Майнбласт. В Бездне Тьмы (СИ) - Юст Сайрил

Вскоре, после того, как Келемдар покинул комнату допроса, начал нарастать отвратительный шум, словно тысяча огромных тараканов носятся по кругу. За проёмом рявкает капитан и требует двигаться дальше, говоря, что Садрос больше не представляет интереса. Лик в ужасе оледенел.

Ключ входит в замочную скважину на кандалах и делает оборот, после чего оковы звонко падают на каменный пол и рассыпаются, укладываясь в небольшие кучи металла. Садрос подбегает, хватает нож в панике и в бегающих изумрудах скачут отчаянные идеи.

Открывается решетка, что стоит у нижней части стены позади места, где сидел заключенный, в отверстии появляются яркие огненные глаза, которых бесчисленное количество. Отчаянный, недолго думая, вонзает себе нож в глазное яблоко и заливается ужасающим криком, надрываясь и разрывая голосовые связки. Кровь стекает по его исхудалому телу, а орган зрения вскоре падает рядом с ним и растекается по холодным плитам. Сквозь все страдания он сталкивается с солнечным светом, падающим с потолка. Дрожащие ладони впивают орудие во второй зелёный глаз.

Существа, которые уже почти успели добраться до слепца замирают, потеряв из вида человеческий взор. Каждое мелкое существо, походящее на крысу, теряет интерес и меркнет во тьме.

Услышав отсутствие движений, сквозь забвение страха слышится смех и радость, которые никак не может утихнуть. Открывается дверь и вошедшая неизвестная говорит:

— Уходим, Каис… — девушка не обладает зрением, её туманный взор чётко смотрит на тело, вокруг которого улеглись утихшие существа, копающиеся в грязи и геме. Она быстро заходит в комнату и нащупывает на поясе бинты. Достав их, перевязывает глаза умирающему и ничего не понимающему мужчине, который то и дело хихикает. В потоках собственного безумия, мученик понимает, что жизнь продолжается. Подняв Садроса, неизвестная вытаскивает раненого из помещения, оставляя комнату ужаса позади.

— Всё было так.

— Я сожалению об этом…

— Оставь это. Так было предначертано судьбой. В некотором роде, по крайней мере сейчас, я понимаю, что это произошло к лучшему. Я стал видеть лучше! — улыбнувшись, сказал Садоос.

— И то верно, Каис… — рассмеявшись, ответил Келемдар, а после сжался от боли. После минуты молчания, умирающий попросил: —Пообещай, что восстановишь моё имя! Пообщай мне, пожалуйста! И пообещай, что Карвер вернёт себе память о своих близких!

— Обещаю.

— Вам пора уходить… А я тут… Я, — подтянув к себе двустволку, — я выберу свою смерть. Прощай, Каис… Прости меня. Прости меня, за всё, — из глаз полились слёзы, — я сделал много глупых вещей. Как мне больно думать о той пытке, которую я доставил тебе.

— Прощай, Келемдар. Мы будем помнить тебя! — уходя. Прикоснувшись к ручке, тот дёрнул дверь и сказал: — Я прощаю тебя, Торгрин. — Страдающий улыбнулся, а в глаза забралась жизнь, слёзы нахлынули сильнее.

— Постой! — потянувшись к Садросу. Тот, повернулся, молча слушая в ответ. — Скажи Карверу, что стрелял в его спину только из добрых намерений… Без этого… наверное, всё могло быть иначе! Пусть простит меня! Я надеюсь у вас всё… Всё получится!

— Я передам. — Дверь перед лицом умирающего старика захлопнулась. Смотря на выход, он и не понимает, воспоминание это было, или нет. Будто эхо. Это именно то, что он хотел, — последнее счастливое воспоминание. Торгрин улыбается, ведь кто-то назвал его некогда великое родовое имя. Стараясь держаться за жизнь из последних сил, тот понимает, что подступает время двустволки, которая уже заждалась. Только, смотря на неё, всё же становится страшно. В ней учёный перестаёт видеть спасение или же упокоение. Самоубийство ради обретения меньшего страдания не достаточная перспектива для того, чтобы сделать это.

Мечталец наслаждался последними ускользающим чувствами ещё по меньшей с полу часу, пока не услышал грохот за дверью. Подобрав оружие, уже готов был бороться за последние секунды, лишь шепча о том, что род его вновь обретёт имя, что он не последний из Торгринов, чьё родовое имя было произнесено вслух кем-то другим. Хоть это имя ассоциируется у него лишь с ужасами детства: казней всех членов его семьи, когда тому было около пяти лет, тем не менее, он восхваляет свой род, понимая, что он ещё заявит о себе. Помутнённый, Келемдар с трудом наставляет оружие на выход.

Дверь с грохотом выбивают с петель. Старик цепенеет от ужаса. Перед его лицом стоит монстр, хрипящий каждым вдохом и выдохом. Уродливое существо, поросшее мехом, требует, рыча:

— Где Карвер Майнбласт? — он царапает когтями пол, стараясь хоть на секунду сдержать, поселившегося в утомлённом разуме, зверя. — Где Он?! — а Келемдар в страданиях не мог ответить ничего. "Я читал о таких как ты" — пробалтывает старик почти про себя. Взор тускнеет, а голова заваливается, только, стараясь держаться из последних сил, сильнее сдавливает оружие, медленно поднимая ствол на монстра. Существо, остановившись на мгновение, принюхивается. Оно подбирается ближе к старику и внимательно обнюхивает двустволку, уловив запах, по всей видимости, Садроса. Хоть тварь и не знает истинный запах Каиса, тем не менее, какие-то сигналы в мозгу, говорят именно о нём.

— Ты, — плюёт кровью в чудовище Торгрин, — их не остановишь, тварь! — последние слова он выкрикивает более яростно. Нажимая на спусковой крючок, Трог ударяет умирающего старика по голове, разбрызнув кровью всю стену и пол. Оружие стреляет, но промахивается. Зверь, схватив тело лапищем, приподнимает останки. Обнюхивая, чувствует слабый запах Карвера и Найенаара. Бросив тело, быстрыми движениями выпрыгивает из помещения, оставив после себя кровавые ошмётки, оставшиеся от старика — Келемдара Торгрина.

Глава XXII: Между Молотом и Наковальней

В каждом крупном городе, эвакуационные врата в башнях с символами солуса выводят людей на тропы, по которым те могут в относительной безопасности двигаться, не сталкиваясь с противником. По лесных тропах расставлены "маяки" — специальные метки, ведущие к ближайшему городу.

По планам правительства, такие пути должны были выводить людей в более безопасные места. В Традстольме, как центральном на острове, таких путей несколько. Один выход, идущий из западной башни, выводит людей в Портэлдо или Могроуд, а оттуда возможно увести народ дальше в горы, либо же в сторону ближайших портовых районов, расположенных преимущественно в западной и южной частях острова. Сейчас, так как столетний мир охватывал Фортуито, дороги стали заброшены. Одна из таких, выходящая из западных ворот центрального населённого пункта острова, не использовалась слишком долго, поэтому не только заросла, но и исчезла вовсе, оставив от себя лишь упавшие столбы и старую хижину, которую никто давно не посещал. Её даже не использовали как торговый путь, — и незачем, ведь все ресурсы проходят через самый важный и крупный город — Традстольм, расположенный между двух среднего достатка населённых пунктов, соединяющих север и юг: Тортесвел и уже погибший Портэлдо.

Каждая метка, выводящая из поселений, представляет из себя столб, отлитый из титана, который активно закупался Фортуито в старые времена. Учитывая отсутствие титана для добычи и его острую на тот момент необходимость — воровать его не стали бы, да и переплавлять тоже, всё из-за того, что чёрный рынок так и не прижился ни среди мирного населения, ни среди бандитов. Уникальная особенность титана для такого климата — устойчивость к экстремальным температурам. На всякий случай, полые сооружения покрывали антикоррозийной смолой, благодаря которой стоять без каких-либо повреждений они могут веками. Сама смола добывается с деревьев, прорастающих на границе с «землями пепловых дождей» и в других уникальных местах, образованных после извержения вулкана Ацерабина в начале эры Господства Людей. На каждом из столбов висит фонарь, полностью заправленный горючим маслом, делающийся из жира со специальной примесью, так же сделанной из смолы, которая не позволяла жиру застыть и не потерять свои горючие качества. Светоотражатели сделаны из полированного металла, служащий не только как сигнал, отличающийся от обычных фонарей, но и как маяк, который стреляет лучами в одном направлении — сторону ближайшего населённого пункта. В те времена, когда инфраструктура работала, она постоянно проверялась, но сейчас, к сожалению, люди не были готовы.