Непобедимый. Право на семью (СИ) - Тодорова Елена

Отстраняясь, смотрит в глаза. Вот этим взглядом плавит часть доспехов, которые я до упора держу.

— Почему?

— Не только из-за твоего поединка.

— Рассказывай, — терпеливо собираю ее эмоции. Когда вздрагивает, выпуская какие-то особые переживания, полностью на нее переключаюсь. — Ну, Полина-Полина, что не так?

— Все так, Миша… — выдает с дрожью. — Миша… У меня… У нас получилось! — выпаливает это с восторгом, которого я все еще не понимаю.

— Что именно?

Полина вздыхает и, перехватив мою руку, тянет ее вниз. Между нашими телами. Ладонью себе на живот. Закусывая верхнюю губу, смотрит пронзительно. И вот тогда я понимаю. Сыплются все части пожизненной амуниции, которые еще пару минут назад не получалось двинуть силой. Душа, с безумным выбросом эмоций, будто на воздух взлетает. Раскидывает все, дышать невозможно.

Полина, считывая всю эту бурю, проливает слезы и часто-часто кивает.

— Я только что сделала тест, — закрепляет радостное сообщение. — Положительный!

Шесть лет… Шесть лет! Шесть лет мы этого ждали. Работали активно. Хоть и не зацикливались, но каждый месяц надеялись. Последние недели перед боем после моей недавней травмы немного напряженными выдались, и мы, наверное, впервые отпустили ситуацию.

Сказать что-то… Сложно. Шумно втягиваю воздух и, резко опускаясь на колени, прижимаюсь к Полининому животу лицом. Она охает и несколько раз вздрагивает. Пытаясь что-то произнести, издает какие-то нечленораздельные звуки. Что там говорить — я и сам своей реакцией поражен. Обхватываю руками, чтобы на эмоциях не шаталась, и замираем. Губами сквозь тонкую ткань шелковой сорочки скольжу. В какой-то особой для меня точке под пупком застываю.

Зависает даже Полина. Обрывает всякие попытки что-то сказать. Молчит, что для нее крайне странно. Но, видимо, в этот момент мы оба понимаем, что никаких слов не будет достаточно.

На самом деле только сейчас понимаю, что все в общем-то правильно у нас получается. За прошедшие шесть лет мы привыкли друг к другу. Сплотились по всем точкам. Где не совпадали, там переплавились и, в конечном итоге, еще крепче срослись. Полина закончила учебу, развернула собственный творческий режим работы. Егор подрос, стал практически самостоятельный человеком. Все предельно идеально, если вдуматься. Именно сейчас мы полностью готовы к пополнению.

— Ты счастлив? — шепчет Полина, когда нам обоим удается выровнять дыхание и наладить более-менее адекватный эмоциональный фон.

— Как никто, — заключаю внушительно.

Поднимаюсь. Обнимаю — всю ее сгребаю. И сразу же прижимаюсь губами к губам.

— Я тебя люблю, — говорит Полина так нежно, как только она умеет.

В который раз убивает этой своей любовью. И в этом вся суть. Потому что только так я живой.

— Я люблю тебя, — отражаю со своей стороны.

Снова привлекаю Полину к груди. Застываю. И чувствую, как меня окончательно догоняет. Только сейчас «с колен встаю». Невообразимо высоко взлетаю.

Внутри нее мой ребенок.

Да, у нас уже есть Егор. Но, очевидно, то, что я пропустил первый этап его формирования, не примерялся с этой мыслью, не стоял вот так, пытаясь представить весь процесс — выкинуло из моей жизни понимание грандиозности происходящего. Если использовать терминологию самой Полины, произошедшее — чудо. И не только потому, что есть проблемы, и мы так долго к этому шли. По факту.

— Позавтракаем в тишине? — предлагая, почти сразу же увлекает к выходу из зала. — Пока все спят.

Удивительно, но фейерверк — Полина с годами пристрастилась завтракать в тишине на рассвете. Чаще всего даже без меня. В одиночестве. Я на пробежку уйду, а возвращаюсь — она уже улыбчивая для меня стол накрывает.

Если же вдвоем получается, как сейчас, молча наблюдаем за восходящим солнцем. Без кофе, увы. В день боя непозволительная роскошь, а Полина любые запреты всегда поддерживает. Исключением является лишь сахар. Ставит его на стол. Щедро сдабривает свою порцию каши. Встречаясь взглядами, улыбается. Привычно пожимает плечами, хоть я ничего и не говорю. Давно меня не раздражает неизменная компания сахарницы. Да и раньше не то, что бы раздражало… Никогда не пытался в Полине что-то изменить. Все нравилось. Находил поводы, чтобы зацепиться. Когда вспоминаю, насколько это трудно было после разлуки, по спине озноб слетает.

Заканчивая с едой, так же молча тяну жену к себе на колени. Она охотно устраивается, прижимается и, глядя мне в глаза, делает то, что я и сам собирался сделать — накрывает моей ладонью свой живот.

В очередной раз радуюсь тому, что говорить ничего не нужно. Потому что чувств вновь слишком много. Я только учусь с ними функционировать. Прошивает в этот раз медленно, но как же сильно. Насквозь. Затрагивая каждую клетку.

Выдыхая, касаюсь губами обнажившегося плеча Полины, и такое блаженство внутри разливается… Застываем оба. Замираем в этой бесконечности.

Редкое мгновение, когда рваться больше никуда надобности нет. Цель достигнута. Знаю, что до постановления новых задач стоит насладиться сполна. Ибо, если этого не делать, зачем тогда вообще весь этот бег? Наслаждаемся.

Около двадцати минут спустя в доме становится шумно. Сначала со всеми полагающимися здоровому восьмилетнему пацану спецэффектами выскакивает сын. А после наведенного шороха вынуждены показаться остальные — мои и Полинины родители, округлившаяся Мира и вот уже два года как мой зять, старший сын Аравиных, Дима.

— Боже, я такая голодная… — выдыхает сестра, вынуждая всех вокруг суетиться. Отец пробегается по шкафчикам и выдает ей двадцать граммов миндаля. А мама со Стасей Романовной берутся за приготовление завтрака. — Как ты это пережила? — этот вопрос адресует Полине. Поймав ее руку, не впервые прикладывает к своему животу. Та сразу же восторженно пищит. — Я полночи из-за этих толчков не спала, — смеется Мира.

— О, ну я сразу говорила: у вас с Димкой точно боксер будет!

— Это девочка, — неизменно психует Аравин.

— И это не помешает ей выйти на помост и стать чемпионом, — хохочет Полина.

Прет ее дразнить таким путем брата.

— Нет, — отсекает тот. — Моя дочь не будет заниматься боксом.

— О, ну это мы посмотрим, посмотрим… — не унимается жена. Задерживая взгляд на Мире, выдает их коронное: — Как жаль, что ты влюбилась в моего брата.

— Это моя фраза! — шутливо возмущается сестра.

— Вот бы и у нас был еще один ребенок, — выдает скачущий по террасе Егорка.

Мы не собирались так рано сообщать, но после неожиданного и несколько запоздалого заказа сына, переглядываемся с Полиной и без слов меняем решение. Киваю ей, давая добро, чтобы каким-то завораживающим тоном сообщить:

— А у нас скоро будет малыш.

После этого сообщения начинается настоящий хаос. Полину буквально вырывают у меня из рук. Сипя поздравлениями и личным восторгом, обнимают все поочередно. И только тесть додумывается пожать руку мне.

— Молодец, Непобедимый!

— Ой, точно… — выдает Стася Романовна.

И все, происходит резкое переключение. Приятно, конечно. Не потому что я действительно нуждаюсь в какой-то там похвале. Не этим живу. Но в этот миг, чего греха таить, хочется разделять и множить это счастье.

В связи с этой новостью день перед боем пролетает с нетипичной легкостью и быстротой.

— Ну что, готов? — шепчет Полина в раздевалке Мэдисон-сквер-гарден. — Волнуешься?

Бинты намотаны, перчатки на мне. Последние минуты.

Слепит. Улыбка, глаза — ее.

Сгребая, без слов по-медвежьи обнимаю.

— Чего мне волноваться? Ты для меня выше всех титулов и поясов, — выдаю своим обычным ровным тембром.

И едва я это произношу, застываем. Больше никаких слов не нужно.

Пока отец не дает отмашку. Пора.

Полина отстраняется, быстро целует, ловит мой взгляд и так же молча уходит. Только для того, чтобы занять свое место на трибуне и встречать уже у ринга. Это важно. Для меня. Не знаю, как объяснить. Но во время поединка я должен ее видеть. А когда нет возможности посмотреть, чувствовать, что она рядом.