Лирика 30-х годов - Борис Пастернак

Борис Пастернак

«Годами когда-нибудь в зале концертной…»

Годами когда-нибудь в зале концертнойМне Брамса сыграют — тоской изойду.Я вздрогну, я вспомню союз шестисердый,Прогулки, купанье и клумбу в саду.

Художницы робкой, как сон, крутолобость,С беззлобной улыбкой, улыбкой взахлеб,Улыбкой, огромной и светлой, как глобус,Художницы облик, улыбку и лоб.

Мне Брамса сыграют, — я вздрогну, я сдамся,Я вспомню покупку припасов и круп,Ступеньки террасы и комнат убранство,И брата, и сына, и клумбу, и дуб.

Художница пачкала красками траву,Роняла палитру, совала в халатНабор рисовальный и пачки отравы,Что «Басмой» зовутся и астму сулят.

Мне Брамса сыграют, — я сдамся и вспомнюУпрямую заросль, и кровлю, и вход,Балкон полутемный и комнат питомник,Улыбку и облик, и брови, и рот.

И вдруг, как в открывшемся в сказке Сезаме,Предстанут соседи, друзья и семья,И вспомню я всех, и зальюсь я слезами,И вымокну раньше, чем выплачусь, я.

И станут кружком на лужке интермеццо,Руками, как дерево, песнь охватив,Как тени, вертеться четыре семействаПод чистый, как детство, немецкий мотив.

«Любить иных — тяжелый крест…»

Любить иных — тяжелый крест,А ты прекрасна без извилин,И прелести твоей секретРазгадке жизни равносилен.

Весною слышен шорох сновИ шелест новостей и истин.Ты из семьи таких основ,Твой смысл, как воздух, бескорыстен.

Легко проснуться и прозреть,Словесный сор из сердца вытрястьИ жить, не засоряясь впредь,Все это — не большая хитрость.

«Не волнуйся, не плачь, не труди…»

Не волнуйся, не плачь, не трудиСил иссякших и сердца не мучай.Ты жива, ты во мне, ты в груди,Как опора, как друг и как случай.

Верой в будущее не боюсьПоказаться тебе краснобаем,Мы не жизнь, не душевный союз, —Обоюдный обман обрубаем.

Из тифозной тоски тюфяковВон на воздух широт образцовый!Он мне брат и рука. Он таков,Что тебе, как письмо, адресован.

Надорви ж его вширь, как письмо,С горизонтом вступи в переписку,Победи изнуренья измор,Заведи разговор по-альпийски,

И над блюдом баварских озерС мозгом гор, точно кости мосластых,Убедишься, что я не фразерС заготовленной к месту подсласткой.

Добрый путь. Добрый путь. Наша связь,Наша честь не под кровлею дома.Как росток на свету распрямясь,Ты посмотришь на все по-другому.

«Все снег да снег — терпи и точка…»

Все снег да снег — терпи и точка.Скорей уж, право б, дождь прошелИ горькой тополевой почкойПодруги сдобрил скромный стол.

Зубровкой сумрак бы закапал,Укропу к супу б накрошил,Бокалы, — грохотом вокабул,Латынью ливня оглушил.

Тупицу б двинул по затылку, —Мы в ту пору б оглохли, ноОткупорили б, как бутылку,Заплесневелое окно.

И гам ворвался б: «Ливень засланК чертям, куда Макар телятНе гонивал…» И солнце масломАсфальта б залило салат.

А вскачь за громом, за четверкойИльи Пророка, под струи —Мои телячьи бы восторги,Телячьи б нежности твои.

«Когда я устаю от пустозвонства…»

Когда я устаю от пустозвонстваВо все века вертевшихся льстецов,Мне хочется, как сон при свете солнца,Припомнить жизнь и ей взглянуть в лицо.

Незваная, она внесла, во-первых,Во все, что сталось, вкус больших начал.Я их не выбирал, и суть не в нервах,Что я не жаждал, а предвосхищал.

И вот года строительного плана,И вновь зима, и вот четвертый год.Две женщины, как отблеск ламп «Светлана»,Горят и светят средь его тягот.

Мы в будущем, твержу я им, как все, ктоЖил в эти дни. А если из калек,То все равно: телегою проектаНас переехал новый человек.

Когда ж от смерти не спасет таблетка,То тем свободней время поспешитВ ту даль, куда вторая пятилеткаПротягивает тезисы души.

Тогда не убивайтесь, не тужите,Всей слабостью клянусь остаться в вас.А сильными обещано изжитьеПоследних язв, одолевавших нас.

«Стихи мои, бегом, бегом…»

Стихи мои, бегом, бегом.Мне в вас нужда, как никогда.С бульвара за угол есть дом,Где дней порвалась череда,Где пуст уют и брошен труд,И плачут, думают и ждут.

Где пьют, как воду, горький бромПолубессонниц, полудрем.Есть дом, где хлеб, как лебеда,Есть дом, — так вот бегом туда.

Пусть вьюга с улиц улюлю, —Вы — радугой по хрусталю,Вы — сном, вы — вестью: я вас шлю,Я шлю вас, значит, я люблю.

О ссадины вкруг женских шейОт вешавшихся фетишей!Как я их знаю, как постиг,Я, вешающийся на них.

Всю жизнь я сдерживаю крикО видимости их вериг,Но их одолевает ложьЧужих похолодевших лож,

И образ Синей БородыСильнее, чем мои труды.Наследье страшное мещан,Их посещает по ночам

Несуществующий, как Вий,Обидный призрак нелюбви,И привиденьем искаженПриродный жребий лучших жен.

О, как она была смела,Когда едва из-под крылаЛюбимой матери, шутя,Свой детский смех мне отдала,

Без прекословий и помех —Свой детский мир и детский смех,Обид не знавшее дитя,Свои заботы и дела.

Безвременно умершему

Немые индивиды,И небо, как в степи.Не кайся, не завидуй, —Покойся с миром, спи.

Как прусской пушке БертеНе по зубам Париж.Ты не узнаешь смерти,Хоть через час сгоришь.

Эпохи революцийВозобновляют жизньНарода, где стрясутся,В громах других отчизн.

Страницы века громчеОтдельных правд и кривд.Мы этой книги кормчейПростой уставный шрифт.

Затем-то мы и тянем,Что до скончанья днейИдем вторым изданьем,Душой и телом в ней.

Но тут нас не оставят,Лет через пятьдесят,Как ветка пустит паветвь,Найдут и воскресят.

Побег не обезлиствел,Зарубка зарастет.Так вот — в самоубийстве льСпасенье и исход?

Деревьев первый инейУбористым сучьемВчерне твоей кончинеДостойно посвящен.

Кривые ветки ольшин —Как реквием в стихах.И это все, и большеНе скажешь впопыхах.

Теперь темнеет рано,Но конный небосводС пяти несет охрануОкраин, рощ и вод.

Из комнаты с венкамиВечерний виден дворИ выезд звезд верхамиВ сторожевой дозор.

Прощай. Нас всех рассудитНевинность новичка.Покойся. Спи. Да будетЗемля тебе легка.

Василий Каменский