От Нефертити до Бенджамина Франклина - Наталия Басовская

У Генриха IV был трудный путь. Трудный и кровавый. Но не в том смысле, что он беспощадно убирал соперников с дороги. Нет, этого он не делал. Просто шла война. Война, которая началась задолго до него.

В 1598 году подписан знаменитый Нантский эдикт. Слово «толерантность» в современном значении тогда не применялось. Поэтому закрепилось название Эдикт о веротерпимости. Эдикт о правах меньшинства. Это был величайший компромисс на фоне безумного кровопролития, чудовищных зверств, в эпоху страшного разгула религиозного фанатизма. Разделял ли Генрих дух этого великого документа? Да! Известны его слова: «Мы не должны делать никакой разницы между католиками и гугенотами. Мы все должны быть хорошими французами». Это заявление человека, способного мыслить государственно и думать о возрождении Франции.

В сущности, французская нация уже сложилась. И у Генриха, наваррца, уроженца области, обладающей большим этническим своеобразием, есть представление о том, что он — часть Франции. Он сопоставим в этом разумном взгляде на вещи с английской королевой Елизаветой. Не случайно он с ней переписывался. В письмах он пылко говорил о важности добрых взаимоотношений. Конечно, расточая ей комплименты, он льстил ее женскому тщеславию, играл на ее женском кокетстве, лишь бы противопоставить добрососедство с Англией напряженным отношениям с суровой католической Испанией.

Оказавшись у власти, Генрих пустил в ход многие свойства своей натуры. Прежде всего — склонность к здравому рассуждению. Когда ему говорили: зачем покупать союз богатого семейства, не лучше ли пойти на него войной, он отвечал: «Я подсчитал! Воевать будет дороже!»

Но кроме здравомыслия у него было обаяние. Иногда он демонстрировал черты поведения политика-популиста. Любил хлопнуть по плечу человека относительно простого. Знаменитым стало его заявление: «Мечтаю, чтобы у каждого крестьянина на столе была жареная курица или курица в горшке». То есть он стремился к тому, чтобы народ не был постоянно голоден.

Генрих действительно много делал для того, чтобы избавить Францию от последствий тридцатилетней гражданской войны. Он проводил реформы, покровительствовал торговле, увлекался строительством, архитектурой, и порой его упрекали в том, что он слишком много этим занимается. Но ведь это был путь к возрождению блеска Франции!

Исключительно умного человека, своего друга (причем протестанта!) Сюлли Генрих IV назначил на странную должность, которую сам изобрел, — сюрин-тендант финансов. По сути же Сюлли был премьер-министром.

При дворе Генриха IV сложилась, как сейчас сказали бы, «команда» политиков — и католиков, и протестантов — «добрых французов», думавших об интересах страны. Он умел назначать на должности людей компетентных и дальновидных. Без воровства, конечно, как везде и всегда, не обходилось, но его министры были заняты не только воровством.

Поразительное здравомыслие Генриха в какой-то степени было предопределено тем, что он, в соответствии с желанием родителей, вырос среди крестьянских детей. Вместе с простыми людьми он скакал на лошадях, охотился. Это, вероятно, сказалось на его характере.

Необычную для эпохи терпимость демонстрировал Генрих IV и в личной жизни. В течение 28 лет официального брака с Маргаритой Валуа он поддерживал с ней корректные отношения. Но через много лет король все-таки затеял развод. Он спохватился: ему необходим был законный наследник!

Развод оказался тяжелым. Шесть лет Генрих и Маргарита не могли получить разрешения от Папы Римского. Папа не доверял «перебежчику» и почти откровенно торговался: если и уступить, то подороже, получить какую-нибудь большую выгоду.

Наконец в 1599 году пришло разрешение Папы, а в 1600-м состоялся брак с Марией Медичи, племянницей великого герцога Тосканского. В основе этого брака лежал очень точный расчет: Генрих был должен герцогу крупную сумму денег, которую занял во время войны. Женитьба не только избавила его от долгов, но и позволила получить приданое.

Задумываясь о наследнике, Генрих явно боялся повторения судьбы рода Валуа. В этом смысле несколько удивительно, что он решился на брак именно с Медичи, ведь он был свидетелем того, как все четыре сына его тещи — Екатерины Медичи — угасали один за другим, причем ни один из них не имел нормального потомства. Но люди Средневековья не знали генетики. В данном случае неведение оказалось на руку королю: у него родились здоровые дети.

Бракосочетание было своеобразным — оно прошло в отсутствие жениха, который в это время воевал с герцогом Савойским и не мог отлучиться с полей сражений. Кстати, в этой войне Генрих победил (вообще считается, что полководец он был неплохой). Брак заключили во Флоренции — родном городе Медичи. Генриха представлял советник Бельгард. Что-то вроде «бракосочетания по доверенности». Рубенс запечатлел эту странную свадьбу. А сразу после венчания Мария отправилась в свадебное путешествие к мужу.

Вторая жена родила королю четырех детей. Он был ей безмерно благодарен, о чем сам писал. Его старший сын — это Людовик XIII, далеко не самый малозначительный король Франции.

К законной жене Генрих относился очень справедливо, хотя, конечно, ни о какой любви и духовной близости речи не шло. У него всегда были возлюбленные. Шарлота де Бон, мадам де Сов — супруга государственного секретаря. Вдова Диана д’Андуен, графиня Де Грамон из Гаскони.

Потом Габриэль д’Эстре — герцогиня де Бофор и де Вернейль, маркиза де Монсо — дочь начальника артиллерии Антуана д’Эстре. Прекрасная Габриэль… У них было трое детей. Вообще Генрих признал практически всех своих незаконных детей, щедро одарив их высокими титулами и званиями.

Габриэль хотела большего — стать королевой — и надеялась на развод Генриха с Марией Медичи. Однако в поведении короля с фаворитками было нечто выгодно отличавшее его от некоторых преемников. Ни одна из дам не превращалась в то, чем стали впоследствии любовницы Людовика XV мадам Помпадур или мадам Дюбарри, которые реально правили Францией. Пылко относясь к женщинам, Генрих не позволял ни одной из них влиять на государственные дела. Бывало, конечно, что их родственники назначались на важные должности, но родственники толковые. Бестолковых король очень не любил.

О Генрихе IV можно сказать, что он жил в свое удовольствие. Причем находил этому обоснование. В воспоминаниях Сюлли передана замечательная мысль короля: «Ругают меня за то, что я люблю строить, что охотник до женщин и любовных утех, я не отрицаю. Однако скажу, что надлежало бы больше меня хвалить, чем ругать, не зная меры, и всячески извинять вольность таких забав, которые ни убытка, ни беспокойства не приносят моему народу, почитая их за вознаграждения стольких моих горестей, прежних неудовольствий, трудов, бедствий и опасностей, которые я переносил с самого детства. Такие слабости неразлучны с пылкой человеческой натурой, а потому простительны, но только не следует отдаваться им во власть». Элегантно, неглупо, с заботой о том, каким он будет в глазах потомства.