Гибель империи. Уроки для современной России - Егор Тимурович Гайдар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С конца 1988 – начала 1989 гг., когда общество и политическая элита восточноевропейских стран поняли, что применение военной силы Советским Союзом в условиях экономической зависимости СССР от западных государств невозможно, крушение Восточноевропейской части империи было лишь вопросом формы и времени. В апреле 1989 г. в Польше начались переговоры между правительством и “Солидарностью” об условиях проведения свободных парламентских выборов. Через два месяца “Солидарность” нанесла сокрушительное поражение просоветскому режиму, получила полный контроль над нижней и верхней палатами парламента.
Без опоры на советскую военную мощь, способную подавить национально-освободительные движения, даже безоговорочная готовность Президента Румынии Чаушеску использовать силу против собственного народа его режим не спасала. Между моментом встречи М. Горбачева и Дж. Буша на Мальте (ноябрь 1989 г.), на которой М. Горбачев неофициально заверил Дж. Буша в том, что советские вооруженные силы не примут участия в военных действиях в Восточной Европе, и моментом краха остатков Восточноевропейской империи прошло менее двух месяцев.
Как обычно бывает в истории, процессы крушения империй, начавшись, идут быстрее, чем можно представить. Еще в сентябре 1989 г. в ЦК КПСС были уверены в том, что польское руководство в ближайшее время не поставит вопрос о выходе из Варшавского договора[465]. Вскоре этот вопрос ставить было бессмысленно – Варшавского договора не стало.
Экономическая цена, которую заплатил Запад за отказ СССР от контроля над Восточной Европой, оказалась невысокой. Кредиты и гранты ФРГ за согласие на объединение Германии, итальянские связанные кредиты, американские зерновые кредиты – это, если вспомнить о цене вопроса, немного. Но руководство СССР было не в том положении, когда можно навязывать партнерам по переговорам свои условия. Для него главное, что вопрос о предоставлении крупных государственных западных кредитов открыт, есть надежда совершить прорыв в этом направлении, на этой основе стабилизировать экономическое положение в стране.
Представления западного общества, политической элиты о том, как советские власти должны себя вести, если они хотят получить финансовую поддержку, не ограничиваются Восточной Европой. Руководство СССР получает однозначные сигналы: хотите экономической помощи – соблюдайте права человека, не злоупотребляйте силой. Но что значат для политико-экономической системы, в основе стабильности которой всегда была готовность к неограниченному применению насилия против собственного народа, подобные советы?[466] Они равнозначны требованию ее ликвидации.
Политики, выступающие в прибалтийских странах за восстановление независимости, утраченной после заключения пакта Молотова – Риббентропа в 1939 г., получают от США однозначный сигнал: если независимость будет провозглашена, Америка ничего не сможет сделать для защиты их суверенитета, не признает новые правительства. Но и советское руководство информируют, что репрессии против сторонников независимости стран Балтии, применение силы нанесут непоправимый ущерб отношениям с Западом[467]. В переводе на простой русский язык это значит: будете применять репрессии – забудьте о западных деньгах.
С открытием правды о прошлом становится яснее, что СССР в период острого кризиса сталкивался с проблемами еще более сложными, чем другие распавшиеся имперские образования. Для последних источником легитимности их власти было право завоевателя. Руководство СССР для обоснования своих прав апеллирует к коммунистической идеологии и исторической традиции. Гласность, ставшая доступной обществу информация о злодеяниях режима, о том, как он формировался, подрывают остатки легитимности союзной власти. С того времени, когда советское руководство разрешило говорить правду о собственной истории, коммунистический режим, советская империя обречены.
§ 4. Кризис империи и национальный вопрос
Как это обычно бывает в авторитарных многонациональных государствах, либерализация режима, демократизация прежде всего приводят к политической мобилизации сил, готовых эксплуатировать национальные чувства. В СССР жертвами репрессий, связанных с национальной принадлежностью, стали корейцы, курды, ненцы, карачаевцы, калмыки, чеченцы, ингуши, балкарцы, крымские татары, греки, месхетинские турки[468]. Можно представить себе, какой заряд межнационального напряжения, какие долгосрочные проблемы (скрытые до некоторой поры) были заложены этими репрессиями[469]. При отсутствии демократических традиций лозунги, апеллирующие к национальной истории, интересам, обидам, – эффективное оружие в политической борьбе. С этой точки зрения развитие событий в СССР в конце 1980-х – начале 1990-х гг. не стало исключением.
М. Горбачев в первые годы своего правления не осознавал, какой взрывной потенциал заложен в межнациональных отношениях, верил, что национальный вопрос в СССР решен. О мере непонимания Горбачевым потенциальной серьезности проблемы межнациональных интересов в СССР, ее взрывоопасном характере, который может проявиться при любых попытках либерализации, свидетельствуют его собственные слова: “Если бы у нас в стране не был решен в принципе национальный вопрос, то не было бы того Советского Союза, каким он сейчас предстает в социальном, культурном, экономическом, оборонном отношениях. Наше государство не удержалось бы, если бы не произошло фактическое выравнивание республик, если бы не возникло сообщество на основе братства и сотрудничества, уважения и взаимопомощи”[470].
Это политическая ошибка, тот случай, когда лидер доверился официальной пропаганде, не хотел понимать реальности. Он мог бы вспомнить, что массовые выступления, прошедшие в Грузии 4–9 марта 1956 г., бывшие первым послевоенным открытым проявлением политического протеста в СССР, прошли почти сразу после начала хрущевской либерализации режима. В них приняли участие около 30 тыс. человек. 9 марта войска применили оружие, 13 человек были убиты, из 63 раненых скончались еще 8 человек. В тот же день произошло еще несколько столкновений манифестантов с войсками, где были убитые и раненые[471].
Риски, связанные с межнациональными конфликтами в полиэтнической стране с тоталитарным режимом, проявляющиеся при первых признаках его либерализации, были наглядно продемонстрированы событиями 1986 г. в Алма-Ате. Там произошли студенческие волнения под национальными лозунгами. В них приняли участие примерно 10 тыс. человек. Студенты протестовали против назначения русского, Г. Колбина, Первым секретарем ЦК Казахстана. Советское руководство, еще не чувствовавшее себя связанным какими-либо ограничениями в применении силы, их быстро подавило[472]. Около 8,5 тыс. человек были задержаны. Примерно 1,7 тыс. человек получили телесные повреждения[473]. Несмотря на то что выступления студентов в Алма-Ате были жестко пресечены, союзный центр после их завершения демонстрирует первые признаки слабости: решение о назначении Г. Колбина отменено, а Первым секретарем ЦК Компартии Казахстана назначен казах Н. Назарбаев.
Позволения гласности было достаточно, чтобы проблемы, связанные с национальными обидами, притеснениями, историческими разногласиями, экономической эксплуатацией, разрушением национальной природной среды, заполнили страницы газет и журналов. При этом, как и в Югославии, подобная тематика активно обсуждается и в средствах массовой информации республик, являющихся стержнем империи, соответственно РСФСР и Сербии. Тема ущемленного положения русских в СССР в 1988–1989 гг. звучит
