Кураж - Илья Туричин

– Нельзя. И рисковать зря нельзя. Дело видишь какое - жизни товарищей от нас, от тебя зависят.

– Понимаю, господин хозяин. Постараюсь.

Сначала Василь направился к Злате попросить, чтобы присмотрела за Катериной. Златы дома не оказалось. Пришлось идти в гостиницу. Сунулся со двора - и там часовой. Не пускает.

Тогда Василь вышел на середину двора, сунул в рот четыре пальца и пронзительно свистнул трижды.

Часовой у дверей оторопел, растерялся: стрелять, кричать, подымать тревогу?

А Василь стоял, заложив руки за спину, и тревожно оглядывал выходящие во двор окна: не мелькнет ли знакомое лицо.

И тут в дверях появилась Злата, волосы прихвачены белой косынкой, через плечо сырое серое полотенце, фартук в мокрых пятнах.

– Ржавый! - воскликнула она удивленно. - То-то слышу знакомый свист. Ты чего?

– Здорово. Я к тебе. Крольчиха, пригляди за Катериной. Ладно?

– Ладно. А ты далеко?

– Отсюда не видать. Привет! - он кивнул и зашагал за ворота. На улице нос к носу столкнулся с близнецами. У одного шея была обмотана толстым шарфом.

– Здорово, Ржавый! - радостно улыбнулся Павел. - Давно не виделись.

– Давно. До вас и не доберешься, - укоризненно сказал Василь. - Кругом стража.

– А ну их, - прохрипел Петр. - Как живешь?

– Да вот работаю в мастерской, - Василь протянул руки ладошками вверх, чтобы близнецы увидели темные трудовые мозоли и въевшиеся в кожу следы металла.

– На фашистов работаешь? - спросил Павел.

– А вы? - Василь прищурился. - Чья бы корова мычала…

– Мы не работаем. Мы с мамой.

– А я маму похоронил, - Василь вздохнул. - Между прочим, сестренку вырастить надо.

– А у нас папа погиб, Герой Советского Союза, - так же грустно произнес Павел.

– Ну да?… Герой?

– Мы газету видели с Указом Президиума Верховного Совета. Посмертно присвоили.

Василь покивал, посмотрел на братьев и сказал с упреком:

– Вот видите!…

И они поняли, что Ржавый не считает их достойными отца. Это было обидно. Очень обидно.

– У меня дядька в деревне при смерти, - неожиданно сказал Василь. - Не знаю, как из города выбраться, - взглянул на братьев и добавил: - Позарез надо, ребята.

– Слушай, - повернулся Петр к брату, - а может, Кляйнфингер дежурит?

– Что еще за фингер? - спросил настороженно Василь.

– Ефрейтор. Он за самогон полгорода выпустит.

– Ну…

– Подождите меня. Я сейчас, - сказал Павел и направился в гостиницу.

– Маме не говори, что я на улице, - крикнул ему Петр по-немецки.

Павел вернулся с подозрительно оттопыривающимся карманом куртки.

– Пошли.

У шлагбаума еще издали приметили они Кляйнфингера. Он стоял, прислонясь к стенке будки, со скучающим лицом. Никто из города не выезжал, никто не въезжал. Поживиться было нечем. Единственная приятность - солнышко. Греет почти как в Баварии. Кляйнфингер щурил глаза по-кошачьи. За зиму он изрядно вымерз, но не до конца, слава богу! Теперь бы подхарчиться, и снова войдешь в тело. Не везти же домой Эльзе кожу да кости.

Возле будки построили вышку, на ней поставили пулемет, а возле пулемета дремал пулеметчик.

Ганс топил в будке печурку. На солнышке чай не сваришь.

– Здравствуйте, господин Кляйнфингер.

– А-а-а… - Кляйнфингер лениво улыбнулся. - Кто к нам пожаловал. Родные сынки своей мамы. Надеюсь, вы не пустые?

– Кое-что есть, - Павел подмигнул немцу и похлопал по карману куртки.

Кляйнфингер оживился, выражение скуки сбежало с его лица, глазки алчно сверкнули.

– Добро пожаловать, мои юные друзья! Ганс, готовь стаканы! А это что за чучело? - Кляйнфингер кивнул на Василя.

– Приставлен к нам для охраны. Кличка Ржавый. - Он сморщил нос. - Но мы от него все равно сбежим. И потом, он по-немецки ни слова. Вот смотрите, - Павел повернулся к Василю, весело подмигнул ему и сказал: - Ржавый, ты большой дурак, мы тебя оставим с носом, когда захотим. Вот заведем тебя в лес и выбирайся оттуда сам. Что?

Естественно, Василь не понял ни слова, уставился на Павла и захлопал глазами, глупо улыбаясь.

Кляйнфингер захохотал, и высунувшийся из будки Ганс тоже засмеялся. И Петр с Павлом смеялись. И только пулеметчик на вышке ничего не расслышал, кроме смеха, и свесил голову вниз, стараясь понять, над чем там, внизу, так весело смеются.

Павел по-свойски зашел в будку, достал из кармана бутылку, откупорил ее. Кляйнфингер и Ганс подняли наполненные стаканы и чокнулись.

– Чтоб все у всех было хорошо! - произнес торжественно Кляйнфингер.

– А тому? - спросил Павел и ткнул пальцем вверх, имея в виду пулеметчика.

– Он не из нашей роты, - махнул рукой Кляйнфингер, доставая ножом из открытой жестяной банки какую-то дрянь в томате. - Ах, что мне в вас нравится, мальчики, так это то, что вы непьющие. Нам больше достанется! - Он захохотал и хлопнул Павла по плечу.

– Пейте на здоровье, - сказал Петр.

– Именно на здоровье, мой мальчик. Чем отплатить?

– Мы угощаем, господин Кляйнфингер. Сегодня у нашей мамы день рождения. Мы идем за подснежниками для нашей мамы.

– О-о-о… Поздравляю. Подснежники - это прекрасно! У нас в Баварии уже цветут тюльпаны. Вот бы вашей маме тюльпанов! А в Индии, - Кляйнфингер многозначительно поднял указательный палец, - розы, розы, розы. Это я вам говорю!

– Вы большой знаток, господин Кляйнфингер, - почтительно произнес Петр.

– Кое-что соображаю.

– Но придется ограничиться подснежниками. Вы пока тут допивайте. - Павел решительно нырнул под шлагбаум и добавил по-русски: - Ржавый, за мной.

– Захватите подснежников и от моего имени! - крикнул им вслед Кляйнфингер.

Ребята свернули в лес. Кое-где под елками еще лежал снег, и от него тянуло зимней прохладой. На открытых местах голубоватыми пятнышками цвели подснежники и белыми - ветренницы.

– Ну, ловко вы, - Василь остановился. - Спасибо, ребята.

Павел скрестил руки на груди:

– Великие Вожди находчивы.

И Петр скрестил руки и Василь. Так они постояли мгновение.

– Если что надо, приходи, - сказал Петр.

– Приду. - Василь пожал братьям руки и торопливо исчез в еловой гуще.

А Петр и Павел молча стали собирать цветы. Они не спешили. Чем дольше, тем лучше.

А когда, наконец, вернулись к шлагбауму с огромными охапками цветов, долго и весело смеялись над незадачливым рыжим охранником, пусть-ка поплутает, русская свинья! Волки не съедят, вернется.

Василь долго плутал по лесу, но наконец набрел на охотничью избушку. Его окликнули:

– Кто идет?

– Я иду, - ответил Василь.

– Вижу, что ты. И далеко идешь? - Из кустов вышел парнишка, перепоясанный поверх черного пальто широким коричневым ремнем с кобурой. В руке он держал пистолет.

– Да вот лукошко потерял здесь в прошлом году. Не видал? - откликнулся Василь, с завистью глядя на пистолет.

Парень картинно поиграл пистолетом и сунул его в кобуру. Протянул руку:

– Здорово. Семен.

– Василь. Срочно надо к "дяде Васе". Очень срочно.

Семен посмотрел во встревоженные глаза рыжего паренька.

– Это можно. Сергеич! Один остаешься. Я провожу.

Из избушки вышел бородатый дядька с винтовкой в руках.

– Валяй.

Семен молча двинулся по едва приметной тропке. Василь последовал за ним. Прошли не больше километра, как показалась просторная лесная поляна, на которой паслись две оседланные лошади.

– Верхами умеешь?

– Приходилось, - солидно соврал Василь, сунул ногу в стремя, взялся за луку седла, попрыгал на одной ноге, теряя равновесие. Подумал: "Сюда бы Петьку или Павла…"

– Поводья шибко не натягивай. Она этого не любит, - предупредил Семен. - А вообще-то она смирная.

Он почмокал губами, и лошадь его побежала мерной рысью по лесной тропе, а следом побежала и лошадь Василя, подбрасывая седока в седле. То и дело приходилось пригибаться, ветви деревьев глухо смыкались над тропой. Седло, показавшееся сначала таким удобным, мягким, становилось все жестче и жестче, словно сунули в него чугунную плиту. Стремена норовили ускользнуть от ног.

Натянуть поводья, чтобы лошадь шла потише, Василь не решался. И вообще, поводья ему мешали, он опустил их на шею лошади и обеими руками ухватился за седло. Ему казалось, что так скакать легче, так он чувствовал себя на лошади уверенней.

Дважды их останавливали заставы, но Семен что-то говорил на скаку партизанам, и их пропускали. Наконец лошади стали.

Перед Василем открылась целая улица землянок, чисто подметенная. Над одной из землянок подымался легкий дымок. Пахло подгорелой кашей. По улице сновали озабоченные люди. Видно было, что не гуляют, а спешат по каким-то неотложным делам.

Вслед за Семеном Василь с трудом слез с седла. Ноги еле держали, были чужими, хотелось лечь и вытянуть их. Спина ныла, а ниже спины… Словно мозоль набило огромную, на весь зад.