Мистер Совершенство - Дж. Э. Хасс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мак, послушай, ты не должен мне ничего объяснять.
— Должен, Элли. Ты права. Я увидел тебя изнутри, когда прочитал те сообщения. А сам ни разу не предоставил тебе такой возможности, — делаю глубокий вдох, отпускаю ее руки и поворачиваюсь ко всем остальным. — Я — не сын Александра Стоунволла. — люди охают от удивления, а потом начинают перешептываться. — Мое настоящее имя — Маклин Каллистер. Меня всегда называли «Мак», так что, это не поменялось. И вы, вероятно, лучше меня знаете по прозвищу, которое десять лет назад дали мне СМИ. Мистер Совершенство.
Через несколько секунд раздались шепотки. Слухи, обвинения, чем все закончилось. Пока жду, слышу фрагменты всего этого. Поворачиваюсь к Элли:
— Меня называют Мистером Совершенство, но я не идеален. Я совершил кучу ошибок, но не насиловал ту девушку, и ни один из нас не связан с ее смертью. Мне жаль, что она умерла, потому что ее ложь продолжает жить. Несмотря ни на что, никто никогда не услышит ее признания в том, что она меня подставила. Подставила моих друзей. Из-за нее нас выгнали из колледжа, практически привлекли к уголовной ответственности, и превратили нашу жизнь в ад на целых два года. Никому не хочется верить, что люди способны на такое зло, а они способны. Но нужно лишь посмотреть на то, что здесь, в «Стоунволл», сделала Эллен Абрахам, чтобы увидеть, во что выльется зло в небольших масштабах.
Я слышу еще больше шепотков. Согласных? Не согласных? Не уверен. Но я все это начал, так что собираюсь закончить:
— Десять лет назад меня выгнали из колледжа, и я так туда и не вернулся. Знаете, ни один из нас не вернулся. Мистер Романтик открыл несколько клубов в Сан-Диего. Мистер Корпорация основал бизнес по подборке кадров высокого уровня. Мистер Загадка… ну, он исчез, если быть честным. Я несколько лет ничего о нем не слышал. Ну, а Мистер Сваха открыл с одной из своих сестер службу знакомств. Ему было всего восемнадцать. Вы об этом знали? Жизнь Мистера Свахи была разрушена в восемнадцать лет. И целых два года этот парнишка пытался понять, что же такого он сделал той девушке. Мы все пытались понять. Целых два года.
Я смотрю на Элли и пытаюсь прочесть выражение ее лица. По нему мало что можно понять. Она не выдает своих эмоций.
— Я этого не делал. Я ничего не делал, лишь сводил ту девушку на свидание, оплатил ужин и подвез к ее квартире, после чего уехал домой. Но я — привилегированный отпрыск богача. Мой отец настолько богат, что владеет пятьюдесятью процентами этой компании, и никто об этом не знает. Он ни разу не ступал в этот кампус. Лишь каждый год получал дивиденды. А та девушка и ее родители хотели отобрать эту привилегию. Украсть ее любой ценой.
Это печально. Все в этой истории печально, и я ненавижу об этом говорить, но я должен Элли больше, чем давал. Я должен ей правду, однако, помимо этого я должен предоставить ей своего рода заверения в том, что не являюсь тем монстром, в которого меня превратили СМИ.
— Они все выдумали, — говорю я. — Все это. И та девушка стала жертвой, но не моей жертвой. Она стала жертвой злобных людей, которые разработали план и решили, что она — всего лишь сопутствующий ущерб. Я ее даже не виню. Они выдернули ее из безвестности, из ада студенческого займа, и пообещали ей нечто намного лучшее, чем то, чего бы она смогла добиться в то время. Большее, чем она могла бы себе представить. Так что, нет, я не виню ее за то, что она попалась в их ловушку. Они использовали ее, словно животное. И когда их план начал разваливаться, когда я призвал всех Мистеров сплотиться и выступить единым фронтом против тех ложных обвинений, именно тогда ее история попала на передовицы всех газет, а не история моего отца… ее убили.
— А тогда снова заговорили обо мне, верно? Теперь меня называли не только насильником, но и убийцей. Я ее убил. Мы все убили. Каким-то образом. Каким-то способом. Никто не знал, как именно, потому что у нас пятерых было алиби на ту ночь, когда она умерла, так что, знаете, большинство людей сказало бы, что это исключает нас. Но мы богаты. Привилегированны. Мы творим чудеса с деньгами и подкупаем людей. Именно так это делается, верно? Мы наделены властью.
— Ну, это правда. У меня действительно есть власть. У меня есть власть, и мне много что под силу, но туда не входит возможность обелить свое имя. У меня нет власти, чтобы изменить людское восприятие меня или моих друзей. У меня нет власти, чтобы создать подлинное уважение людей. У меня нет власти, чтобы заставить людей доверять мне, — я останавливаюсь и оглядываюсь по сторонам. Смотрю в глаза сотням людей. Как же хорошо наконец-то все это рассказать. Особенно этим людям. Людям, которые важны для меня. — Но у меня есть власть, чтобы изменить мир. Чтобы сделать его менее отвратительным, менее злым, менее сложным. И, возможно, если бы кто-то помог семье той девушки, когда она была моложе, она бы не попалась в ловушку, которую подстроили ее сообщники. Поэтому я взял деньги из своего трастового фонда и отправился в путь, чтобы что-то поменять. Меня не было десять лет, но я не прятался. Я менял мир, помогая одной семье за другой посредством моего благотворительного общества «Измени мир». Я не могу изменить что-то значительное, — говорю я. — Не могу поменять правительство, прекратить войны, предотвратить ураган или мировой голод. Но могу брать по одной семье за раз и изменить ее будущее.
Шепотки становятся громче, а замешательство и напряжение покидают лица.
— Потому как мне преподала ценный урок девушка, ложно обвинившая меня в изнасиловании, я узнал, что нечто такое незначительное, как пара слов, может иметь огромное влияние на жизни пяти парней. И если слова могут причинить такой ущерб, то нечто такое же незначительное может принести столько же пользы. Несколько долларов в Африке могут кормить семью целую неделю. Дав миллион долларов правильным людям, я смог накормить жителей целого города.
— Дерьмо, Мак, — говорит Элли, вздохнув. —
