Подарок - Джан Макдэниел

— Она ведь совсем не знает тебя, Саймон, потому и ненавидит.

— Не уверен, что понял суть этого утверждения. — Он усмехнулся. — Сказывается, очевидно, недостаток образования.

Ярдли прищелкнула языком.

— Не ищи большего смысла там, где его нет. Просто имидж нашей компании, имидж нашей фамилии был всегда невероятно важен для нее. Ты представляешься ей человеком, угрожающим всему этому.

— Теперь я не могу снять сельскую девушку с производства. У меня появились определенные обязательства.

— А я и не прошу тебя об этом.

— Не думаю, что после этого отношение твоей бабушки к моей персоне заметно улучшится.

— Ты ошибаешься, Саймон.

Взгляд Ярдли надолго погрузился в темноту сада, прежде чем она вновь посмотрела на него.

— Боже, как я рад видеть тебя. — С этими словами он поплотнее запахнул ее в свой плащ и прижал к себе.

— Знаешь, Саймон, я по тебе очень скучала.

— Потом расскажешь подробнее.

Она обняла его за шею и страстно ответила на его поцелуй. Губы ее были сладкими от десерта. Потом он нашел нежное местечко возле ее уха, зарывшись носом в завесу волос. Он вдыхал этот легкий, прелестный аромат, а руки его, забравшись под плащ, заново изучали линии ее тела, скользя по шелковистой ткани платья. Дыхание его участилось.

— Ты будто только что вышла из ванны, — прошептал он ей на ухо.

— Нет, я вышла из нее еще до обеда.

Он целовал внешний изгиб ее уха, касаясь языком и слегка теребя его мочку. Ярдли пронизала дрожь наслаждения, она теснее прижалась к нему и почувствовала, как сильно он желает ее. Да, Саймон провел несколько дней в постоянных мыслях о ней, и теперь не мог и не хотел больше сдерживаться.

— Я так стосковался по тебе, родная. Если не хочешь, чтобы я овладел тобою прямо здесь, поедем ко мне. Прошу тебя, не отказывайся, я не могу больше ждать.

Ярдли взглянула в сторону дома и прикусила нижнюю губу.

— Сам подумай, ну как мне уехать? Эти гости… Мими не справится с ними одна.

— Пусть разъезжаются по домам.

— Думаю, так оно и будет. После спектакля, который устроила Мими, все постараются поскорее разъехаться. Почему бы тебе не поехать пока домой и не привести себя с дороги в порядок? А я провожу гостей, уложу Мими в постель и приеду к тебе.

— Обещаешь?

— Клянусь.

— Мне обязательно нужно быть с тобой сегодня, Ярдли. Никогда не думал, что могу по кому-нибудь так тосковать. Знаешь, мы столько времени вместе, а я все никак не могу объясниться с тобой. Не думай, что мне это легко. Смешно, наверное, смотреть со стороны на взрослого мужика, который робеет почище сопливого мальчишки.

— Я понимаю, Саймон. Ты ведь не думаешь, что мне было легче признаться тебе?

— Такая сумасшедшая близость невозможна с кем-нибудь, кроме тебя. — Он улыбнулся. — У тебя какой-то особый дар видеть во всем, что я говорю и делаю, даже во мне самом нечто гораздо лучшее, чем я сам могу разглядеть. Возможно, отчасти и из-за этого ты меня так изумила. — Он нежно потеребил ее за подбородок. — Я понимаю, ты, наверное, не хотела, чтобы все случилось именно так, как оно по моей вине случилось. Но ты прощаешь меня, сердце мое? Прощаешь? Я, наверное, не тот человек, о котором ты мечтала. И я чувствую это.

— Нет, Саймон, ты именно тот человек, который мне нужен и которого я хочу. Теперь я это знаю точно. Пусть даже ты не совсем такой, какого я воображала себе прежде, но я ничего не могу поделать и не могу отрицать того, что чувствует мое сердце.

— У тебя прекрасное сердце, Ярдли. Ты должна его слушаться и не отказываться от той любви, которая нам обоим стала так необходима. Мне иногда кажется, что ты боишься любить. Почему?

Она прижала ладонь к его щеке.

— Потому что человек, которого ты любишь, может ранить тебя гораздо сильнее, чем кто-либо другой. Люди бывают так грубы, причем иногда они даже не осознают до конца, что делают. Когда я больше всего нуждалась в отце, он целиком погрузился в себя. Мне это было непонятно и страшно. А когда он женился на Франческе, я решила, что он предал меня, предал память о маме. Теперь, когда я выросла, мне стало понятно, что ничто не делалось назло мне, просто жизнь так складывалась. А тогда я осталась с Мими и дедушкой. И отвернулась от отца, не в силах простить ему предательство. Взрослому человеку подчас смешны детские обиды, но как трагично они переживаются в детстве. И от них не может не остаться следа во взрослой жизни. Да что я тебе объясняю, ведь ты и сам пережил нечто подобное, даже, мне кажется, гораздо более трагичное. Иногда мы ожидаем слишком многого от людей, которые на это многое просто не способны, и потом годами не можем залечить свои раны. А не сами ли мы наносим их себе, ошибаясь в людях? Ну ладно, пойду. — Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его. — Позже увидимся.

Он выпустил ее из своего плаща и сказал:

— Постарайся скорее, Ярдли. Я уже так долго жду тебя.

— Сразу же, как только освобожусь, обещаю тебе, — проговорила она и скрылась в доме.

— Я плохо себя вела сегодня, — по-детски капризным голосом призналась Мими, когда Ярдли помогала ей подняться в спальню. — Прости меня, детка. Джеррид хотел, чтобы мы были обеспеченными, и, боюсь, я становлюсь слишком уж воинственной, когда вижу, что кто-то пытается разрушить то, что создавалось годами упорных трудов. И Селина вот тоже на меня рассердилась…

— Селина как-нибудь с этим справится, Мими. И я не сержусь на тебя. Я понимаю, как ты тоскуешь по дедушке. Я и сама скучаю по нему.

— А где Селина?

— Уже легла. И тебе самое время сделать то же самое.

— Не могу себе вообразить, зачем ей понадобилось лгать, защищая этого Саймона Блая.

— Она не лжет, Мими.

— Так что же, все теперь будут думать, что это я лгу?

— Ты, вероятно, решила, что единственным способом заполучить форму для Саймона было воровство. Возможно, ты не представляла себе, как рад был дедушка, что у него появился ученик, особенно после того, как папа оставил дело. Ты забыла, как потом дедушка ждал Саймона, надеясь, что когда он в один прекрасный день вернется в Киттридж, то будет работать на него. И потом, что вредного для своей фирмы он мог видеть в том, что отдал ему старую, изношенную форму?

Дойдя до верхней площадки, Мими остановилась отдышаться, раздражение ее вновь увеличилось.

— Хорошо, но нельзя же, согласись, приемного сына просто подцепить на улице. Если бы этот малый имел достойное воспитание, он не позволил бы себе восстановить производство сельской девушки и торговать ею, как своей собственностью. Немыслимая наглость! Прежде никто такого нахальства и вообразить бы себе не мог. У людей низших классов совести не больше, чем у кошек.