Эхо горного храма - Алексей Корепанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Арьен Рютте поволок его на второй ярус, почти непрерывно говоря на ходу. Прогуливавшиеся по залу полицейские внимательно смотрели на него – наверное, далеко не в первый раз, – но не трогали. Продолжал он изливаться и в «поилке», где его, видимо, уже хорошо знали, – рыжий явно соскучился по компании, но заводить беседы с сивилами считал ниже своего достоинства. Можно было только поражаться тому, что он до сих пор способен довольно внятно излагать свои мысли и почти не терять нить повествования. И отрекомендовавшегося ему Габлера он безошибочно называл Крисом.
Напиток, предложенный для употребления Арьеном, оказался весьма своеобразным. «Горилка с перцем» – так он назывался, и Габлер радовался, что поначалу сделал всего лишь один не очень длинный глоток. В горле словно развели костер, а на глаза навернулись слезы. Он торопливо влил в себя предусмотрительно взятый сок, и пожар утих. В дальнейшем он действовал по той же методике, и вскоре ему стало очень хорошо и очень легко, словно свалился с души тяжелый камень. Арьен же Рютте горилку ничем не запивал, однако держался на том же уровне и не выказывал никаких признаков близящейся отключки. Видать, очень крепкий был парень. Сродни горилке.
История файтера легиона «Солнце» была проста, как стойка «смирно». Арьен Рютте и еще два его сослуживца, дождавшись законного отпуска, покинули базу на Марсе. («Краснозадый» – так неделикатно называл Рютте четвертую планету системы Солнца.) Каботажник доставил их к Земле, на одну из орбиталок. Сослуживцы благополучно отбыли в свои родные планетные системы, а Рютте решил смотаться на Землю и немного оттянуться перед возвращением домой. Собственно, отмечать отпуск они начали, еще даже не стартовав с Марса, продолжали в течение всего полета, и Арьен загружался в шаттл, уходящий на Землю с «Ринга», в «не очень четком состоянии» – так он выразился. Почему он выбрал шаттл, идущий именно сюда, в космопорт «Дикое поле», для него до сих пор оставалось загадкой. Наверное, просто под руку, так сказать, подвернулся. Душа-то жаждала праздника, душа-то стремилась к развлечениям… Хотелось куда-нибудь еще, но, побродив по окрестностям, Рютте понял, что все желаемое можно найти прямо здесь, и сложил крылья в «Диком поле». Погулял он, по его словам, хорошо, и длилось это четверо суток. Зубы, как он объяснил, пострадали не в драке, а по его собственной оплошности – Арьен не стал уточнять, какой именно. Зубы не беда, дома новые вставит. Главное – получил удовольствие, жаль только, эфесы ему не попадались. Приходилось пить то с хошками, то в одиночку.
– Только не с этими сивилами, братан, – гудел он, перегибаясь через стол к Габлеру. – Я с ними – ни-ни! – и он мотал указательным пальцем, подобным стволу излучателя.
Крис не стал выяснять, чем вызвано такое негативное отношение ко всем тем, кто не служит в Стафле. Он терпеливо слушал, время от времени кивал и подавал реплики, но не забывал следить за временем. Он вовсе не собирался прозевать посадку на шаттл до орбиталки.
Когда Арьен Рютте все-таки немного выдохся и сделал паузу, Габлер поинтересовался его дальнейшими планами. Не вечно же «солнце» собирался сидеть тут, и дома, поди, заждались…
– Не заждались. – Арьен помрачнел и стукнул по столу кулаком. – У матери, эт-самое, медовый месяц… а и года не прошло! – Он скрипнул зубами и повертел в руке полупустой стакан. – Так что на Шамбале меня не очень-то и ждут. Но я все равно заявлюсь!
Крис поднял брови:
– Так ты на Шамбалу? Прямо сейчас?
– Ну да, а куда же еще? Не на постоянку[79] же возвращаться! Это я еще успею.
– Значит, летим вместе, – сказал Габлер. – Мне тоже туда.
– Годится! – вновь заулыбался Арьен. – За это надо выпить! Что-то у меня, эт-самое, в горле напрочь пересохло…
Глава 16
О пользе знаний
Когда шаттл прибыл на орбитальную станцию «Ринг-I», Арьен Рютте сумел Криса удивить. Подремав в кресле во время короткого полета, он вполне пришел в себя и выглядел свеженьким, как утренний цветок. Но, в отличие от утреннего цветка, вновь готовый что-нибудь выпить. Крис не стал с ним спорить, хотя ему после земной горилки добавлять уже не хотелось. Ну, разве что глоток-другой, не больше. Чисто символически.
Они сделали этот глоток-другой в ожидании посадки на «Суллу», а потом Габлер, оставив Арьена наедине со стаканом, встал в очередь на сдачу оружия. Собственно, парализатор ему теперь был не нужен, но не выбрасывать же недавнюю покупку… Хотя он искренне желал, чтобы она ему больше не пригодилась.
Народу в зале даже на глазок было гораздо меньше, чем мог вместить космический левиафан. С будущего года, как узнали Крис и Арьен из сообщения на табло, прямые рейсы из системы Солнца в систему Квирина вообще прекращались. Чтобы попасть на Шамбалу, нужно будет лететь через Единорог. Маршрут Земля – Шамбала, как пояснил Арьен, уже давно считался убыточным. Не очень привлекательной планетой была Шамбала.
После уговоров Арьена Габлеру пришлось принять еще пару стаканчиков. На этот раз пили они что-то не такое крепкое, а потом вместе с другими пассажирами вошли в чрево галеры.
Каюты у них были на разных ярусах, но Рютте заявил, что прощается ненадолго – вот только примет душ и тут же явится. И слово свое сдержал. Явился через час с небольшим, и не один, а с двумя бутылками очередной алькогольной жидкости и, к немалому удивлению Габлера, с гитарой. Оказывается, пассажирам «Суллы» предоставлялась и такая услуга.
– Две недели гитару в руках не держал, – сказал рыжий, обрушившись в кресло. – А так иногда попеть хочется под это дело, – Арьен кивнул на бутылки. – У нас полвигии, эт-самое, бренчать умеет, даже конкурсы проводим, «Серебряные струны», вот как называются. Краснозадый – планета специфическая, развлечений особых нет. Но уж лучше там торчать, чем на Земле, Земля место гнилое, я просто шкурой своей прочувствовал… Я туда больше ни ногой!
Габлер заказал в каюту закуску, и они, не дожидаясь серва, выпили. Потом еще по одной. У Криса по-прежнему было легко на душе – в истории с цацкой Императора оставалось поставить последнюю точку, и с этим, несомненно, не будет проблем.
Рютте пустился в рассуждения о том, как хреново служить на Марсе, как там холодно, и ходить приходится в кислородных масках, и песчаные бури покоя не дают.
– И вообще, Стафл – не самое лучшее в этой жизни, – подытожил он, осушил стакан и сгреб с тарелки сразу два бутерброда.
– А зачем тогда пошел? – Крис плотно угнездился в кресле, в голове колыхался тихий приятный шум, будто вдали плескали морские волны.
– Так уж получилось, эт-самое, – помрачнел Рютте. – Я ведь колледж окончил, был систем-техом в солидной конторе… Соображалка соображала, что надо… А все она…
– Девушка, – утвердительно сказал Габлер.
Арьен Рютте вздохнул:
– Она самая. Даша – радость наша… Дала от ворот поворот… Даже не так… Ну, в общем, эт-самое…
– И ты решил: пропади оно все пропадом, свет тебе не мил стал… И подался ты в эфесы.
– Ну… где-то так… А! – Рютте махнул рукой и потянулся за гитарой, которую до того прислонил к столику.
Некоторое время он меланхолично перебирал струны, монотонно покачивая рыжей головой, а потом запел хрипловатым, но вполне приятным голосом.
Песня была грустной, незнакомой Крису, и он сидел, полуприкрыв глаза, и слушал. Его слегка клонило в сон, давала знать о себе бессонная ночь и выпитое, но отоспаться можно было и потом.
Жизнь пройду от края и до краяИ, вступая в царство мертвецов,Прошепчу, бесследно догорая:«Где рука, что тронет мне лицо?»
Жизнь прошла, глухая и слепая,Дни и годы – словно в долгом сне.И шепну, бессильно угасая:«Где рука, что тронет губы мне?»
Ослабев и бросив взгляд прощальный,В полумраке свой заметив гроб,Прошепчу, устало и печально:«Где рука, что ляжет мне на лоб?»
И, навеки тихо погружаясьВ черноту забвения реки,Я шепну, от боли содрогаясь:«Нет и не было такой руки…»
Арьен умолк и налил себе еще, но пить не стал. Пригорюнился над гитарой, словно и впрямь только что увидел собственный гроб. Хотя какой гроб? Хотя гробы были нынче не в моде: кремация и горстка пепла – вот и все…
– Мда-а… – протянул Габлер, сразу вспомнив Атоса. – Грустноватая какая-то песенка. Может, чего повеселее найдется?
Рютте поднял к нему унылое лицо, подергал струну. Сказал задумчиво, собрав лоб в складки:
– Повеселее, говоришь?.. Можно, эт-самое, и повеселее. Это у нас один сочиняет, Лекс…
Он откашлялся и снова запел. Мотив был другой, но почти такой же заунывный.
В холодах зимы умираем мы,Забываемся.Но приходит май, плещет через край —Возрождаемся.
Зимний лед круша, расцветет душа —И опять живем.После долгих снов бьют фонтаны слов —И опять поем.
Песни вдаль летят, в синеве парят,Кружат хоровод.А потом опять будем засыпать —Так из года в год.
Но в какой-то час, роковой для нас,После злой зимы,Хоть придет весна – никогда от снаНе проснемся мы.
Прошуршит в ночи ветер вечностиИ подхватит нас.Навсегда – зима. И пусть кружит май —Не откроем глаз.
Навека умрем, больше не споем,Не откроем глаз…
Теперь Крису вспомнился Граната. Его стихи в кафетерии на космическом вокзале Единорога. Вот ведь, кажется, такие все веселые парни. «Вперед, эфесы!» «Нали-вай! Выпи-вай!» А у каждого есть что-то, какие-то свои темные пятна…
