратников спас всех своих товарищей и в первую очередь – раненых. И не заслуживал того, чтобы валяться непогребенным на поживу стервятникам. Конечно, шесть литров воды не бог весть что, но при экономном использовании этот запас можно растянуть на пару дней. А там, может быть, что-нибудь решится.
Поручик не сомневался, что их уже ищут: район поиска был известен, а два пропавших вертолета – не иголка в стоге сена, даже в этой горной стране. Тем более что вольноопределяющийся Голотько, не теряя надежды, продолжал ковыряться в раскуроченном нутре рации, прекращая работу лишь после захода солнца, чтобы с первыми его лучами вновь схватиться за обгорелые провода и печатные платы. И Бежецкий был благодарен солдату за это…
Беда в том, что Михайлов был совсем плох, надолго впадал в сон, все чаще напоминающий вечный, а когда пробуждался ненадолго, нес всякую ересь, навевая тоску и уныние на солдат. Периоды просветления были коротки и редки. В момент одного из них он подозвал Александра.
– Сколько мы можем обороняться? – спросил он в упор.
– Не знаю, – ответил Саша. – Если продолжится такая, как сейчас, «позиционная война», то дня два. Если туземцы пойдут на штурм – вряд ли продержимся час. Патронов почти не осталось.
– Грустно, – помолчав, сказал капитан. – Я хочу… нет, не приказать – попросить вас… Когда будет понятно, что обороняться далее невозможно… Одним словом, я прошу, чтобы вы застрелили меня и остальных раненых.
– Я не смогу! – испугался молодой человек. – Зачем?
– Этим вы спасете своих товарищей от мучений, – твердо сказал раненый. – Вряд ли туземцы возьмут нас в плен, но они чужды и христианского милосердия. Смерть наша все равно будет неотвратима, но она будет мучительна. Я понимаю, что это – грех, но Господь простит вам это прегрешение.
– А остальные?
– Как поступить вам и всем остальным, кто может держать в руках оружие, пусть подскажет совесть… Прошу вас сообщить об этом солдатам. Я хочу, чтобы каждый принял решение сам. Я свой выбор сделал.
– Так точно… – растерянно ответил Саша.
– Что ж – дело говорит командир, – со скрежетом почесал заросший рыжеватой щетиной подбородок унтер Таманцев. – Я этим башибузукам в руки живым даваться не собираюсь. Вон, Худайбердыев, – подмигнул он товарищу, – пусть сдается. Он магометанин, и те – магометане. Камуфляж скинет, чалпак напялит и – туземец туземцем.
– Шайтан ты, Таманцев! – буркнул татарин. – Сам чалпак одевай! Я русский солдат!..
– А вы, барон? – обратился поручик к фон Миндену, шикнув на солдат. – Как все или попробуете договориться?
– Вам доставляет удовольствие меня оскорблять, Бежецкий? – отвернулся немец. – Тогда делайте это хотя бы не при нижних чинах. Так, чтобы я мог ответить на оскорбление пощечиной.
– Извините… – Александр иногда сомневался: не ошибся ли он в поручике? – Значит, решено, – подвел он черту. – Пусть каждый оставит по нескольку патронов в неиспользуемом магазине на последний случай. И тот, кто останется жив… Если останется…
Солдаты сидели молча, понурившись. Каждый переваривал только что сказанное. И видит бог – никто не хотел такого финала…
Вертолет выскочил из-за скал неожиданно. Сорвавшись с направляющих, ударили по противоположной стороне ущелья, прямо по позициям мятежников, дымные струи ракет, завершившиеся огненными клубками в черных облаках разрывов. Ошеломленные туземцы ответили жиденьким автоматным огнем, но машина уже скользнула прямо над головами тоже опешивших солдат, едва не задев камни полозьями шасси.
– Откуда? – позабыв про опасность, вскочил на ноги Бежецкий – остальные, пригибаясь, уже бежали к ровному пятачку впритык к отвесной скале, куда только и можно было посадить вертолет. – Стоять! Занять оборону!
Не хватало, чтобы обозленные туземцы сейчас пошли в атаку…
– Назад! – первым повернул к своей «лежанке» Таманцев. – Назад, сучьи дети!
Вертолет – вместительный «Алуетт» многоцелевого назначения, близнец того, что расплющенной тушей лежал на берегу горной речки, – предусмотрительно не глушил двигатель.
– Капитан Михайлов? – кинулся к неузнаваемому под слоем грязи и пыли Бежецкому юный поручик. – Это чудо! Мы не надеялись…
– Поручик Бежецкий, – хрипло прокаркал в ответ Саша. – Почему всего один вертолет? Сколько вас?
– Мы не надеялись найти тут живых, – виновато развел руками офицер. – К тому же второй вертолет оказался неисправным… Со мной четверо солдат и пилот.
– Вы можете взять на борт всех?
– А сколько вас?
– Девять живых и шестнадцать мертвых.
– Это будет сложно…
– Попытайтесь, поручик! Выкиньте все, что можно. Я знаю, что «Фоккер» может взять на борт двадцать четыре солдата с полной выкладкой.
– Но вместе с нами будет тридцать один! Может быть, оставить часть мертвых…
– Слушай меня, поручик! – Александр схватил побледневшего офицера за ворот мундира и притянул к себе. – Здесь не останется никого из моих людей! Ты меня понял? Или мне повторить?
– Да, да… Можно попытаться… – слабо пытался освободиться юнец. – Я прикажу выбросить все лишнее…
– Если придется лететь голышом, – выпустил из кулака смятую ткань Саша и неуклюже попытался ее отряхнуть, только запачкав еще больше, – полетим голышом. Одно только оружие. Вы поняли? Начинайте погрузку. Сначала раненых.
– Да, – бросил он в спину кинувшемуся к своим солдатам офицеру. – Патронами случайно не богаты? А то у нас боезапас почти на нуле…
Поручик недоверчиво смотрел на грязного, оборванного офицера, не веря в то, что белоснежный оскал на черном лице – всего лишь улыбка…
* * *– Диспозиция такая, – сообщил Саша поручику, лежащему рядом с ним, кивая на склон, усеянный пестрыми кучками тряпья: вдохновленные видом такой добычи, как вертолет, туземцы попытались пойти на штурм, и, если бы не приказ Бежецкого оставаться на позициях, их замысел мог удаться. – Лазают по круче эти черти, как тараканы. К тому же некоторым удалось закрепиться вон в тех камушках. Стоит нам оставить гребень без присмотра, и через пять минут тут будет не протолкнуться от бачей.