Ричард Длинные Руки – ярл - Гай Орловский

– И подковы жрет, – признался я несчастливо. – Это такой проглот, такой проглот! Больший проглот разве вот этот, что взглядом все на столе сожрал…

Пес посмотрел на меня с таким укором, что женщины заулыбались, а леди Бабетта взяла с блюда обжаренную лапку и протянула ему. Он посмотрел на меня, я сказал «можно», он очень деликатно одними губами взял из пальцев Бабетты лакомство, а она, расхрабрившись, погладила его по голове. Он тут же вытянул шею и положил огромную, как валун, голову ей на колени, разрешая почесать за ушами. Бабетта пришла в восторг, победно посматривала на Дженифер, в то время как ее пальцы перебирали мягкую кожу на темени Пса.

Герцогиня сказала задумчиво:

– Вы подсказываете мудрое решение, сэр Ричард. Наверное, оставим сэра Митчелла в подвале до лучших времен.

Даниэлла воскликнула горячо:

– Мама, как ты можешь!.. Не такой уж он и зверь! Помнишь, три года тому отряд сэра Митчелла перехватил меня с двумя людьми, когда мы возвращались из замка Евпраксы, где крестили маленькую Джулию? Митчелл мог захватить нас в плен, почти не теряя своих людей, но не тронул…

Герцогиня произнесла неприятным голосом:

– Ты забыла добавить, что зато прокричал в повозку оскорбительные слова… Не помнишь? А я помню, как ты тогда тряслась и плакала. И знаю, почему теперь так напугана, что нос высунуть боишься из замка.

Даниэлла побледнела, опустила голову. Бабетта сказала участливо:

– Я слышала, что пообещал в другой раз изнасиловать прямо на дороге. Да еще и солдатам передать, чтобы потешились. Но, дорогая Изабелла, он же так не поступил?

Не дура, отметил я автоматически. Сразу сообразила. Ведь Митчелл тем самым обеспечил Даниэлле безопасность… Зачем? Не потому ли, что если бы захватил как добычу и привез в замок, там отобрал бы отец, а у Касселя-старшего могли бы возникнуть свои планы. Вплоть до того, что самому изнасиловать дочь врага, а потом отдать на растерзание солдатам. Так что Митчелл пусть грубо, но предостерег. Напугал. Эдакая забота, вроде той, когда бросают камнем в птичку, чтобы не попалась в силок.

В окна врываются яркие солнечные лучи, кровь быстрее двигается по жилам, сердце стучит сильнее и чаще, а также быстрее двигаются челюсти, завтрак пролетел быстро, я ощутил приятную тяжесть в желудке, допил из серебряной чаши охлажденное молоко, поднялся и отвесил церемонный поклон.

– Спасибо за гостеприимство, леди!.. Я буду вспоминать вас. А теперь разрешите откланяться…

Герцогиня поднялась, слабая улыбка скользнула по ее губам.

– Когда будете готовы к отъезду, дайте знать. Мы проводим вас во дворе.

– Польщен, – ответил я, дрыгая ляжками. – Это честь… Знаете ли, честь!

Леди Изабелла кивнула Бабетте, та засмеялась, больше обращаясь ко мне, ухватила Изабеллу под руку, и они удалились в соседний зал. Я еще раз поклонился сестрам.

– Леди Даниэлла… леди Дженифер… мое почтение!

Даниэлла сказала робко:

– Вы уезжаете… уже?

Я широко улыбнулся, почти как Бабетта.

– Разве мне долго собирать вещи? Только оседлать Зайчика. А вещей у меня, честно говоря, и нет. Вот такой я бедный…

Отвесив нижайший поклон, в котором Дженифер тут же заподозрила издевательство… не зря, конечно, я свистнул Псу, и мы отправились через анфилады.

Перед нами распахнули двери во двор, оттуда ударило ослепительное солнце: вдвойне яркое, так как предательски бьет снизу прямо под опущенные веки, отражаясь от блестящих булыжников, а едва вышли, еще и прыгнуло сверху, опалив головы и плечи жаром.

Весь мир в расплавленном золоте, глазам больно смотреть даже на стены, что не серые вовсе, а тоже золотые: уцелевшие капельки влаги ловят солнечные лучи и, как линзы, посылают во все стороны лазерные пучки, которые почему-то все бьют мне в глаза. Да еще Пес щурится, как бурят, прыгает, как не умеющая летать бабочка, а они все не умеют летать, дуры, мечутся в полете из стороны в сторону. Недаром же и зовутся бабами. Только мелкими.

Из западной башни, где я провел эти ночи, вышел воин с моим седельным мешком за спиной, его сопровождают Мартин и кастелян, могу гордиться такими проводами. Мартин смотрит с сожалением. Шумно вздыхает, кастелян держится собранно, лицо непроницаемое, взгляд ровный, но я уловил сожаление: дурак ты, братец, в тех краях еще неизвестно, что тебя ждет, а здесь готовый замок. Только протяни руку…

– Хорошее у вас снаряжение, – заметил Мартин. – Как-то непривычно, что так и не надели доспехи.

– В замке? – удивился я.

– А что в замке? Тут каждый старается одеться покрасивше.

Из башни вышли Дженифер и Даниэлла, услышали, как я скромно ответил Мартину:

– Я такой застенчивый, такой застенчивый!.. Просто умру от стыда, что вот такой я нарядный.

Девушки приблизились, Даниэлла тоскливо вздохнула, а Дженифер вдруг сказала с неожиданной злостью:

– И все-таки вы врете!.. Вы врете, сэр Ричард!.. Вы врете, врете!

Даниэлла широко распахнула прекрасные кроткие глаза, удивленная неожиданной вспышкой ярости в голосе сестры. Я посмотрел на них грустно и произнес печально, ни к кому лично не обращаясь:

– Трудно поверить, что человек говорит вам правду, когда знаете, что на его месте вы бы солгали.

Даниэлла со слезами на глазах обернулась к Дженифер:

– Сестра! Как ты можешь?.. Как ты можешь!

Дженифер смотрела на меня исподлобья, на лице отразилось колебание, еще чуть – и попросит у меня прощения, я спросил так же возвышенно и печально:

– Даниэлла… а вы… вы меня любите?

– Рич!! – воскликнула она пылко и бросилась мне на шею. – Конечно, Рич!

Слезы обильно оросили мне грудь, она прижималась лицом, Дженифер смотрит хмуро и с таким раскаянием в глазах, что я на всякий случай вытаращил глаза поверх головы Даниэллы и высунул язык. Дженифер ахнула, отшатнулась, а я сказал с тем же трагическим надрывом:

– Даниэлла… Вы мне верите? А зря…

Даниэлла даже не услышала полностью, громко рыдая на моей груди, наконец-то получив сильного и готового защитить брата, у которого можно выплакаться, зато все хорошо расслышала Дженифер. Глаза ее полыхнули таким гневом, что, будь в ней хоть частица ведьмячьей крови, меня бы испепелило на месте.

– Вы… вы… самый подлый! Самый низкий!

Если молния ее глаз меня не убила, подумал я, то я, как тот ученый малый, знаю, что гром уже не страшен. Похлопывая рыдающую Даниэллу по спине, другой рукой погладил по голове, волосы такие радостно-желтые, словно в самом деле из чистого золота, сказал участливо:

– Даниэлла, что бы и как бы ни думали… иные, для вас я всегда остаюсь нежно любящим братом, который всегда готов придти на помощь, защитить и уберечь. Я люблю вас. Вы замечательная.