Янтарный меч - Ольга Ромадина

– Я не могу сказать, – выдавила Ярина, жмурясь от горькой обиды. – Но это очень важно. Мне нужно в Ольховник, а потом…

Когда она решилась приоткрыть глаза, злости на лице Гора уже не было. Смотрел он на нее с усталым сожалением.

– Нужно так нужно, – вздохнул он, вновь делая объятия крепче, и Ярина послушалась этой молчаливой просьбы, устраивая голову у него на плече. – Не силой же тебя волочь. Неизвестно, как оно все повернется, может, ехать и не понадобится. Но учти, я от своих слов не отказываюсь. Все. Спи. Иначе мы тут надолго завязнем.

Легко сказать, спи. Мысли, что тараканы, расползались в разные стороны. Ярине хотелось спросить, потребовать, вытрясти правду. Зачем Гор позвал с собой? Неужели ему нравится возиться с ней? И почему?..

Столько вопросов! Хорошо, что усталость взяла верх, но сон тоже не принес отдыха.

Он был безотрадным. Грозным.

***

Пламя.

Пылает в ладонях, пляшет в ясных глазах ее спутника, жжет сердце ненавистью. Хочется кричать, звать, требовать, но никто не ответит на зов, нет здесь живых.

Только твари. Что с кровью янтарной, что с огнем горнил в жилах – все они зло. 

Хуже нави.

Спутник ее устал. Тяжесть лежит на его плечах, бороздит тоской и решимостью родное лицо. 

Ее вина, ее боль.

Ради нее он пошел на верную смерть. 

Упросила помочь. Вымолила. Не поверила, что они мертвы. 

Эхо грохочет в пустых переходах. Плывут в глазах высокие своды. От слез? Нет, морок! 

Из темноты молнией падают крылатые твари. Текут с ладоней потоки белого пламени, а меч ее спутника со свистом отсекает пернатые головы. 

Горит огнем янтарь, брызжет на мраморные плиты, пачкает одежду, но лютая злоба в груди не желает стихать. 

Ах, как же она их всех ненавидит!

Поворот, шаг, еще поворот. 

Ноги заплетаются от смертельной гонки, но спутник поддерживает, тянет вперед. Быстрее, пока не подоспели каменные стражи, против которых сила не поможет. 

Кто-то тихо стонет в темноте. Совсем близко. 

В горле кипит крик, она бросается вперед, но руки ее спутника оковами стискивают поперек груди. 

Слова – отрывистые, резкие, эхо уносит их, остается шум в ушах, она может лишь смотреть, как двигаются покрытые коркой губы. 

Наконец он выпускает ее и идет первым, перехватив меч поудобнее.

Узилище огромно, в нем нет стражи. Никого нет, кроме недвижимых тел. В углах клубится мрак. Отблески факелов пляшут по стенам, и лица пленников кажутся посмертными масками. Они все похожи: рослые, русоволосые, зеленые глаза широко распахнуты, подернуты колдовской поволокой. 

Пламя срывается с пальцев, тяжелая решетка плавится под его натиском.

Она падает на колени рядом с самым младшим. Мальчишка совсем. В животе его зияет глубокая рана, а грудь едва вздымается.

Как же так? Зачем пошел? Почему дома не остался?

Губы шепчут заклинание, но слов не разобрать, их пожирает жадное эхо. 

Серебряная пелена расползается под ладонями, накрывает неподвижных пленников. Они оживают: кто-то захлебывается кашлем, кто-то с трудом шевелится, но она замечает это лишь краем глаза. Все внимание устремлено на мальчика, что лежит головой у нее на коленях. 

Он стонет, зеленые глаза заволакивает смертная мука. Она пытается спасти, стянуть рану, но знает – брат уже шагнул на Мост, и Переправщица спешит взять его за руку. 

Грохот горного камнепада все ближе, громче. Спутник ее перехватывает меч и заслоняет их, будто бы король диви испугается и отступит. 

Перья его белые как кипень, они ложатся венцом вокруг головы. Взгляд темен и мертв, не горит больше янтарем. Кольчуга из плоти подгорных тварей, не выкован меч, что проломит ее. Он бьет копьем об пол, огонь змеится по полу, отсекает ее спутника, оставляет один на один.

Поединок. 

Хлещет меч, свистит копье. Какой глупец посмел сравнить битву с песней? Нет, это плач на тризне, и звук его страшен.

Король диви победит.

Тот, кто окружил проклятый замок нерушимой стеной. 

Кто сжигал ее города. 

Кто пленил и мучил ее братьев. 

А теперь убьет того, кто ей дороже жизни. 

Не бывает честных поединков с тем, кто заведомо сильнее. Сможет ли она ради ложной чести остаться в стороне? Ждать, пока ее спутник, обливаясь кровью, падет, и король диви примется за братьев?

Пальцы сами ложатся на кинжал. Круг надежно защищает поединщиков, никто не пройдет черту огня, разве что, ценой своей жизни. 

А своей ли? 

Скольких тварей она убила сегодня? На руках их кровь смешивается с кровью брата. Он уже во власти Темной Дороги, но сила еще не ушла, она тянет ее: жадно, быстро. 

Успеть бы. 

Нити сплетаются в узор, ни одна кружевница не повторит, но силы не хватает, и она добавляет свою, черпая горстями, выжимая себя досуха. 

Что ей сила? 

С последним вздохом брата она выпускает сплетенное заклятие: черной болотной водой хлещет оно. Разрывается круг поединка, падает на спину король диви, сбитый смрадным потоком. 

Меч ее спутника безжалостен, но не успевает лишь на миг. Этой ничтожной капли хватает, чтобы с бескровных губ клекотом сорвалось одно слово. 

«Предатель». 

Смертное проклятие расходится кругами, отражается от сводов, а голова короля диви катится по полу. 

Хлещет янтарная кровь. Столько силы, а не напиться. Она пуста. 

Разве важно это? Спутник ее жив! Одно желание бьется в груди сейчас – подойти, обнять. Но тот, кто раньше был жарче пламени, остается холоден. Он отстраняет ее и опускается на колени перед распростертым телом. 

Взмах меча, и пылает в его руке янтарное сердце. Такое яркое, что глазам больно.

«Я сделал это для тебя. Ты довольна?» – спрашивает ее муж. И голос у него мертвый. 

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Сон исчез резко, будто сдернули с нее тяжелое душное одеяло. Ярина вскинулась, поднесла руки к глазам. Обычные, с обломанными ногтями, все в царапинах, они ничем не походили на ухоженные пальцы из видения, но горячая липкость дивьей крови с ладоней не исчезла.

Охранители, ее будто в грязи изваляли!

Словно сама нарушила ход поединка, предала и убила.

Рядом заспанно вздохнул Гор, сжимая объятия крепче, но Ярина вырвалась и бросилась к бассейну, со всего маха окуная голову в ледяную воду. Холод ломанулся в виски и утащил остатки кошмара за собой. Жаль, руки чище не стали.

Ярина, закусив губу, растирала ладони. Повязка тут же размокла, растревоженные раны засаднили, но она терла и терла, пока ее не оттащили от воды.

– Ярина! – Гор с неподдельной тревогой заглянул в глаза, а она, не в силах выдержать этот взгляд, зажмурилась. –