Правила обманутой жены - Евгения Халь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Платон вернулся в свой кабинет, сел за стол, взял телефон и позвонил Мамикону.
— Когда ты возвращаешься в Москву, Мамик?
— Не знаю. Скорее всего, завтра утром.
Платон сжал зубы. Если утром, значит, обед плавно перетечет в ужин. И то, что там ребёнок, Мамикона не остановит. Конечно, при Сергее Мамикон себе ничего не позволит. Платон точно знал, что, несмотря на свободолюбивую натуру и полное пренебрежение законами, один из этих самых законов Мамикон соблюдал свято: моральный кодекс кавказца. А для кавказца неслыханной дерзостью считается приставать к женщине при ее ребенке. Но ребёнка легко обмануть. Отвлечь, отправить куда-то, хотя бы спать. Так как Сергей, наверняка, устанет от прогулки, и его потянет в сон. И тогда… Платон взял со стола карандаш и сломал на три части.
— Ты должен вернуться сегодня, Мамик. Прямо сейчас.
— Вай, что за спешка? Слушай…
— Сейчас, Мамикон. Через неделю торги в Венеции. Ты же понимаешь, что именно там я буду отстирывать твои бабки. Или тебе это уже не так важно?
— Что ты! Еще как важно, дорогой!
— Тогда определись: или бизнес, или удовольствия. У меня каждая минута на счету. Нужно закончить кое-что архиважное. Приедешь — покажу.
— Ладно-ладно, уговорил. Вечером буду.
— Приезжай ко мне домой, — Платон, не прощаясь, оборвал разговор.
Платон едва дожил до вечера. Пытался заниматься делами, но ничего не получалось. В такой ситуации работать бесполезно. Вреда больше, чем пользы. Он приехал домой, взял любимую джезву, чтобы сварить кофе. Вспомнил, как Надя спорила с ним, и улыбнулся. Открыл ящик, взял оттуда ложку, которую она держала в руках, и зажал в ладонях. Предметы очень сильно впитывают личную энергетику. Те, кто это понимают, платят миллионы за возможность подержать в руках пустяк, мелочь, которая принадлежала их кумиру. А те, кто не знают этого, крутят пальцем у виска, считая коллекционеров просто психами. Им, обывателям, неведомо, что в этом чёртовом мире осталось очень мало магии. Поэтому так важно хранить ее крохи. Хранить и передавать друг другу, сколько бы это ни стоило.
Платон сварил кофе, вышел в гостиную, сел в кресло и приготовился ждать.
Мамикон приехал вечером, как и обещал. Естественно, в сопровождении «племянников», которых немедленно сплавил:
— Пойдите, дети, в снежки поиграйте возле дома. Слепите бабу снежную. Снежную — я сказал, а не голую. Ван-гог-джан, у тебя морковка есть? Детям для снеговика.
— У меня для тебя есть морковка. Пойдем со мной, — Платон повел его в мастерскую.
— Звучит как-то нехорошо, вай! Я боюс! — Мамикон округлил глаза.
Платон молча сорвал ткань с холста, прикрывавшего картину. Мамикон замер, открыв рот.
15 глава. Позднее прозрение
— Это же… это… — шепотом произнёс Мамикон.
— Она самая, — кивнул Платон.
— Но только…
— Да, в другой цветовой гамме, — согласился Платон.
— Но как ты это всё… не понимаю. Слушай, дорогой, ну ты гений! Правда!
— Гений, говоришь? — задумчиво протянул Платон. — Нет здесь ничего гениального. Обычный профессионализм. А еще желание выполнять обещания. Жаль, что у тебя, Мамик, этого желания нет.
— Обижаешь ты меня, дорогой! Сильно обижаешь, — покачал головой Мамикон.
— Я ведь тебя просил: оставь Надю в покое. Она для дела мне нужна. А ты ее отвлекаешь. И меня отвлекаешь, — раздраженно заявил Платон.
Мамикон сел в кресло, положил ногу на ногу, облокотился на спинку и хлопнул себя по коленям.
— За мальчика меня держишь? А, Платон-джан? Или за дурачка? Решил таким путем у меня девочку забрать? Дела-шмела. Она здесь при чем к нашим делам?
— А при том, что работа еще не окончена. И мне нужна спокойная Надя, чтобы эту работу завершить. А ты и ее нервируешь, и меня. Под ногами крутишься. Нехорошо, Мамикон-джан. Совсем нехорошо, — Платон взял стул, сел напротив Мамикона и оперся руками о колени. — Скажи мне, Мамик, зачем она тебе?
Мамикон открыл рот, чтобы ответить. Но Платон поднял руку, призывая его к молчанию.
— Хочешь я тебе расскажу зачем?
— А ну-ка, послушаю, — улыбнулся Мамикон.
— Давно хотел тебе это сказать. Да все недосуг было. И обижать не хотел. А теперь скажу. Тебе нужно все, что есть у меня, да? Ты и к Адель подкатывал. А теперь к Наде. Я знаю твой самый большой секрет, Мамик. Ты умеешь делать деньги. Ты нюхом их чуешь, как собака. А вот женщин ты никогда не умел выбирать. Поэтому бегаешь за чужими.
— Осторожнее на поворотах, Платон, — Мамикон встал. — Тебя заносит, как на сочинском серпантине.
— Ты и бизнесы так же покупаешь: по дешевке, когда у кого-то проблемы, — продолжил Платон, не обращая ни малейшего внимания на то, как побледнел Мамикон.
Как он сжал кулаки и отошел к окну, пытаясь справиться с гневом.
— Вкладываешься, якобы помогаешь человечку, а потом качаешь с него в три раза больше, чем нужно. И что примечательно: реально считаешь себя спасителем.
— А без меня ты бы смог галерею открыть? — поинтересовался Мамикон. — Если мне не изменяет память, ты с папой в больших терках. И семейное наследство тебе не досталось.
— Нет, не смог бы. Но я тебе ее уже раз десять отработал, если не больше. Надю ты не получишь. Заруби это себе на носу. Будешь путаться под ногами — сам отстирывай свои бабки.
— Ты слишком много о себе думаешь, мальчик. Давай-ка сбавим обороты, — Мамикон подошел к Платону и похлопал его по плечу. — Ладно, если у нас мужской разговор, то и я открою карты. Да, она мне нравится. Каюсь, не разглядел я ее. Привык к ярким птицам. Поэтому не заметил серую белку. Она мне напомнила одну женщину, — Мамикон сел в кресло, облокотился и закрыл лицо руками. — Ох, давно это было. А как вчера, слушай, — он отнял руки от лица и горько усмехнулся. — Представь: 90-е, самый конец или начало нулевых. Точно не помню. Мне лет восемнадцать было. Дурной совсем был. Но уже тогда хваткий. Уже на «Мерсе» рассекал. Меня отец в бизнес взял, когда мне пятнадцать было. Бабок полные карманы, деловой такой. Занесло меня по бизнесу в какой-то Мухосранк. А там нищета, разруха! — он схватился за голову. — Ты себе не представляешь. И СССР, как живой, и лихие 90-е в самом разгаре. Познакомился с девушкой. Вокруг кипеш, все чего-то урвать хотят. Девки одна другой голеее, на мужиков за бабки вешаются. А
