Лучшее за год XXV.I Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк - Гарднер Дозуа

— До начала правления Чистой Династии, еще до того, как маньчжурский император спас Промежуточное Царство[40] от остатков грязи и продажности Светлой Династии, вы принимали участие в одном из плаваний Флота Сокровищ на дальний край света; вы отправились на восток, в царство арабов, затем в Мексику и Фусянь.

Это было утверждение, а не вопрос, но тем не менее Сяо Вэнь сделал едва заметную паузу, чтобы дать Лин Сюаню возможность ответить что-нибудь.

— Тогда я был юношей-студентом, — заговорил старик, — я еще не сдал экзамена на звание цзиньши[41] и не стал ученым.

Я приехал в Северную Столицу[42] из южной провинции, чтобы по мере своих возможностей служить Трону Дракона. Мои умения, очевидно, наилучшим образом должны были пригодиться на борту императорского корабля Флота Сокровищ, на котором я плыл в качестве летописца; мои знания языков также могли оказаться полезны в путешествии. Переход через большое море занял у нас много месяцев, и вот наконец мы высадились на побережье Аравийского полуострова.

— Я хочу поговорить с вами о Мексике. Заголовок вашего сочинения подразумевает, что…

— Когда я служил императору Шуньчжи, я получил дипломатическое поручение в Аравию. Но после того как император отправился на небо и Трон Дракона занял Канси, китайские чиновники, подобные мне, быстро вышли из милости. Регент князь Обой[43] повел политику, настолько противоположную политике его предшественника, насколько это было возможно. Он пытался утвердить в стране маньчжурское господство и считал, что покойный император позволил слишком многим китайцам занять значительные посты в государственном аппарате. Ученых маньчжуров было слишком мало, чтобы заменить всех китайских чиновников, и Обой вынужден был довольствоваться тем, что заменил большинство китайцев на своих ставленников.

Сяо тяжело вздохнул. Старик бормотал, как выжившая из ума карга, но чиновник хотя бы получил подтверждение того, что он действительно плавал в Мексику, так что, возможно, Лин обладал нужными военному министру сведениями.

— Вернемся к Мексике…

— Как вы понимаете, я долгие годы ненавидел Обоя. — Старик печально покачал головой. — Он отнял у меня свободу, лишил средств к существованию. Я занимал довольно высокое положение в Посредническом Управлении, и меня нельзя было отправить в отставку без скандала, так что регент бросил меня в застенки Вышитой Гвардии по сфабрикованному обвинению в предательстве. Какая ирония! Восемь лет спустя, достигнув совершеннолетия, молодой император Канси с помощью своего дяди Сонготу освободился от гнета регентов и арестовал самого Обоя по обвинению в превышении полномочий. Обой присоединился ко мне в качестве узника Вышитой Гвардии и вскоре умер.

Все это была древняя история; об этих событиях забыли еще до рождения Сяо. Он в нетерпении заерзал на скамье и еще раз попытался взять нить разговора в свои руки.

— Лин Сюань, — начал Сяо, слегка повысив голос, — я должен попросить вас отвечать на мои вопросы. Я нахожусь здесь по срочному делу его величества, Сына Неба, и у меня нет времени на пустую болтовню.

— Но дела людей идут по заранее предопределенным путям, подобно тому как движутся на небе звезды, — продолжал старик, словно не слыша слов, произнесенных Сяо. — Насколько мне известно, в Европе существует понятие о судьбе как о колесе, напоминающем мельничное, которое то выносит человека наверх, то увлекает вниз. Как часто те, кто вознесся на самый верх, забывают о том, что однажды им снова суждено упасть. Через тридцать четыре года после того, как Сонготу помог своему племяннику Канси избавиться от регента Обоя, император посадил в тюрьму самого Сонготу — частично за его участие в попытке престолонаследника узурпировать власть. Сонготу был заключен здесь, во Внешнем Здании, но совсем недолго: вскоре Канси приказал казнить его без суда.

Сяо Вэнь вспомнил об этом скандале: когда он был еще мальчишкой, его отец и дядья говорили об изгнании Сонготу и его соратников со двора.

— Лин Сюань… — начал было Сяо Вэнь, но старик, перебив его, продолжал:

— Разумеется, и сам наследник сейчас сидит здесь. Иньжэнь[44] — мы проходили мимо него во дворе, по дороге в комнату для допросов. От него осталась лишь тень, и, возможно, он лишился рассудка. Возник слух, будто бы старший принц Иньши заплатил ламам, чтобы те наслали на него злые чары. Это разоблачение привело к помилованию Иньжэня и его освобождению, он снова стал преемником и наследником Канси. Но после выхода из тюрьмы принц вернулся к прежнему образу жизни, и в конце концов император исключил его из линии престолонаследования, лишил всех постов и поместил сюда навеки. Но все же бывший принц кажется мне безобидным, и, по-моему, у него существуют длительные отношения с одним из заключенных; поскольку наклонности сына послужили для императора поводом к тому, чтобы изгнать его, я думаю, что это весьма вероятно.

Сяо Вэнь поднял руку, снова пытаясь вернуть контроль над ситуацией, но старик не обратил на него внимания.

— Некоторые говорят, будто мужчины ложатся с мужчинами потому, что такими они были созданы, другие — что этот порок мы приобретаем, что он не присущ людям от рождения. Был ли престолонаследник заранее обречен предпочитать в постели общество мужчин обществу женщин? Неужели движение звезд в небесных просторах предопределило его судьбу вплоть до заключения здесь, за высокими, холодными стенами? Или его выбор, который он делал на протяжении всей жизни по своей воле, каким-то образом повлиял на движение небесных светил? Мы знаем, что судьба человека тесно связана с небом, но вопрос причинности остается открытым. Что оказывает влияние, а что подчиняется?

— Лин Сюань, прошу вас… — с усталым вздохом произнес Сяо. Он понял, что уже настолько зол, что хочет все бросить и в своем докладе обойтись имеющимися сведениями.

— В древности, в период Сражающихся Царств,[45] философ Ши Шэнь[46] попытался объяснить изменения в движении Луны влиянием человеческих поступков. Он утверждал, что, когда трон занимает мудрый принц, Луна движется по небу правильно, а когда принц неумен и находится под властью министров, Луна сбивается с пути. Но если мы допустим, что древние знали о таких вещах больше нас, то что же тогда остается потомкам? Древние, какими бы мудрецами они ни были, не смогли бы сотворить такое чудо, как Запретный Город. Тогда, может быть, правильнее считать, что спустя многие поколения мы создаем и теории, которые были им недоступны? Мне нравится думать, что мир растет, как ребенок, постепенно взрослея, приобретая с годами опыт и знания. Но многие люди сочтут, что такие мысли оскорбляют достоинство древних, которые жили раньше нас; вершины, достигнутые ими, нам якобы не дано покорить. Наверное, на меня повлияли мексиканские жрецы. Там верят в то, что этот мир — лишь последний в череде миров, из которых каждый последующий является более сложным и прекрасным.