Жмурки (СИ) - Зимин Дмитрий

— Позаботиться?

— Ну, ты понимаешь. Позаботиться. А ПОТОМ вызвать уборку.

— Но господин… Шаман. Если девочка переживёт Сеанс, вы обещали мне… Я должен исследовать, изучить этот феномен!

— В другой раз, Платон, в другой раз. Эта девочка нам не подходит — слишком умненькая. В ней есть что-то необычное. Я это чувствую, но объяснить не могу. А я просто НЕ ВЫНОШУ вещей, которые не поддаются объяснению. А кроме того… Вдруг она опять убежит? Один раз ты её чуть не упустил. Ты же понимаешь, какие будут последствия. Если девчонка сбежит и всё расскажет…

— Но мы делаем это ради Науки!

— А как же, Платон, а как же. Но надо чуток погодить, понял? Надо подготовить почву. Тебе будет трудно поверить, но многим твои исследования могут не понравиться.

— Как раз в это я с лёгкостью верю, мой господин. В институте меня никто не понимал, и только вы…

— Я знаю, Платон. Я знаю. Просто ПОЗАБОТЬСЯ о девочке, лады? А я пока перетру со стригоем.

— Можно спросить, господин?

— Шаман. А вообще, хрен с тобой. Валяй.

— Зачем он вам? Ведь мёртвая материя не поддаётся вашему… мастерству. Стригой просто не способен понять масштабов и величия вашего замысла. Не лучше ли его просто сжечь?

— С чего ты взял, что он не поддаётся?

— Я провёл ряд тестов, господин. Стригой инертен. Да, он может чувствовать боль — вероятно, какие-то остаточные рефлексы. Но…

— Разве я приказывал тебе тестировать стригоя?

— Нет, господин, но… Это же уникальная возможность. Двусущие, Вечные, ведьмы и маги — их я изучил вдоль и поперёк. Но стригой такого уровня… Разве вам не интересно?

— Нет. Все эти твари — те, что ты перечислил, — это прошлое. Они больше не нужны. Не стоит тратить на них время. Не имеет смысла. Как только у нас будет армия, мы сметём их с лица земли, словно древнюю замшелую пыль. Мы будем жить в новом мире, где главным наконец-то будет ЧЕЛОВЕК. То есть, Я. Ты же хочешь жить в таком мире, Платон?

— Разумеется, господин. Но…

— Тогда стой здесь и… уже через десять минут войди в комнату и позаботься о девочке. Повторяю: когда я говорю «позаботься» — это значит, сделай всё сам. И только ПОТОМ вызови уборщиков.

Один из говоривших пошел дальше, и мыш перестал обращать на него внимание.

Но остался второй.

Что-то негромко бормоча себе под нос, он размахивал руками — словно спорил с невидимым собеседником, переминался с ноги на ногу, а потом вообще принялся бегать по коридору — туда сюда, туда сюда…

И всё время смотрел на дверь — словно та была последним, что он хотел увидеть в этой жизни.

Отцепившись от портьеры, Терентий скользнул в соседнюю комнату, к вентиляционной отдушине.

Маше к этому времени удалось освободиться, и ожидая Терентия, девочка стояла рядом со столом, листая какую-то книгу.

На самом деле, это была тетрадь — толстая, в кожаном переплёте. Она принадлежала Очкастому, Маша явственно ощущала исходящий от тетради тлетворный запах.

Но любопытство пересилило. А вдруг это дневник? — Маша знала, что в дневники люди записывают всякое, что не должны знать другие люди…

Логики в этом, по мнению девочки, не было: зачем писать, если не хочешь, чтобы узнали?.. Но взрослые частенько пренебрегают такой важной вещью, как логика.

Поэтому Маша открыла тетрадь. И не ошиблась.

Хотя почерк у Очкастого был ещё хуже, чем у неё, и буквы в стиснутых строчках словно бы играли в догонялки, она заметила знакомое имя: Шаман.

Повинуясь интуиции, девочка решительно сунула тетрадь за пазуху. А потом повернулась к двери…

В этот момент в комнату влетел мыш.

— Стой! — Терентий изо всех сил вцепился Маше в волосы, стараясь её не пустить.

— Эй, ты чего?.. — Маша попыталась смахнуть мыша. Тот увернулся, а потом завис перед Машиным лицом.

— Туда нельзя. Там… очень плохо, — он не мог объяснить, что происходит, просто чувствовал: от того типа, за дверью, исходит острая волна опасности. Маше ни в коем случае нельзя с ним встречаться.

— И что мне делать? — девочка замерла, боясь пошевелиться.

Терентия она знала, как разумного и трезвомыслящего мыша. Вряд ли бы он стал разводить панику на пустом месте.

К тому же, она САМА попросила его последить за коридором.

А вдруг там Шаман?..

Пяткам сделалось жарко, нос вспотел.

Если бы девочку спросили: почему она боится пацана в кепке больше, чем взрослого дядьку, она бы затруднилась ответить.

Но это была правда. Стопроцентов.

— Вылазь в окно, — подсказал мыш.

Маша подбежала к подоконнику, и навалившись на него, посмотрела вниз.

— Третий этаж, — с сомнением сказала она.

Про этажи Терентий не понимал. Но твёрдо усвоил одно: бежать надо как можно скорее.

— Тот, снаружи, хочет тебя убить, — сказал мыш, усевшись на оконный шпингалет.

— Да ну, — сначала Маша даже не поверила. — Так не бывает. Нет, правда… Мы же не в кино, или ещё где.

А я — не длинноногая блондинка по имени Эсмеральда, — с горечью подумала Маша.

Уж она бы запросто распахнула окно и спрыгнула вниз, растопырив юбку, как парашют.

А мне всего восемь, я маленькая девочка, и очень, очень боюсь высоты…

То, что ей не почти девять, а всего восемь, Маша вспоминала довольно редко. Точнее, ещё ни разу — с тех пор, как семь месяцев назад у неё был день рождения.

С того самого дня она привыкла думать о себе, как «почти девять», а ещё в прошлый день рождения — как «почти восемь», и так далее, в глубь времён.

В эту минуту она с удовольствием побыла бы маленькой восьмилетней девочкой.

Но похоже, именно сейчас это и невозможно.

Осторожно надавив на шпингалет, Маша открыла окно и взобралась на подоконник.

Расстояние меж прутьев решетки было широким — она так и думала, что протиснется, только уши слегка ободрала, и комбинезон зацепился, теперь на плече дырка.

Встав на узкий каменный карниз и держась за решетку, она посмотрела вниз.

Голова закружилась, в животе затрепыхались противные бабочки со скользкими крылышками, перед глазами вспыхнули яркие точки…

Ладошка вспотела, и почти соскользнула с холодного металлического прута, но порыв ветра, ударив Машу в лицо, словно это был и не ветер, а большое влажное полотенце, помог прийти в себя.

И сразу обнаружился выход: всю стену, до самой крыши, покрывал плющ.

Это была внутренняя часть стены, которая выходила во двор. Плющ рос на ней с незапамятных времён, он имел толстые, похожие на канаты в спортзале, стволы, покрытые багряными, чуть колючими листьями.

Канаты! — при этой мысли Маша приободрилась.

В школьном спортзале она очень любила лазать по канату. Подниматься высоко-о-о, под самый потолок, и оттуда смотреть вниз.

Сверху спортзал был совсем другим. Более интересным.

И странное дело: тогда она не боялась высоты. Наоборот, Маша гордилась тем, что умеет взбираться по канату, одна-единственная из всех девочек, да-да-да, её физрук в детдоме научил.

Сделав крошечный шажок, цепляясь за решетку — очень трудно было разжать пальцы — Маша вытянула руку и сжала толстую шершавую ветку.