Мир Александра Галича. В будни и в праздники - Елена П. Бестужева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для разнообразия и чинности рекомендовалось музыку чередовать со вставными песенными номерами: концертные эстрадные произведения сменялись эстрадными и зарубежными песнями (затейливое это словосочетание – раскавыченная цитата из книги о ресторанном хозяйстве), которые исполняли солисты, подвижная танцевальная музыка перемежалась плавной, лирической (опять-таки, раскавыченная цитата, загвоздка в том, что цитата на месте, но, хоть убей, не помню – куда же сунул кавычки).
Ресторанные музыканты, люди ушлые и оборотистые, «жили с музыки», а потому знали, чего и когда сыграть. И кому. Одно слово – лабухи. И, верно, надо бы объяснить, что означает это слово, некогда популярное, теперь ушедшее в нети. И то подумать, для термина целый век – многовато, а слово «лабух» свой век – XX век – просуществовало.
Как многие десятки слов и выражений, которые теперь сделались «общим местом» разговора, все эти «до зарезу», «две большие разницы», «шпалер», «бимбер», слово «лабух», означавшее «музыкант», явилось из «одесского языка». Не знаю, родной ли «одесский язык», изначально гуттаперчевый, устойчивый на разрыв и растяжение (не будем вдаваться в анализ этого вопроса, примите на веру), или влияние синтетического «великого и могучего» языка великорусского придали слову «лабух», а особенно производным от него, пластичность. Так, глагол совершенного вида (что сделать? если на то найдётся охота), произведённый от лабуха, звучит слáбать, тогда как глагол вида несовершенного (что делать? почти по роману Николая Гавриловича Чернышевского) – лабáть.
Такая же двойственность скрыта и в самом нутре слова «лабух», широко разошедшегося по разговорному языку около середины прошлого столетия, в пятидесятых годах. Тогда лабухи были носителями культурных традиций, и в придачу – смельчаками, игравшими на закрытых вечеринках и получавшими за это по полной, и в случае, если вечеринка удавалась на славу, и в случае, если участников вечеринки забирала милиция. Ведь играли музыку (шмаляем джаз, холера ясна, возглашал легендарный Эдди Рознер) подзапретную, играли не безвозмездно. А во второй половине тех же пятидесятых лет, когда появилось множество новых музыкантов, уже не шмалявших джаз, но его игравших, когда идеологические ориентиры чуть сместились, лабухи, по большинству, казались ретроградами, халтурщиками, выколачивающими из публики деньгу, таким музыка была «до едрени фени». И слово «лабух» получило оттенок уничижительный, стало и не термином, а чистой воды оскорблением, и с таким семантическим ореолом вошло в «блатную музыку», она же «феня». Подобная музыка звучала, например, и в знаменитом «Коктейль-холле» на улице Горького, том её отрезке, что допотопные чуваки и чувихи звали Бродвеем, или Бродом. Место самое модное, а музыка унылая донельзя: «Это был типичный, невинный во все времена и при любой власти кабацкий репертуар, состоявший из старых танго, фокстротов, вальс-бостонов и слоу-фоксов, причем не американского звучания, а скорее немецко-итальянского или мексиканского».
Вот эта самая румба, та-да-ра-да-ра-да-ра-да…хоть с перчиком, хоть с горчичкой и с хренком.
Ресторанный лабух покуда ещё играет, но грядёт скорая и едва ли не повсеместная замена живой музыки музыкой механической, а потом – электронной. Магнитофоны, что выше упоминалось, использовали и в перворазрядных заведениях. Кроме того, прогресс не стоял, он грозно выстукивал каблуками с блестящими новенькими подковками: «В последнее время в некоторых ресторанах устанавливаются музыкальные автоматы (меломаны) с набором пластинок и автоматическим включением записи. Посетитель, выбрав понравившуюся ему мелодию, названия которых помещены на передней стенке корпуса, опускает монету и нажимает соответствующую клавишу. По окончании исполнения меломан автоматически выключается».
Иезуитское ведь название – «меломан». Разве механический ящик может проникновенно сказать перед исполнением зажигательной лезгинки: «Для нашего гостя с высокогорного Кавказа!»? Разве может этот ящик приноровиться к ритму танца, если высокогорный гость захочет не только прослушать любимую мелодию, но и станцевать от полноты душевной жгучий, будто свежая аджика, национальный танец? И деньги, которые берёт этот самый «меломан», жалкие копейки (одной монетой!), тогда как заказывающий музыку выкладывает порой червонец, а сильно подгуляв, и больше. Намного больше.
И, вроде персонажа из песни «Жуткий век», который в душевном расстройстве набросился на автоматический турникет в метро и бил его ботинкою, впору двинуть посильней этот самодовольный, блестящий музыкальный автомат, что своим наличием сводит текущую жизнь к бессмыслице.
Ведь в присутствии автомата жизнь утрачивает автоматизм. И даже самые простые вещи могут ужаснуть, внушить отвращение. И вид пергидрольных локонов наведёт на мысль о карикатурности бытия. Дамы высвечивали, старались, волосы, не боясь чудовищных последствий, и напрасно: «Применяемая иногда окраска раствором марганцевокислого калия быстро разрушает волосы. Большой осторожности требует обесцвечивание волос. Перекись водорода не только уничтожает пигмент, но и разрушает жизнь волос. Пергидроль может нанести волосам большие повреждения (особенно при многократном применении). Химическую окраску волос следует производить очень осторожно».
Наивные дамы и представить не могут, насколько опасны эти составы: «Разновидностей перекиси водорода много. Это “пероксид”, “перегидроль”, “оксигента”, “перегидрид”, “гидропирит” и другие. Раствор перекиси водорода прозрачен. Имеет способность отдавать излишек содержащегося в ней кислорода под влиянием температуры: при холодной медленнее, а под влиянием тепла быстрее. Чтобы задержать этот процесс разложения, раствор перекиси водорода стабилизируют кислыми соединениями. Для этого применяется соляная, серная и мочевая кислоты. Для того, чтобы сохранить перекись водорода с целью постепенного использования, нужно выполнять следующие правила. Перекись водорода нельзя наливать в бутылки по горлышко. Свет и тепло способствуют улетучиванию кислорода, и если полная бутылка будет закрыта пробкой, то обязательно произойдет взрыв и бутылка лопнет. Поэтому перекись водорода нужно хранить в чистых коричневых бутылках в темном, сухом, прохладном месте».
Страшно представить, что эта враждебная химия делает с волосами! Там, где пройдётся кисточка парикмахерского мастера, остаются выжженные пространства. И приходится наводить тень на плетень, маскировать редкость волос перманентом. Но чего не сделают дамы, чтобы стать «платиновыми блондинками», как Марлен Дитрих, как Любовь Орлова. Однако где эти «платиновые блондинки», эталонные красавицы? Давно превратились в развалины, пережили собственную славу, и мода, устарев, сделалась старомодной. Зря ли предупреждало издание, посвящённое искусству одеваться и блюсти внешний вид: «Большое значение для женщины имеет прическа. Красивая прическа, гармонирующая с лицом, фигурой, платьем, придает изящество всему облику женщины, а прическа, не соответствующая типу лица и фигуре, снижает впечатление от одежды, как бы она ни была сама по себе удачна и красива». А здесь целое столпотворение дам с высвеченными, обесцвеченными, трачеными химией волосами в причёсках «à la вчерашний день».
В такой вот общепитовский вертеп приходит героиня баллады, съесть
