Эта покорная тварь – женщина - Валерий Гитин

Когда мадемуазель Менетре примеряла башмаки, она случайно бросила взгляд на окно и увидела проходящую по тротуару даму с собачкой, весьма напоминавшей ее пропавшего Риголо. Наскоро переобувшись, она выбежала на улицу, но дамы с собачкой уже нигде не было видно.

Вернувшись в магазин, Элоди Менетре выбрала себе башмаки, заплатила за них и, конечно же, поделилась с хозяйкой постигшей ее бедой. Хозяйка в ответ качала головой и сочувственно восклицала: «Бедная собачка!» Так они познакомились.

Это были две противоположности, как по внешности, так и по образу жизни.

Элоди Менетре — высокая статная женщина, еще совсем недавно пользующаяся шумным успехом у мужчин. У нее в свое время было определенное, но не поддающееся учету количество довольно щедрых любовников, что позволило ей к своим сорока двум годам скопить довольно значительное состояние.

Ефразия Мерсиер — тощая, желчная шестидесятилетняя неудачница, озлобившаяся на весь мир за исключением членов своей многочисленной семьи, в которой она видела и свое наказание, и свое искупление.

Отец Ефразии, умирая, оставил весьма значительное наследство, но оно не дало благополучия его детям. Их было пятеро. Из них трое — сумасшедшие. Они страдали религиозной манией. Видимо, в какой-то мере этой ненормальности был подвержен и покойный глава семейства, судя по тому, какие имена он дал своим чадам: Ефразия, Захария, Камилл, Хонорина и Сидония — живые, но не совсем удачные иллюстрации к Ветхому завету. Трое последних стали явными жертвами мании. Они писали весьма странные письма епископу департамента и даже Папе римскому, в которых заявляли о своем личном общении с Богом. Камилл все время страдал от мысли, что однажды ночью его мозги засосет в паровой двигатель.

Ефразия и ее брат Захария были вполне нормальными.

Но можно ли считать нормой абсолютную невостребованность в роли женщины даже для случайной связи? Можно ли считать нормой ни на миг не оставляющие человека муки зависти ко всем окружающим, которые кажутся более счастливыми и удачливыми? А клокочущую ненависть, которую постоянно приходится прятать под лицемерно-приветливой улыбкой (или страдальческой, смотря по обстоятельствам)…

Таких людей несложно распознать, и самое неразумное, что можно сделать, общаясь с ними, — это оказывать им какие бы то ни было благодеяния, потому что они ненавидят своих благодетелей в той же мере, в какой и своих врагов. Первых даже еще более яростно.

КСТАТИ:

«Зло, которое мы причиняем, навлекает на нас меньше ненависти и преследований, чем наши достоинства».

Бывшая куртизанка Элоди Менетре, со всей наивностью и чувствительностью, присущей определенной части женщин этой категории, познакомившись поближе с хозяйкой обувного магазина, искренне прониклась ее серой несчастливостью и устыдилась, сравнив потерю любимой собачки с подлинными человеческими бедствиями, о которых так трогательно рассказывала ее новая приятельница. Она казалась такой доброй, набожной, невезучей и беззащитной среди этого жестокого мира…

А Элоди недавно приобрела небольшую усадьбу в Виллемомбле, вблизи Парижа. Что если предложить этому одуванчику место компаньонки и домоправительницы?

И она предлагает, и уговаривает, и, чтобы у Ефразии не возникла мысль о том, что ей оказывают снисходительное благодеяние, просит навести должный порядок в этом пустом, необжитом доме и скрасить тоскливое одиночество его хозяйки.

Ефразия, поломавшись для виду, принимает приглашение.

А что ей еще оставалось делать?

У нее попросту не было выбора.

Каждое ее начинание неизменно приводило к краху. В результате ее деятельности отцовское наследство полностью исчезло, растаяло, как дым еще в 1848 г.

Тогда и начались ее мытарства. В поисках средств к жизни для себя и двух своих сестер, Хонорины и Сидонии. она добиралась до самой Вены. Там к ним присоединился Захария. Они жили случайными заработками, путешествуя по Центральной Европе и Южной Франции. В 1878 году они нашли прибежище в доме польской графини, занимавшейся благотворительностью. Но даже благодеяния не защитили ее от вспыльчивости и нервозности Ефразии и праздных капризов ее полоумных родственников. Она была вынуждена выгнать их из своего дома. Именно тогда Ефразия занялась торговлей обувью в Париже, пока ее брат и сестры влачили жалкое существование в квартире по соседству.

В 1882 году, когда она познакомилась с Элоди Менетре, Ефразии Мерсиер было шестьдесят лет. Почти сорок лет вели бродячую жизнь она и ее странные компаньоны. После четырех лет безуспешного бизнеса обувной магазин оказался на грани банкротства. Очередной провал грозил новым бесплодным бродяжничеством. А что если бывшая шлюха послана Богом? А Виллемомбль окажется последней пристанью их сумбурного плавания по житейскому морю?

Через месяц после ее прибытия в Виллемомбль мадемуазель Менетре начала тяготиться своей компаньонкой. Время от времени ее мучили мигрени. В обувном магазине Ефразия Мерсиер вызывала сочувствие своим положением. Но в этом новом доме старая карга с бледным, морщинистым лицом и крючковатым носом, казалось, пытается скорее взволновать, чем успокоить свою хозяйку. Она стала пугать ее привидениями, домовыми и прочей нечистью. Рассказывала, что одиноких женщин могут задушить в постелях жестокие убийцы, чтобы завладеть их золотом. Бедную женщину так встревожило странное поведение ее компаньонки, что она обратилась к соседке, мадемуазель Грие. «Эта дама меня пугает, — призналась она, — я ее уволила, но она упрямо отказывается уходить, говоря, что ей нужны еда и кров». Женщины, терзаясь дурными предчувствиями, составили список драгоценностей мадемуазель Менетре и других ценных вещей, с которого мадемуазель Грие сняла копию. Это произошло 16 апреля 1883 года. А 25-го другая соседка зашла к ней и обнаружила двери закрытыми. В дом ее не пустили. Элоди Менетре больше никогда не видели…

«Мадемуазель Менетре умерла для мира, — отвечала на расспросы Ефразия Мерсиер. — Она ушла в монастырь, и я поклялась не раскрывать места ее уединения». Дом в Виллемомбле был наглухо закрыт. Сестра исчезнувшей женщины вскоре написала письмо комиссару полиции Монреуля, сообщая о своих. смутных подозрениях. Хотя он и вызвал оперативно Ефразию Мерсиер к себе и потребовал объяснений, но вполне удовлетворился тем, что та предъявила ему письмо от Элоди, которое, по ее словам, она только что получила. Письмо было датировано довольно неопределенно: «Среда, вечер». В довершение Ефразия Мерсиер показала документ, который с удовольствием назвала «дарственной сделкой». Там говорилось: «Я покидаю Францию… Все оставляю мадемуазель Мерсиер… Передаю ей свои дела».

Этот странный документ был довольно бессвязным, напоминавшим скорее бред или крик истерзанной души, чем официальное распоряжение. Не вызывало сомнений лишь то, что он был написан почерком мадемуазель Менетре и годился для всех практических целей. По мнению комиссара полиции Монреуля, в дальнейшем расследовании не было необходимости.

В то же время в поведении Ефразии Мерсиер сквозила та уверенность, которая едва ли характерна для преступницы, находящейся на грани разоблачения. Наоборот, она была спокойна и деловита.

А вскоре после таинственного исчезновения мадемуазель Менетре в доме обосновалось все семейство идиотов, которые стали жить там так же безмятежно, как если бы находились под крышей отчего дома.

В августе того же года Ефразия Мерсиер отправилась в Люксембург. Там она представилась местному нотариусу как Элоди Менетре и заявила, что собирается поселиться в Люксембурге, но поскольку ее недвижимость находится во Франции, в Виллемомбле, то она хотела бы выслать доверенность на управление ее собственностью своей подруге мадемуазель Ефразии Мерсиер.

Либо эта женщина обладала незаурядным даром убеждения, либо нотариус по логике мышления ненамного опередил комиссара полиции Монреуля, но он с готовностью согласился оформить такую доверенность. Но возникло одно формальное затруднение: требовался хоть какой-нибудь документ, удостоверяющий личность доверительницы, а его, естественно, не было. Тогда Ефразия, нимало не смутившись, выходит на улицу и возвращается с двумя «свидетелями» — музыкантом и парикмахером, которые (она им заплатила по пять франков) с готовностью заявили, что чуть ли не с детства знают эту женщину, Элоди Менетре. Нотариус со спокойной совестью оформляет доверенность, и Ефразия возвращается в Виллемомбль, наделенная совершенно официальными полномочиями на управление домом и делами Элоди Менетре.

И это еще не все. Она, зная от Элоди, что двое ее бывших любовников аккуратно высылали ей ежеквартальное содержание, разыскивает их и напоминает, что срок платежа уже истекает!