Король тёмной стороны. Стивен Кинг в Америке и России - Вадим Эрлихман

В конце концов Рози бежала в другой город (судя по всему, Дерри), в тот самый приют для женщин, что был описан в «Бессоннице». Сегодня эти приюты широко известны как центры феминистического промывания мозгов, но у Кинга представление о них самое радужное. Но и там, среди сестер-единомышленниц, Рози не находит спасения — муж преследует ее, чтобы убить. Через случайно купленную картину Рози входит в сказочный мир, где получает от невидимой женщины на холме приказ войти в лабиринт и победить чудовищного быка, который символизирует ее мужа Нортона.

Постепенно Рози узнает, что женщина с холма — Роза Марена — страшное чудовище и в то же время копия ее самой. В который раз у Кинга герой (на этот раз — героиня) должен отобрать собственное «я» у злобного двойника, и Рози это удается. Когда Нортон, попав в иную реальность, гибнет от рук Марены, Рози заглядывает ей в лицо и тем самым вбирает двойника в себя. Теперь она может жить среди людей, любить встреченного ей мужчину, но знает, что внутри нее живет чудовище, стремящееся мучить и убивать. «Пожалуйста, — говорит она, не осознавая, молится ли, а если молится, то к кому обращены ее мольбы. — Пожалуйста, не дай мне превратиться в то, чего я так боюсь. Пожалуйста… прошу тебя, помоги мне сдержать гнев».[81] Остается надеяться, что Рози удастся при помощи «сестер» из приюта не дать Марене вырваться наружу. Кстати, в оригинале роман называется Rose Madder, где последнее слово — название красящего растения марены. По-английски оно напоминает слово mad (безумный), а русское «марена» созвучно имени славянской богини смерти Морены. Вряд ли зная о таких тонкостях, Кинг интуитивно проник в лабиринты мифа. Но роман все равно получился слабым и затянутым, что отметили все критики.

1995 год для Кинга начался под знаком Темной Башни — после долгого перерыва он приступил к четвертому роману серии под названием «Колдун и кристалл». Осенью наступила очередь романа «Безнадега» — в оригинале Desperation, то есть «отчаяние». Так назывался городок в штате Невада, подвергшийся нападению подземных духов. На сей раз это не «томминокеры» из звездных далей, а слуги древнего демона Тэка, замурованного когда-то в шахте. Вырвавшись из своей ловушки, он поочередно вселяется в местных жителей, включая полицейского Колли Энтрегьяна, который убивает почти все население городка, а потом выходит на шоссе и захватывает проезжающих мимо людей. Среди его пленников — модный писатель Джонни Маринвилл, супружеская пара и семья Карверов, у которых Энтрегьян сразу же убивает маленькую дочку. Это почти запретное для американской литературы убийство ребенка вводит читателей в мир абсолютного, немотивированного Зла, отгороженный от мира указателем «Безнадега», на котором тем же Энтрегьяном-Тэком прибита мертвая кошка.

Как обычно, идея романа выросла из одного образа — пустынных среди бела дня улиц невадского городка Рут, через который Кинг проезжал в 1991 году, возвращаясь домой из Калифорнии. Он спросил себя, куда все подевались, и тихий голос подсознания ответил ему: «Они мертвы. Шериф сошел с ума и всех поубивал». Прихотливая фантазия писателя сразу же начала играть с этим сюжетом, породив мрачную Китайскую шахту, где испокон веков ждет своего часа демон. Ему подчиняются змеи, пауки, стервятники; он изготовил тысячи фигурок этих животных — кан-тахов, маленьких демонов. Взяв их в руки, любой человек испытывает неотвратимое желание убивать себе подобных. И когда случайный взрыв вскрыл шахту, Тэк вселился в первого заглянувшего туда инженера. Тела людей быстро изнашивались, поэтому демон спешил насладиться убийствами и разрушениями. Но нашлись те, кто встал на его пути — горстка местных жителей и захваченных Энтрегьяном туристов. Их ведет мальчик Дэвид Карвер, твердо верящий в Христа.

Для Кинга это в новинку — до сих пор юношеский скепсис сдерживал его от прямого отождествления Добра с христианским Богом. В «Жребии» Божье имя в устах отца Каллагэна не смогло остановить вампиров. Теперь это чудо произошло — всесильный Тэк отступил перед Питером. Видя это, вокруг мальчика сплотились потерявшая мужа Мэри Карвер, старый пьяница-ветеринар Биллингсли, хиппушка Синди — до этого она появлялась в «Мареновой Розе». Даже закоренелый эгоист и агностик Джонни Маринвилл нашел в себе силы отдать жизнь «за други своя» и взорвать вместе с собой шахту, вновь похоронив в ней демона. На прощание он оставил Дэвиду, опустошенному утратой родителей и сестренки, строку из послания апостола Иоанна «Бог есть Любовь». Эта истина дает мальчику, который готов обвинить Всевышнего в гибели родных, силы жить, оставив город Отчаяния в прошлом.

В «Безнадеге» проявилась еще одна любопытная черта — отождествление полицейского с силами Зла. Известно, что американцы (во всяком случае, белые из среднего класса) доверяют своей полиции, поэтому у Кинга в этом романе, как и в «Полицейском из библиотеки», Зло просто рядится в полицейскую одежду. Но где-то глубоко в душе писателя со студенческих лет живет страх перед служителями закона. Он может повторить слова Тада Бьюмонта из «Темной половины»: «Я уверен, что полиция действует согласно принимаемой присяге. Но меня преследует ощущение, что я в любой помент могу случайно попасть в лапы бездушной бюрократической машины, которая методично сделает свое дело, разжевав меня до мелких кусочков, потому, что именно разжевывание людей является главным занятием машины».[82]

Соответственно ведет себя и герой «Безнадеги»: «Питер понимал, что не говорит, а тараторит, но ничего не мог с собой поделать. Такое повторялось при каждой встрече с копом: у него буквально начинался словесный понос, словно и вправду в багажнике лежал труп или похищенный ребенок».[83] И это не очередная фобия Кинга, а естественный для мыслящего человека страх перед непонятным и по сути негуманоидным институтом, каким давно уже стало современное государство. И если над другими ужасами Кинга россияне могу недоверчиво хихикать, то этот знаком им слишком хорошо. Если в Америке полицейский, убивающий и грабящий своих сограждан, может привидеться только в страшном сне, то у нас это повседневная реальность — «оборотень в погонах», важная деталь отечественного «ужасного» зоопарка.

Кстати, любопытно прикинуть, какими потенциальными ресурсами располагает российский horror. Вампиры у нас появились совсем недавно, но неплохо прижились — в «Дозорах» Лукьяненко они уже совсем родные. Оборотни тоже неплохо известны (кстати, многие ли помнят, что пушкинский вурдалак — не вампир, а оборотень?) Традиционная сказочная нечисть — Кощеи, лешие, змеи-горынычи — полностью девальвирована советскими мультиками. Большой потенциал имеют ведьмы, хотя с легкой руки наших новоявленных феминисток их часто записывают в положительные героини. Аналог кинговской «безымянной твари» процветал в недавние годы в виде школьных страшилок о Черной руке, Зеленых пальцах и так далее — похоже, этот древнейший страх изживается труднее всего. Все остальное — зомби, привидения и тэдэ — даже самые пугливые игнорируют как заграничную экзотику. Наши страхи в основном социальны: прежде это были война и тюрьма, а теперь террор, бунт и бандитский беспредел. Это пострашней, чем у Кинга, тем более что у него ужас локален, и от него всегда можно сбежать в другой город. Если успеешь, конечно.