От Ариев до Викингов, или Кто открыл Америку - Фарли Моуэт

В 1950 г. он поступил на службу в Национальный музей, где вскоре завоевал репутацию человека независимых суждений, склонного ставить под вопрос доктринерские мнения авторитетов. Некоторые из его коллег считали его политически наивным. Как он сам говорил мне, ему всегда претил «ученый подхалимаж». Тем не менее его труды всегда отличались самым высоким уровнем, и он оставался сотрудником музея до тех пор, пока его шеф и ментор, Жак Руссо, не был снят со своего поста в результате интриг выдвиженцев из американских университетов, которые фактически взяли под свой контроль все археологические организации Канады.

И Ли не выдержал. Его фанатичный канадский патриотизм перевесил присущую ему лояльность. Он немедленно подал в отставку, ушел из Национального музея и вскоре обнаружил себя в черном списке лиц своей профессии. В течение семи лет после этого он не мог получить работу на полную ставку в области археологии. И лишь после того, как Руссо стал директором Центра исследований истории Севера в Лавальском университете, все вернулось на круги своя. В 1964 г. Руссо смог предложить Ли работу (правда, опять-таки на неполную ставку) по изучению стоянки на Пейн Лейк, а два года спустя принял его в штат.

В период между 1964 и 1975 гг. Ли осуществил восемь экспедиций на Пейн Лейк, Пейн Ривер и побережье залива Унгава Бэй. Постоянно испытывая недостаток финансирования, сотрудников и просто рабочих рук и находясь буквально под прицелом руководителей археологических служб, он, как солдат, упорно двигался вперед.

Большую часть полевого сезона 1964-го и часть 1965 г. Ли посвятил труднейшим раскопкам ям от домов-землянок по берегам узкой протоки озера Пейн. В некоторых из этих землянок ранее уже брал образцы грунта и материалов Мише, а затем проводил раскопки Тейлор. Ли осуществил свои собственные раскопки, углубившись в толщу вечной мерзлоты, и открыл наиболее древние культурные слои. Его исследования позволили установить, что некоторые из домов восходят к ранней Дорсетской культуре, другие — к поздней Дорсетской, к культуре Туле и, наконец, к культуре инуитов, как предторговой эпохи, так и недавнего времени.

Ли установил, что самый поздний горизонт культурного слоя Дорсетской культуры уже заключает в себе целый ряд черт, не свойственных ей прежде. К ним относятся совершенно иные формы и методы возведения артефактов из камня. Но наиболее сильное впечатление на него произвело множество изделий из кости и оленьего рога, которые были обработаны с помощью металлических инструментов — пил, сверл, топориков, а иногда и ножей[90]. Датировка по радиоуглеродному методу показала, что слои, в которых встречаются артефакты, созданные «с применением металлических инструментов», относятся к 1200–1300 гг.

Ли считал, что Тейлор тоже нашел подобные материалы и артефакты, но, поскольку тот так и не опубликовал доклад о своих находках в районе Пейн Лейк, мы, видимо, уже никогда не узнаем, так ли это.

Публикация подробного отчета Ли о раскопках, проведенных им в 1964 г., произвела настоящую сенсацию в научных кругах. Перечислив массу аномальных артефактов, найденных им в поселении на Пейн Лейк, он пришел к выводу: «Это свидетельствует о влиянии норвежцев или других европейцев, наиболее четко выразившемся в расовом и культурном смешении»[91].

«Европейский элемент состоял не из вновь прибывших мигрантов, — писал он в письме ко мне в 1978 г., — а, по всей вероятности, представлял собой людей, которые жили в этих краях на протяжении многих поколений и успели адаптироваться к жизни здесь столь же хорошо, как и аборигены. В обнаруженном Мише поселении они жили в одних домах с людьми Дорсетской культуры и приносили с собой свои привычные металлические орудия. Не исключено, что они жили как один народ, и, возможно, нам именно так и следует рассматривать их»[92].

Когда сезон 1964 г. почти подошел к концу, помощники и попутчики бросили Ли на произвол судьбы, и он в одиночку продолжил путь на каноэ. Как-то раз обшивку лодки прорвал медведь, но Ли, как мог, залатал прореху хирургическим бинтом и пластырем и направился к южному берегу острова.

И там он неожиданно для себя самого открыл остатки стоянки, которая, возможно, является наиболее древним поселением европейцев в Северной Америке. Ли назвал это место «стоянка Картьер».

В 1967 г., после посещения острова Памиок, я отправился вместе с Ли на осмотр стоянки Картьер. Мы высадились на берег из «Оттера», и Ли жестом предложил мне поглядеть вокруг, чтобы я лучше запомнил все нюансы этого места.

Ли рассказал мне, что, когда он впервые оказался здесь, тут практически не было ничего интересного, за исключением разве что неглубоких впадин, расположенных вдоль прибрежной полосы, протянувшейся на добрых шестьсот футов. Контуры этих впадин угадывались лишь благодаря высокой траве по их кромкам да каменным глыбам, тут и там торчавшим из земли.

«Они сразу же напомнили мне, — писал впоследствии Ли, — погреба, каким-то чудом уцелевшие на улице давно исчезнувшей деревни… расположены они были в настолько правильном порядке, что я буквально отказывался верить, что они действительно находятся тут, посреди унгавской тундры. Я сразу почувствовал, что они не являются творением ни одной из туземных культур».

Три последовавших за этим сезона раскопок только усилили его первое впечатление[93]. После того как были сняты пласт торфа и тонкий слой каменистой почвы, взорам предстали полы длинных и сравнительно узких домов, вымощенные булыжниками, подобранными поблизости, на берегу. Сложенные из торфяных блоков и укрепленные камнем стены давным-давно обрушились, и на полу в беспорядке были разбросаны тяжелые каменные глыбы. Внутри не было ни балок, ни остатков перекрытий, словом, ничего такого, что могло бы показать, как именно были крыты эти дома.

И хотя даже в мягкие дни Малого климатического оптимума (потепления) Пейн Лейк лежало гораздо севернее от границы роста деревьев, там все же росли полярные ивы. Не в силах поднять кроны навстречу беспощадным ледяным ветрам, они росли, почти приникнув к земле. Ли удалось обнаружить несколько таких низкорослых «рощиц» поблизости от найденной им стоянки. Толщина стволов отдельных деревьев не превышала одного-двух дюймов в диаметре, но их расстилавшиеся по земле ветви нередко достигали в длину пятнадцати и более футов. У Ли появилась мысль, что такие ивы каким-то образом могли использоваться для стропил крыши, но ему так и не удалось установить, каким образом из столь гибких и кривых веток можно было соорудить каркас, достаточно прочный, чтобы противостоять зимним ветрам и снегам. В те времена еще никто не подозревал о домах, крышами которым служили опрокинутые лодки[94].

Полы в домах на стоянке Картьер отличались от руин, обнаруженных Ли ранее, еще и тем, что на них не сохранилось никаких следов артефактов, отходов производства орудий труда или хотя бы обычного кухонного мусора.

«Казалось, — писал Ли, — здесь навела порядок старательная и чистоплотная хаусфрау-датчанка[95]. Ни единой косточки. Никаких следов древесного угля. Ни соринки из того мусора, который обычно оставляли люди Дорсетской культуры или культуры Туле, хотя и те и другие явно жили здесь позже, ибо извлекли камни из стен домов и прочих построек, чтобы использовать их в качестве укрытия для запасов мяса и привязки своих палаточных жилищ».

Среди сооружений, поврежденных или разрушенных позднейшими пришельцами, выделяются три массивные постройки, одна из которых находится на восточной, а две другие — на западной оконечности стоянки. Все три сегодня представляют всего лишь груды камней. И хотя Ли не завершил их раскопки, он пришел к выводу, что эти объекты некогда были большими башнями, которые охотники культуры Туле или инуиты разрушили, превратив в кладовые для мяса.

Насколько велики могли быть первоначально эти башни? Судя по количеству камней, Ли подсчитал, что их диаметр составлял не менее четырех футов, а высота — около двенадцати.

Датировка этих домов по радиоуглеродному методу представляется невозможной, поскольку от первоначальных сооружений сохранилось крайне мало органических материалов. Впрочем, мигранты, побывавшие здесь в позднейшие времена, воспользовались камнями из стен одного дома, чтобы сложить круг для привязки своих палаток. Внутри этого круга Ли обнаружил очаг, в котором осталось вполне достаточно обгоревшего древесного угля для проб. Анализ проб позволил датировать их примерно 1390 г., тем самым подтвердив, что длинные дома, камни из стен которых были взяты для строительства крута, к тому времени уже существовали. Ли высказал предположение, что деревня могла быть построена ок. 1000 г., и пришел к выводу, что ее строителями были европейцы или, по крайней мере, народ, испытавший их культурное влияние.