Рассказы о дяде Гиляе - Екатерина Георгиевна Киселева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Олега Леонидова звали тогда в Гиляевке:
Златокудрый и веселый Паж влюбленной королевы.Он повсюду сопровождал Надежду Владимировну, оба увлеченные поэзией, стихосложением и переводами.
Вместе с ней перелагал он на русский язык стихи со старофранцузского, переводил Гейне, не зная, по его выражению, «ни старого, ни нового, ни французского, ни немецкого, а выходило неплохо». Олег Леонидов приписывал это все чарам Гиляевки. Кончались его воспоминания так: «Я не хочу знать, что сейчас стало с этим приютом художников, поэтов, просто хороших людей. И жду только дня, когда Владимир Алексеевич позвонит ко мне по телефону и скажет: „Олег! Собирайся! Завтра едем в Гиляевку!“»
Этого звонка Олег Леонидович не дождался. Случилось так, что Гиляевка погибла со всеми картинами, росписью на печах, с книгами и газетами, с частью архива, который был перевезен в Гиляевку перед самой войной 1914 года. Гибель последнего была особенно тягостна для Гиляровского. Иван Дмитриевич Сытин предложил Гиляровскому издать пятитомное собрание его сочинений. Надо было пересмотреть лавину напечатанного за все годы материала. Собрание сочинений Владимир Алексеевич решил готовить в Гиляевке. Предварительная работа показала, что получится шесть томов. Сытин дал согласие и на шесть.
В первом томе Гиляровский хотел поместить рассказы: «Гимназия», «В народ», «На Волге», «Война», «Сцена» и «Литературная Москва за тридцать лет». Предисловие к первому тому должен был написать Влас Дорошевич. Во второй том решил включить сборник стихотворений с собственным предисловием, в третий — беллетристику с предисловием Куприна, в четвертый — юмористические рассказы, шутки, экспромты, опять же с предисловием автора. Пятый том с предисловием Амфитеатрова посвящался старой Москве, а в шестой вошли «Московские трущобы» с предисловием Измайлова, петербургского литературного критика. Гиляровский начал работу, но 1 августа 1914 года первая мировая война все остановила. Было не до выхода собрания сочинений, а потом и Гиляевка погибла. Перерыв в общении с Подмосковьем длился вплоть до 1923 года, когда в руках оказалась земельная запись: «На право пользования землею, находящейся в Московской губернии, Можайском уезде, Моревской волости при деревне Мосеево под названием хутор В. А. Гиляровского». Это был подарок старому писателю, сделанный Советской властью по ходатайству литературно-художественной общественности Москвы и Всероссийского союза поэтов в связи с семидесятилетием дяди Гиляя.
Спросили Владимира Алексеевича, где в Подмосковье хотел бы он получить надел земли, ответил, не раздумывая:
— В Можайском уезде. Если можно, в Картине. И получил кусок земли, куда больший, чем Гиляевке, в двенадцати верстах от нее. Казалось, невозможна большая красота, чем в Малеевке. Но Картино… Не напрасно это слово лишь одной буквой отличалось от «картины». Здесь был погост, при нем церковь — в архитектурном отношении не чудо, — и все же она как-то оттеняла, увеличивала своим присутствием красоту окружающего пейзажа.
Когда дядя Гиляй поселился в Картине, церковь была недействующей, крыша ее заросла небольшими елями и березками, отчего здание стало похоже на какой-то таинственный, огромный не то дворец, не то замок. Она была построена в 1913 году на пожертвования местных богатых людей.
Дядя Гиляй еще до революции ездил из Малеевки к Николаю Ивановичу Пыльцову, своему бывшему адвокату, который спас его от иска редакции «Русских ведомостей» за книгу «Трущобные люди». Пыльцов потом женился на богатой московской купчихе и, хотя зажил на широкую ногу, знакомых своих не забывал, по-прежнему тяготел к литературному и художественному миру. Летом Пыльцовы жили недалеко от Тучкова (на пути к ним Гиляровский и увидел впервые Картино), в Любвине, которое расположено было на удивительно красивом месте берега Москвы-реки. Очень красив был въезд в него, обсаженный с двух сторон пихтами, между которыми по дороге к дому благоухал розарий. Не раз приезжал в Любвино Константин Алексеевич Коровин писать свои натюрморты с розами, и в Москву ему Пыльцов посылал эти цветы огромными букетами. Бывал с Коровиным у Пыльцова и Шаляпин. Место это стало скоро настолько примечательным своей красотой, что Любвино попало потом в журнал «Столица и усадьба», как достопримечательность и один из возможных музеев Подмосковья.
К чести Пыльцова надо сказать, что он тратил средства не только на то, чтобы окружать себя красотой, он помогал людям, нуждающимся в заботе, особенно заболевшим художникам и писателям, выручал многих, отправлял лечиться, оплачивал квартиры.
Не знал дядя Гиляй, пока не поселился в Картине, что на той стороне реки, недалеко в соседстве, находилось Морево, принадлежавшее когда-то семье художницы Марии Васильевны Якунчиковой, здесь она жила и работала. Леса в окрестностях Картина удивительные. Когда-то места эти принадлежали князьям Хованским и были наполнены скитами раскольников. Потом лес стали вырубать и сплавлять по Москве-реке, но тут же новая молодая поросль поднималась. И когда Гиляровские поселились в Картине, к реке без топора пройти было невозможно.
В 1924 году на поляне, окруженной лесом, выстроили по проекту архитекторов братьев Весниных небольшой дом. Совсем простой, обыкновенный, рубленный в лапу на высоком фундаменте, да окна большие, словно широко открытые глаза. Дорога разрезала отведенную землю на две части. Въезд в дом и спуск к реке вдоль границы хутора обсадили молодыми елками. Летом 1924 года семья жила в Картине. Радовался дядя Гиляй. Чувствовал необходимость отдыха, думал поправиться здесь от воспалений, полученных в неосторожном путешествии по трубам Неглинки. Как только приехал, не оглядев еще как следует окрестности, написал:
Не разогнуть уж мне подковы И кочерги не завязать,
