Генерал Симоняк - М Стрешинский

Каждый действовал бы так, - подумал генерал, не сводя посветлевших глаз со старшего сержанта, - тогда смололи бы немцев под Пулковом в порошок.

Он обвел взглядом просторное, заполненное людьми помещение, проверяя, как воспринимают солдаты выступление Пирогова.

Видавших виды гвардейцев, конечно, трудно было чем-нибудь удивить - их лица говорили: И у нас такое бывало. А молодежь, не скрывая своего восхищения, неотрывно следила за шагавшим по проходу Пироговым.

И вас большие дела ждут, - хотелось сказать юношам. - И вы себя проявите. Сколько раз приходилось Симоняку видеть, как простые и тихие, ничем как будто не выделяющиеся бойцы становятся истинными героями.

Пулеметчик Иван Бурмистров был одним из таких людей. То, о чем он рассказал, как бы с новой стороны освещало качества советского гвардейца: его находчивость, инициативу, веру в свои силы.

- После атаки нашему отделению удалось прорваться во вражеский тыл, вспоминал он. - Сзади гремят автоматные очереди, наши стрелки еще в траншеях дерутся. А вокруг пусто, не видать противника. Что делать? Назад подаваться? Пойдем, думаю, вперед, а товарищи нас нагонят, поддержат. В перелеске наткнулись на немецкую дальнобойную батарею. Не ожидали нас. Напали мы на артиллерийскую прислугу, покончили с ней быстро. И пошли гулять по тылам. Перерезали линию связи, захватили еще одну батарею, минометную.

- Большой вы там переполох подняли, - одобрительно проговорил комкор. Внезапность и быстрота в бою - это почти наверняка победа. Свалишься на врага как снег на голову, и не устоять ему, если он даже в несколько раз сильнее.

Генерал слушал ветеранов и в словах каждого улавливал, как он сам говорил, изюминку, подчеркивал то ценное, что родилось в боях.

Федор Бархатов не взошел, а взлетел на сцену. По резким, нетерпеливым движениям чувствовалось - он чем-то возбужден.

- Товарищи! - начал он. - Сегодня я побывал в Ленинграде. И то, что видел, в сердце гвоздем сидит. На Международном проспекте, у завода Электросила, снаряд попал в трамвай. Пять человек погибло, десятка полтора искалечено. Мы, солдаты, привыкли к смерти и крови, не раз теряли товарищей в боях. Но когда на твоих глазах гибнут старики и дети, с этим невозможно мириться. Такая злость в душе, что на всё пойдешь! Крепко ленинградцы надеются на нас, ждут, когда избавим город от обстрелов и бомбежек. И мы не можем их обмануть!

Слова Бархатова взволновали гвардейцев.

- Скоро ли в бой, товарищ генерал? - донеслось из зала.

- Скоро! - твердо сказал комкор. - Придет срок - узнаете точно. А пока не теряйте даром ни часа, ни минуты.

В Колтуши комкор возвращался один. Иванов остался в дивизии. Надо было потолковать с политотдельцами. Симоняк невольно сравнивал его с говорливым, всегда оживленным Говгаленко, - тот уехал на учебу в Москву. Иванов был не щедр на слова, он показался поначалу человеком суховатым, одним из тех, о ком говорят: застегнут на все пуговицы. Трудно ему будет сходиться с людьми, подумал при первом знакомстве Николай Павлович.

Но через месяц-другой и сам Симоняк, и командиры дивизий, полков прониклись уважением к начальнику политотдела корпуса. Был он кадровым военным, хорошо знал армейскую жизнь, умел разглядеть суть явлений, правильно оценить их. И к людям подойти умел. Симоняк жил с ним дружно, работал рука об руку. Ведь везли они одну упряжку, делали одно дело.

Теперь их обоих целиком поглотила единственная забота: заложить прочный фундамент победы в предстоящем бою. Под Пулковом корпусу предстояло наступать на главном направлении. Симоняк старался сделать всё для того, чтобы вражеская фигура была выбита с первого удара. Иванов был занят тем, чтобы морально подготовить людей. Ему приходилось думать о расстановке в ротах и батальонах коммунистов и комсомольцев, о партийно-политическом обеспечении боя на всех его этапах. Ленинградские войска имели опыт наступления лишь в непродолжительных боях. Теперь надо было подготовить командиров и бойцов к тому, чтобы они сражались, не допуская мысли о выходе из боя длительное время, пока не выполнят до конца поставленную задачу. Ведь самого высокого, но кратковременного порыва недостаточно для победы. Так же как и одной храбрости - она должна сочетаться с мастерством, высокой боевой выучкой. Это подчеркивал Военный совет фронта. Коммунисты-гвардейцы на своих собраниях подробно говорили о том, как лучше выполнить требования Военного совета.

...Хотя Симоняк приехал в штаб поздним вечером, офицеры еще были заняты работой. Для них бой уже давно начался, только вели они его пока на картах.

И Симоняк сразу включился в эту работу.

- Вот как я отвечу на ваш ход, полковник, - сказал он Трусову, продолжая прерванную игру. Он нагнулся над картой, прочертил на ней несколько извилистых линий красным карандашом и коротко изложил один из вариантов отражения танковой контратаки со стороны Пушкина во фланг корпусу.

- Что же вы предпримете теперь?

- Надо подумать, - улыбнулся Трусов.

Уже не первые сутки комкор мысленно вел поединок с немецкими генералами, которые, укрывшись в цитаделях Северного вала, справляли в это время рождественские праздники.

- Как у нас с командным пунктом? - поинтересовался он.

- Заканчиваем. Скоро можно будет перебираться.

- Да, скоро и в бой, - глуховато проговорил Симоняк. - Скоро.

Когда Николай Павлович вышел из штаба, стояла глубокая ночь. В разводьях облаков горели крупные звезды. Невидимый истребитель кружил в небе. Гул мотора напомнил о самолете, который в сентябре прошлого года, три с лишним месяца назад, летел к Ленинграду. В нем были жена, вихрастый Витька. Последний раз Симоняк видел их на Ханко, в первый день войны. Поспешным было прощание, желанной и радостной представлялась Николаю Павловичу встреча. Но самолет до Ленинграда не долетел. Симоняк похоронил жену и сына под Хвойной...

Одинцов, приоткрыв дверь, шагнул в просторный блиндаж, врытый в железнодорожную насыпь.

- Встречайте гостя, - проговорил он, оглядывая командный пункт. - Или не рады?

- Что вы, товарищ генерал-лейтенант! - встал из-за стола Симоняк. - Да мы вас гостем и не считаем. Свой вы теперь человек.

Командующий артиллерией фронта Одинцов в последнее время часто наведывался в корпус.

В полосе наступления гвардейцев немцы имели более ста артиллерийских и минометных батарей, девятнадцать наблюдательных пунктов, сто восемьдесят пять дотов и дзотов, сотни блиндажей и землянок. Нашей артиллерии предстояла огромная, труднейшая работа. На направлении главного удара намечалось сосредоточить около двухсот орудий и минометов на каждом километре фронта. Вес одного залпа составлял сорок четыре тысячи килограммов - почти вдвое больше, чем в операции по прорыву вражеской блокады. Тысячи орудий и минометов нацеливались на вражеские позиции. Одинцов проверял, как подготовились артиллеристы к боям. Он рассказал Симоняку о трудностях, возникающих на каждом шагу. Немцы занимают командные высоты, окаймляющие с юга Ленинград, всё у них на виду. Но артиллерию надо сосредоточить скрытно. Большую часть работ по оборудованию огневых позиций приходится делать ночью.