Якорь - Наталья Караванова

На входе в широкий коридор у меня в последний раз проверили документы. Потом мы шли куда-то по светлым палубам и лестницам. Я даже не пыталась запомнить дорогу.

Остановились у таблички с длинным названием, ключевым словом в котором было: "Госпиталь".

Игорь объяснил:

— Я хотел позвать с нами одного человека. Она тоже твоя знакомая.

— Как ее зовут?

— Увидишь ее, попробуй вспомнить сама. В любом случае я вас представлю.

Опять эти его штучки. Вспомнишь…

я теперь уже сама не пойму, что я помню, что знаю, а что только представляю или придумываю себе.

Однако кабинет, в который постучал Игорь, был заперт. Тогда он кого-то вызвал по кому.

— Здравствуйте! Да. Это Игорь Седых. Вот, стою под дверью вашего кабинета… ах вот в чем дело! Но все-таки… хорошо. Сейчас подойдем.

Он отключил коммуникатор, улыбнулся мне:

— Придется зайти к ней домой. Это должно быть где-то рядом.

Мы спросили дорогу у кого-то из встреченных людей, и нам объяснили, что жилой сектор номер четыре расположен уровнем ниже. А там "от лифтов по коридору направо". Адрес мы нашли без труда.

— Здравствуйте, Игорь, — поздоровалась темнокожая красавица, голову которой украшал ворох блестящих кудрей. — А я, как видите, собираю вещи.

— Все же решили лететь?

Она вздохнула:

— Мне просто необходимо как-то сменить обстановку. Но вы заходите. Правда, у меня не прибрано.

Мы вошли. Не знаю, почему она сказала, что здесь не прибрано. Такой порядок в моем доме считается идеальным. А то, что на кровати лежит открытый чемодан-переноска, так вещи вокруг него уложены столь гармонично, что это производит впечатление, что так и надо.

— Познакомьтесь, — нехотя сказал Игорь, — Саша, это Жанна, она работала врачом на "Корунде" до меня.

— Привет, — Жанна так пристально на меня посмотрела, что мне даже стало немного неуютно. — Вы пен-рит?

— Да. А это сразу видно?

Моя собеседница отчего-то смутилась.

— Немного. Я давно работаю на этой базе, как-то научилась определять.

Игорь, чтобы уйти со скользкой темы начал расспрашивать мою новую старую знакомую о предстоящей работе, о том, на какой координационной ветке теперь нужно будет искать ее адрес.

Я разглядывала комнату. Все просто и стильно. Мебель — пластиковая под дерево, на полу пористый теплый палас серебристо-синих оттенков. У меня дома есть половичок из такого материала, лежит в прихожей. Только он красный.

У дальней стены сложены вещи, которые, очевидно, хозяйка не собирается брать с собой. В коробке стопочками уложены книги, какие-то приборы. В другой коробке — немного одежды, пачка распечаток с графиками и схемами. А рядом — гитара. Старенький инструмент с потертой декой и черным грифом почему-то привлек мое внимание. Куда бы я потом не смотрела, взгляд все равно возвращался туда.

Ни Игорь, ни Жанна не смотрели на меня, лишь потому я решилась подойти и взять инструмент. Присела на корточки у кровати, не самая удобная поза, но я и не собиралась ничего играть.

Гитара немного не строила на басах. Я подкрутила колки и вдруг поняла, что уже некоторое время в комнате стоит полная, поистине, гробовая тишина.

Я остановилась и посмотрела на зрителей. Игорь улыбался, а Жанна…

Жанна смотрела на меня, как на привидение. Медленно поднесла ко рту сжатый кулак и прикусила костяшки. Обернулась к Игорю, спросила сдавленным шепотом:

— Это… Игорь, это она, да? Я должна была догадаться, как только вы вошли… но как…

— Саша мало, что помнит даже из недавнего прошлого, — ответил Игорь, — а я и не знал, что она умеет играть.

Я сама не знала. Но у меня умные пальцы. И у них не было амнезии.

Жанна подошла ко мне, присела рядом.

— Сандра, ты меня совсем не помнишь? Ну, посмотри…

Отвечать не хотелось. Пальцы пробежали по грифу, вспоминая какую-то мелодию. Сначала неуверенно, а потом я с удивлением поняла, что мелодия получается. Неровная, немного дребезжащая, когда непривычные к струнам подушечки не могли правильно взять ноту…

Когда пальцы заболели во всю силу, гитару пришлось отставить.

— Я помню эту пьесу, — голос у Жанны немного дрожал. — Ты ее играла, когда у тебя хорошее настроение.

— Жанна, — позвала я, — пойдемте с нами на "Корунд". Мне как-то не по себе.

— Хорошо.

Но она почему-то отвернулась и всхлипнула.

— Ничего, — сказал Игорь. — Просто вы были подругами, и ей грустно, что ты ее не узнала.

— Почему они все плачут, когда меня узнают? Вот и Гилоис вчера…

Игорь взъерошил мне волосы и шепнул на ухо:

— Они тебя любят, дуреха. Жанна, например, три года считала тебя мертвой. А кое-кто и до сих пор винит себя в твоей гибели. У тебя много друзей, Сашка. Мне бы столько друзей.

Игорь, светлая душа, да неужели у тебя меньше друзей, чем у бедной глупой пен-рит, которая к тому же ничего не помнит? Никогда в это не поверю. Как хорошо, что ты есть в моей жизни, и как хорошо, что ты — такой.

Жанна вытерла ладонью покрасневшие глаза, увидела, как мы стоим, обнявшись, улыбнулась.

Игорь забеспокоился:

— Ну, Жанна, вы решили идти с нами?

— А Димыч что скажет? Он знает?

— Нет. Я не хотел раньше времени ему говорить. Если Сашка так ничего и не вспомнит, он будет чувствовать свою вину еще и в этом. Вы же знаете, он до сих пор не может себе простить.

Она нервно кивнула:

— Это из-за меня. Ну почему я тогда не смогла промолчать… мне жаль…

Я посмотрела на одного, на другую. Очевидно, они знали, о чем говорили.

— О чем вы?

— О том, что… нельзя влюбляться в звездных капитанов. Ни к чему хорошему это не приведет.

Ну почему же, подумал Игорь, и поцеловал в висок своего звездного капитана. Сашка потерлась щекой о его щеку. Ей было хорошо и спокойно. Ведь память вернется — как вернулась та простенькая мелодия, которую ей удалось сыграть на гитаре.

Калымов как раз заскочил к себе кабинет глотнуть на бегу кофе, когда засигналил ком, а потом голосом Игоря сообщил, что они с Жанной и Сашкой прямо сейчас направляются на "Корунд". Пропустить это событие было невозможно. Встретились они уже у шлюза.

Саша его радостно поприветствовала, она прекрасно помнила совещание у министра.

— Как успехи? — вежливо поинтересовался Вак.

— Оказывается, я играла на гитаре. Гилоиса я тоже вспомнила. Правда, очень отрывочно. И море. Или это было не море. Просто тьма, много воздуха и чей-то смех. И плеск.

Вак несколько секунд вглядывался в ее лицо, потом покачал головой:

— Невероятно. Это было… дай-ка вспомнить… лет десять назад. Вас как раз впервые посадили на "Фотоны". После интенсивных курсов несколько молодых пилотов удрали на курортную планету, ведь вам полагался отпуск. И мы вас искали. Потом долго уговаривали начальство не судить строго молодых за молодость и безответственность. Там и вправду ночами было непроглядно, какое-то свойство атмосферы делает ночи черными и беззвездными. Если разжечь костер, то с двадцати шагов он кажется слишком красным и тусклым, а с пятидесяти вообще едва виден. А ночи теплые, длинные. И море, которое можно определить лишь на слух да на ощупь.