И девять ждут тебя карет - Мэри Стюарт

ГЛАВА 18

Оставь меня, но не в последний миг,

Когда от мелких бед я ослабею.

Оставь сейчас, чтоб сразу я постиг,

Что это горе всех невзгод больнее.

Вилла Мирей стояла у самого озера Леман. Это был один из многих богатых домов — их можно было даже назвать дворцами, — окаймляющих озерный берег. К каждому из них вела тщательно вымощенная узкая дорога на несколько сот футов ниже уровня главного бульвара. Каждый дом был окружен густым садом, который отделяли от дороги высокие стены и крепкие ворота.

Уже стемнело, когда мы дошли до виллы Мирей. Ворота были закрыты, и, когда мы остановились снаружи, в саду послышался звон тяжелой цепи и басовитый собачий лай.

— Это Беппо, — прошептал Филипп.

— Он знает тебя?

— Нет... не знаю. Я его боюсь.

Дверь сторожки открылась, и из нее вырвался луч света, осветивший темные деревья у ворот. Женский голос что-то визгливо крикнул. Лай умолк, сменившись глухим ворчаньем. Дверь сторожки снова затворилась, и сад погрузился в тень.

— Есть другой вход? — спросила я.

— Можно войти со стороны озера. Сад спускается к берегу, и там есть маленькая пристань. Но я не знаю дороги вдоль берега.

— Найдем.

— Мы пойдем дальше?

Голос Филиппа звучал жалобно и капризно; казалось, он сейчас заплачет от усталости.

— Только найдем дорогу к озеру. Мы ведь не можем пройти мимо Беппо и консьержки; как ее зовут?

— Byату.

— Может быть, ты пойдешь прямо к ней...

— Нет.

— Она ничего тебе не сделает, Филипп, — сказала я.

— Она позвонит моему дяде Леону, правда ведь?

— Наверное, позвонит.

— И приедет мой кузен Рауль?

— Может быть.

Филипп посмотрел на меня:

— Я лучше подожду дядю Ипполита. Вы сказали, мы можем подождать.

— Хорошо. Подождем.

— А вы разве не хотите подождать дядю Ипполита?

— Хочу.

— Ну ладно, — вздохнул Филипп, — может быть, мы сможем быстро найти дорогу к озеру.

И мы нашли ее — через три дома от виллы Мирей. Небольшая калитка, повисшая на петлях, вела в темный сад. Мы осторожно проскользнули в калитку и увидели темную громаду дома среди чернеющих в легком тумане деревьев. Стояла полная тишина. Мы без всяких помех прокрались по длинной петляющей дорожке к широкому, заросшему травой газону, потом снова к высоким деревьям и наконец услышали плеск волн озера.

Ночь была безлунная, звезды закрыты облаками.

Над озером туман лежал неровными клочками: кое-где плотный и бледный, как вата, на фоне темной дали; кое-где прозрачная дымка на воде, словно испарина от дыхания на темном стекле; кое-где матовая полоса, будто провели пальцем по бархату. Длинные прозрачные облака пара поднимались от воды и тянулись к берегу, окутывая деревья. Волны глухо ударяли о берег рядом с нами, когда мы тихо шли к саду виллы Мирей. Ночь была теплая, но от воды веяло холодом, и туман дышал на нас сыростью, пробиравшей до костей.

— Вот пристань, — шепнул Филипп. — Я знаю, где ключи. Войдем?

У пристани стояло небольшое квадратное двухэтажное здание, где хранились лодки; оно возвышалось прямо над водой, у маленькой искусственной бухточки, образованной двумя изогнутыми каменными насыпями. Берег здесь был очень узким, и крутой спуск вел к воде от площадки, густо заросшей деревьями, которые шли от берега вверх, обрамляя со всех сторон сад виллы Мирей. Высокие березы свесили ветви над крышей домика. В темноте, под покровом тумана, невозможно было разглядеть все в деталях, но общее впечатление заброшенности, шум деревьев и плеск волн отнюдь не подняли наше настроение.

—Я хочу пройти в сад и заглянуть в дом, — решительно сказала я. — Твой дядя Ипполит, должно быть, уже приехал. Может быть, ты подождешь здесь? Ты можешь войти внутрь и запереть дверь, мы договоримся насчет условного сигнала...

— Нет, — так же решительно ответил Филипп.

— Ладно. Тогда пойдем вместе. Только очень осторожно, хорошо?

— Мадам Вуату глухая, — заметил Филипп.

— Может быть. Но Беппо не глухой. Пошли, малыш.

Берег был глинистый и скользкий, мокрые листья кучами лежали между корнями берез. Над ним был небольшой парк, где под высокими деревьями росла трава. Мы крались от ствола к стволу, только что пробившаяся мокрая весенняя травка мягко стелилась под ногами, слабо пахло фиалками. Мы прошли ряды тополей, потом диких каштанов. Я касалась руками жесткой коры, липкие почки прилипали к ладоням. Свисающие ветви плакучей ивы обдавали нас брызгами, низко нависали над головой, словно преграждая путь. Мы едва пробились сквозь заросли ивы, такие густые, что образовывали сплошной шатер, и остановились. Мы были у самого дома. Ивы обрамляли ухоженную лужайку, примерно за тридцать ярдов от нее находилась терраса. Почти у наших ног металлическим блеском светился небольшой бассейн, и над ним я различала что-то вроде небольшой статуи.

Я взяла Филиппа за руку, мы медленно и осторожно прошли позади постамента статуи, где несколько плакучих ив почти касались ветвями поверхности воды. Я отвела их зеленые пряди и внимательно осмотрела фасад дома. Ни одно окно не светилось, но над входной дверью, кажется, была лампа, освещавшая подъездную дорожку. Дверь была нам не видна, но свет с той стороны падал на усыпанный гравием полукруг перед домом и на кусты рододендронов. Здесь туман был едва заметен лишь в луче света, лежавшем, словно иней, на влажных листьях.

— Вот это окно на террасе, — тихо спросила я. — В какой оно комнате?

— В салоне. Там никто никогда не бывает. Кабинет дяди Ипполита наверху. Последнее окно. Там не видно света.

Я посмотрела вверх:

— Тогда боюсь, что он еще не приехал.

— Войдем?

Я задумалась:

— Где задняя дверь?

— На другой стороне. Возле консьержки.

— И возле Беппо? Не годится. И я сомневаюсь, что открыто хотя бы одно из окон. И входная дверь освещена... Нет, Филипп, я считаю, нам надо подождать. Как ты думаешь?

— Да. Я... машина!

Он крепко, до боли, ухватил меня за руку. Дорога лежала справа от нас, не больше чем в двадцати ярдах. По ней двигалась машина, замедляя ход. Взвизгнули тормоза. Хлопнула дверца. Быстрые шаги. Звонок. Оглушительный лай. Через мгновение мы услышали скрип отодвигаемого запора. Мадам Byату поспешно открывала ворота.

Филипп ухватил меня за руку еще крепче:

— Дядя Ипполит!

Из-за кустов до нас донесся мужской голос.

— Нет, — тихо сказала я.— Рауль.

Холодная ручонка Филиппа дернулась в моей ладони. Я услышала, как консьержка сказала невыразительным голосом, громко, как обычно говорят глухие:

— Нет, мсье. Ничего, мсье. Не напали на след?

— Нет, — коротко ответил Рауль. — Вы уверены, что они не могут быть здесь? Не сомневаюсь, они должны были направиться сюда. Задняя дверь заперта?

— Нет, мсье, но она видна из моего окна. Там никто не проходил. И никто не прошел через ворота. Я в этом уверена.

— А окна?

— Все закрыты, мсье.

— Никто не звонил?

— Никто.

Наступило молчание. Я слышала только, как билось мое сердце.

— Все равно, — сказал он. — Я осмотрю все вокруг. Оставьте ворота открытыми, пожалуйста. Я ожидаю с минуты на минуту Бернара.

Снова молчание и громкие удары сердца. Потом мотор заурчал, и лучи фар медленно повернули в сторону, осветив блестящие листья рододендронов. Рауль подъехал к двери дома, остановился, заглушив мотор, и вышел из машины. Я слышала, как он взбежал по ступенькам и дверь за ним захлопнулась. Беппо все еще тихо подвывал и ворчал. Консьержка что-то крикнула ему из сторожки, и через несколько секунд он замолчал.

Филипп почти конвульсивно сжал мою руку. Я посмотрела на него. Маленькое личико казалось неясным белым пятном с бездонными черными пятнами глаз.

— Спрячься за статую, — шепнула я. — Наверное, он сейчас зажжет свет в доме.

Не успела я сказать это, как окна салона вспыхнули яркими прямоугольниками и свет вырвался с террасы на лужайку. Мы все еще были в тени. Спрятавшись за статую, мы старались не шевелиться. Это была статуя обнаженного мальчика, наклонившегося, чтобы посмотреть на себя в бассейн, — жеманный, изысканный Нарцисс, погруженный в себя, поглощенный собой...

Одно за другим вспыхивали окна, потом снова гасли. Мы следили за ними глазами: яркий свет — потом темнота, и так по всему дому. Но окна, выходящие на террасу напротив нас, и балконная дверь оставались освещенными. Наконец во всем доме, кроме салона, стало темно. Рауль подошел к балконной двери, открыл ее и вышел на террасу. Его тень словно прыгнула на лужайку и достигла края бассейна. Несколько минут он стоял на террасе, глядя в темноту. Я легонько положила руку Филиппу на голову и немного пригнула, чтобы свет случайно не попал ему на лицо. Мы съежились, как могли. Я прижалась щекой к каменному пьедесталу. Он был холодным и гладким и пах сыростью. Я не осмеливалась поднять голову и посмотреть на Рауля. Я смотрела на его тень.