Флобер - Бернар Фоконье

Что же касается Флобера, то он живет анахоретом, то есть ведет монашеский образ жизни. И все же порой он позволяет себе предаваться эротическим фантазиям. Предметом его виртуальной страсти становится Леония Бренн, которой он пишет весьма откровенные письма. Все же немного позднее, в сентябре, Гюстав воплощает свои мечты в реальность, когда в Париже встречается, как всегда тайком и подальше от чужих глаз, с Жюльеттой Эрбер. В Сен-Гратьене, у принцессы Матильды, он также дает выход прекрасным порывам своей души. Следует признать, что его физическое состояние оставляет желать лучшего. В его облике не остается ничего от былой внешней привлекательности. Краснолицый, беззубый, тучный, слюнявый из-за лечения ртутью, он понимает, что от былой славы светского льва не осталось и следа.

Гюстав проводит в Париже весь сентябрь. Он признаётся Тургеневу, что его пребывание в столице вызвано «Veneris causa…»[358].

Для написания «Бувара и Пекюше» Гюстав снова обращается за помощью к друзьям. В конце сентября Флобер отправляется, как и раньше, вместе с Лапортом в поездку по Нормандии с целью собрать для своего романа недостающие сведения. Он обращается к Мопассану с просьбой составить подробное описание прибрежного района Нормандии, поскольку Ги хорошо знает эти места. Гюстав ищет крутой обрывистый берег, который внушал бы страх «парочке недотеп», в момент их увлечения геологией. Ги исполняет поручение Гюстава, но «поезд уже ушел»: автор разместил своих персонажей в Фекаме![359]

Тургенев купил в России для Гюстава роскошный бухарский халат. Флобер носит его поверх шаровар, подпоясанных шелковым поясом. В этом наряде он с самым гордым видом прохаживается от одного широкого окна к другому, наблюдая, как мимо его дома по Сене проплывают корабли. Это происходит в те редкие минуты, когда он отрывает глаза от своей рукописи. Дело Комманвиля еще далеко не закрыто. В Париже, куда Гюстав приезжает в декабре, чтобы провести в городе часть зимы, он воюет на многих фронтах. По правде говоря, Гюстав бьется не за себя, а за других. Однажды вечером во время приема у своего издателя Шарпантье Гюставу удается поговорить с глазу на глаз с Леоном Гамбеттой[360]. К своему удивлению, он понимает, что симпатизирует этому высокопоставленному персонажу. Гюстав намеревается обратиться к главе республиканской партии с просьбой устроить на работу его друга Лапорта, который, в свою очередь, испытывает финансовые затруднения. На самом деле Флобер даже немного гордится этим новым знакомством с важной персоной, о чем не преминул съязвить Гонкур…

Флобер также обращается и к Виктору Гюго, с которым у него установились самые наилучшие отношения. Возвратившись из ссылки после падения империи, великий поэт решил опубликовать свои воспоминания об известном государственном перевороте 1851 года. В его книге были страницы, содержавшие некий компромат на принца Наполеона, поскольку тот предупредил Гюго о том, что назревает государственный переворот. Флобер просит Гюго исключить имя принца из соответствующей главы. Гюго не отказывает Флоберу в просьбе, но это не меняет ровным счетом ничего. Каждый легко угадает, кого автор имел в виду, когда описывал «красного принца».

Гюстав также хлопочет за Ги де Мопассана. Он обращается к министру просвещения Агенору Барду, знакомому еще со времен салонного чтения «Саламбо». Писатель просит найти для Ги более перспективное место, чем то, которое он занимает в Морском министерстве. В каком-то смысле Барду для Флобера — троянский конь в республиканской партии. Этот государственный деятель и по совместительству поэт является скорее хорошим знакомым Гюстава, но никак не самым близким другом. Франция обязана ему за разработку закона о начальном образовании, который в итоге был представлен Жюлем Ферри[361]. Гюстав хлопочет не только за Мопассана. Он также просит Барду оказать содействие в награждении Эмиля Золя орденом Почетного легиона, поскольку тот мечтает получить его, чтобы хоть немного оградить себя от нападок… Вдобавок Гюставу хочется, чтобы Барду помог ему поставить «Замок сердец», а также получить государственный заказ на картины его племянницы. Похоже, что это оказалось слишком много для одного человека, и большинство просьб так и не было выполнено. Флобер с досады называет Барду не способным ни на что никудышным человеком, «слабаком»[362] и даже простофилей[363]. Тем не менее уже на следующий год Барду берет Мопассана на службу в Министерство просвещения, где он будет заниматься вопросами, связанными с культурой и искусством…

Наблюдая за тем, как Гюстав с головой окунается в работу над сложным романом «Бувар и Пекюше», друзья писателя выражают крайнее беспокойство и предсказывают новый провал. Историк и литературный критик Ипполит Тэн[364], с которым пути Флобера часто пересекались то у принцессы Матильды, то на обедах у Маньи, делится своими опасениями с Тургеневым. «У меня складывается впечатление, что книга не будет иметь успеха, даже если и будет очень хорошо написана», — пишет он.

Флобер уже близок к тому, чтобы разделить эти опасения, но он не в силах отступить от своих планов. Для него все мосты сожжены и нет пути назад. Образ жизни, поступки и сделанный им выбор в литературе ставят его вне круга обычных людей. Он не может находиться в обществе, без того чтобы не ругать буржуазию, государство и правительственные учреждения. Его возмущает, что Тэн и Ренан хотят стать действительными членами Французской академии. «Почему хочется быть чем-то, когда ты уже есть кто-то»[365].

Флобер уже давно не тот, каким он был раньше. Он — художник. Другими словами, его можно назвать монахом-траппистом[366] в светском обличье, о чем он заявляет в письме, написанном Ги де Мопассану 15 августа 1878 года: «Вы жалуетесь на то, что женские попки слишком „однообразные“. Есть одно простое и верное средство — перестать пользоваться ими. „События не отличаются разнообразием“. Это реально. Впрочем, что вы знаете об этом? Речь идет о том, чтобы посмотреть на это с более близкого расстояния. Послушайте, что я вам скажу, молодой человек, надо больше работать. Я начинаю подозревать вас в некоторой легковесности. Слишком много шлюх! Слишком много катаний на лодке! Слишком много физических упражнений! Да, господин мой! Цивилизованному человеку не слишком нужны телодвижения, вопреки мнению врачей. Если вы родились для того, чтобы сочинять стихи, то сочиняйте их! <…> Вам не хватает именно „принципов“. Сколько можно об этом говорить, но говорить надо. Остается узнать, о каких принципах идет речь. Для художника есть только один: все принести в жертву Искусству с большой буквы. Художник должен рассматривать жизнь как средство для достижения своей цели, и ничего более. И первым человеком, до которого ему нет дела, должен быть он сам».