Фазовый переход. Том 2. «Миттельшпиль» - Василий Звягинцев

– То же, что и учебник стратегии генерала Леера. Не учтённые противником силы, превосходящие возможности обороняющейся стороны парировать наносимый ими удар…

– То есть? – до сих пор не понимая, что Дмитрий имеет в виду, спросил Шульгин. Арчибальд тоже не выглядел школьником-отличником, с трудом удерживающимся от того, чтобы не закричать: «А я знаю, а я знаю!» Один Удолин по-мефистофельски усмехался, довольный, что его идеи с использованием «Детей американской революции» чем-то совпадают с соображениями Воронцова.

Похоже, Дмитрий действительно придумал нечто, выходящее за плоскость обыденных представлений. Словно бы житель двухмерного мира, догадавшийся, что такое «высота», и научившийся ею пользоваться. А сами они слишком долго общались с представителями если и гуманоидной, но только по некоторым внешним признакам, цивилизации, в действительности полностью и совершенно чуждой человеческому мышлению.

Даже нобелиат Скуратов испытал острый приступ комплекса неполноценности, догадавшись, что те «нечеловеческие логики», что он исследовал в своих трудах, так же соотносятся с действительностью, как излюбленные математиками N-мерные пространства или физиками – «абсолютно чёрное тело».

Вывихивая мозги в попытках осознать, что на самом деле собой представляет мышление «высших дуггуров» (а те людей, похоже, в общебытовом плане воспринимали гораздо адекватнее)[161], участники экспедиции, в какой-то мере и временно, конечно, утратили привычную связь с земной реальностью. Отчего и не смогли, как это умели раньше, с лёту уловить ход мыслей Воронцова.

Впрочем, следует признать, Дмитрий с первых дней знакомства ухитрялся ставить в тупик оригинальностью и вызывающей нестандартностью своего мышления не только компанию своего сослуживца Левашова, но даже и самого Антона.

– Вы, по-моему, слышали о завершении автономного существования мадам Дайяны с её пансионом благородных девиц и не менее благородных юношей…

– И слышали, и видели, – осторожно сказал Шульгин.

– Так вот, означенная мадам Дайяна, с которой вы знакомы гораздо ближе, чем я…

– Ну, не настолько уж ближе, – с двусмысленной улыбочкой сказал Шульгин, которого с первого дня знакомства, несмотря на все неприятности, что она им доставила, главная аггрианка весьма интересовала в весьма прозаическом плане. Действительно ли она может оказаться столь же интересна как женщина, как обещает её внешность и некоторые детали поведения, или это всего лишь иллюзия, и она – не более чем зримое воплощение возложенной на неё функции. Вроде Арчибальда.

– Это – твоя проблема, – сочувственно сказал Воронцов. – Никто не мешает дерзнуть…

– Где уж нам. Ещё превратит в козлёночка…

– И это в лучшем случае, – согласился Дмитрий, сохраняя полную серьёзность. – Но в остальном она пошла нам навстречу до крайних пределов. Признала свой вассалитет по отношению к «Братству» и предложила использовать возможности возглавляемой ею Школы в полном объёме…

– Вон ты о чём, – даже слегка присвистнул Новиков. – Лихо!

– На том стоим, – пожал плечами Воронцов. – Начинал бы ты трудовую биографию не в белом врачебном халатике, а вроде меня – безвестным летёхой, ещё без самостоятельного допуска, да при командире – дураке и садисте… Или повесился бы, или научился мыслить нестандартно.

Дмитрий повернулся к окну, которому, согласно антуражу, следовало бы выходить на Неву с Петропавловской крепостью на том берегу. На самом же деле из него виден был безбрежный серый океан слева и цепь невысоких холмов, поросших редкими, деформированными постоянными ветрами соснами вдоль тянущегося примерно к юго-востоку полуострова. Унылое, но завораживающее зрелище.

– А вот и снежок пошёл, – сказал он.

Действительно, с низкого рыхлого неба цвета махорочного пепла довольно густо сыпал снег, на волнах и на мокром пляже исчезающий бесследно, а на суше уже не тающий.

– Зима пришла, а мы и не заметили, – с какой-то грустью продолжил он. – Но зима или лето, а воевать всё одно надо. Означенная мадам Дайяна предоставляет в наше распоряжение (я с ней вчера на эту тему уже говорил) две сотни своих курсантов и курсанток, подготовленных как раз к подобной деятельности. Кое-кто из них специализировался на европейских и даже азиатских странах, но это дело поправимое. И даже сама готова возглавить Северо-Американскую резидентуру. Уж чего-чего, а опыта ей не занимать…

– Кто бы спорил, – согласился Шульгин. – Только как-то это…

– Не по правилам, ты хочешь сказать?

– В этом роде. Только вроде бы избавили Землю от инопланетного нашествия, и снова? Выходит, аггры всё-таки выигрывают свою партию?

– Вот Арчибальд с нами за одним столом сидит. Вы оба ничего не имеете против Ирины и… – он многозначительно глянул на Сашку, – Сильвии. Дайяна ни на что большее не претендует. Вы же ничего не имели против самостоятельности Сильвии в Англии, и не только?

– Ну, так, значит, так, – неожиданно быстро согласился Шульгин. Очевидно, намёк на его бывшие «особые отношения» с леди Спенсер достиг своей цели.

– Как ты это видишь?

– А что тут видеть? Для начала все они, кого мы отберём, переправляются в Штаты в качестве совершенно частных лиц. По мере необходимости Лютенс, да и камрад Сарториус подскажут, на каких участках им потребуются легальные сотрудники. Ну и мы, со своей стороны, тоже подумаем. Представляете, они, имея Шары, да под руководством Дайяны, которая будет свободна от ограничений, что на неё прежний статус и должностные инструкции накладывали, смогут взять под контроль все узловые точки и все ключевые фигуры Штатов. Конгресс, Сенат, Госдеп – всё…

– Эк ты разошёлся, – покачал головой Новиков. – Остапа понесло… Не так всё просто. Мы ту же картинку немного по-другому видим. Полторы сотни помощников и помощниц нам, натурально, не помешают, но…

– Пускать козла в огород… – из глубины своего кресла бросил Удолин.

– Да я же пока так, в плане общих рассуждений. Подработаем детали, диспозиции напишем, – слегка сдал назад Воронцов.

– И тебя над Дайяной смотрящим поставим, – улыбнулся Новиков.

– Я могу и сам справиться, – возразил Шульгин. – Зачем усложнять контуры управления?

– Друзья, друзья! – воззвал Удолин. – Любите вы поговорить. А наш уважаемый Арчибальд жестами показывает, что обед готов и столы накрыты. Может быть, прервёмся на какое-то время?

– Абсолютно правильная мысль, – согласился с профессором Воронцов. – Заодно вопрос у меня, уже на другую тему. Вы не слышали, что там с американским авианосцем приключилось? Мне вахтенный сказал – по радио что-то очень кратко и бессвязно передали. Я и подумал…

– Неизбежная на море случайность, – ответил излюбленной присказкой Воронцова Сашка.

Глава двадцать вторая

Волович не успел наклонить горлышко бутылки над стопкой, как «железнодорожник» твёрдо, но без излишней грубости отобрал у него коньяк.

– Достаточно, пожалуй. Не в кабаке всё же. Вам вопросы задали. Ну и начинайте отвечать. По порядку. Волович Михаил Иосифович. Это мы знаем. Возраст, род занятий, происхождение, сословие… Так, чисто справочно.

На первые два пункта он ответил честно – тридцать шесть лет, журналист. Дальше запнулся. Происхождение? Не дворянин точно. Не купец, не крестьянин. Раньше писал в анкетах – «из служащих». А здесь как?

– Родители – педагоги, – попробовал он выкрутиться. – Предыдущие два поколения тоже. А ещё раньше – мещане, пожалуй.

«Пенсне» хмыкнул и что-то записал карандашом в блокнот. Михаила всегда раздражало в чужих текстах распространённое: «Сделал пометку». Пометки коты и собаки делают, а люди пишут.

На какую ерунду внимание отвлекается, чтобы хоть на несколько секунд оттянуть «момент истины». Или, как в том анекдоте – «Пока не началось».

– Забыли, в каком сословии числились? А ведь не мальчик уже к семнадцатому году были, университет, наверное, окончили. Какой, кстати?

– Московский, разумеется, – ответил Волович, тут придумывать ничего не надо.

– Факультет?

– Филологический.

– У кого учились? – изобразил живой интерес «пенсне». – С какого года по какой?

Михаил впал в ступор. Сказать правду, что поступил в девяносто шестом? Не поверят. Ему тогда пять лет должно было быть, если «тысяча восемьсот». А про «девятьсот» лучше и не заикаться.

– Не помню, – только и выдавил он.

– Удивительно. С чего бы вдруг такая амнезия? Сословия не помните, когда и у кого учились – тоже забыли. Однако говорите грамотно, культурно, ни в каких житейских реалиях не путаетесь, рубли в валюту и обратно переводите без усилий. Сигареты вон американские выбрали, а не папиросы «Ира», «что остались от старого мира». Интересно это всё. И товарищ Агранов вас не в больницу Кащенко отправил, а сначала в тюрьму, потом в своё общежитие. На вольное поселение, так сказать… Вас самого это не удивляет?