Шелепин - Леонид Млечин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выездной Плисецкая стала уже тогда, когда Серова в КГБ сменил Александр Николаевич Шелепин. Муж балерины знаменитый композитор Родион Константинович Щедрин узнал номер телефона приемной Шелепина и позвонил. Через пару дней его принял на Лубянке начальник Четвертого управления КГБ генерал-лейтенант Евгений Петрович Питовранов. Четвертое управление занималось борьбой с антисоветскими элементами и ведало интеллигенцией.
Генерал Питовранов внимательно и с пониманием выслушал Щедрина и посоветовал написать письмо Хрущеву. Плисецкая последовала совету. Поскольку руководство КГБ сменилось, то просьбу Плисецкой доложили первому секретарю. Обращение возымело действие.
Ее письмо обсуждалось на президиуме ЦК. Хрущев, как он сам вспоминал, предложил:
– Давайте разрешим ей поехать за границу.
– Она не вернется. Она останется за границей, – послышались возражения.
«Могла она остаться за границей? – вспоминал Хрущев. – Могла. Любая страна почла бы за честь. Где угодно она могла заниматься своей театральной деятельностью».
– Так нельзя относиться к людям, – говорил Хрущев. – Мы сослужим хорошую службу нашему государству, если покажем миру, что больше не придерживаемся сталинских взглядов, доверяем людям. Возьмем крайний случай – она останется. Советская власть от этого не перестанет существовать, хотя нашему искусству будет нанесен чувствительный ущерб, и я бы очень, очень жалел, если Майя Плисецкая осталась бы за границей.
Точка зрения первого секретаря возобладала.
Шелепин пригласил Майю Михайловну в свой кабинет на площади Дзержинского. Плисецкой он не понравился: «Чуть кривит рот, очерченный тонкими недобрыми губами».
Но новости у председателя КГБ были хорошие:
– Прочел Никита Сергеевич ваше письмо. Просил нас тут разобраться. Мы посоветовались и думаем – надо вам с товарищами вместе за океан отправиться.
Плисецкая замерла: неужели снят запрет на ее зарубежные гастроли?
– Никита Сергеевич вам поверил, – продолжал Шелепин. – У нас тоже оснований не доверять вам нет. Многое из того, что нагородили вокруг вас, – ерундистика. Недоброжелательность коллег. Если хотите, профессиональная зависть. Но и вы много ошибок совершили. Речь и поступки следует контролировать…
Великодушию председателя КГБ не было предела:
– Дядя ваш, господин Плезент, умер в Нью-Йорке… Два его сына с семьями… Можете повидаться… Чинить препятствий не будем… Ваше дело…
«У порога, – вспоминала Майя Плисецкая, – Шелепин просит передать привет Щедрину. Растягивает тонкие губы в подобие улыбки.
– Пускай спокойно свои концерты играет. Мы ему рук в заклад рубить не будем. Вот если не вернетесь…»
Майя Михайловна любила свою страну не меньше, чем те люди, которые учили ее патриотизму и решали, что ей можно делать, а что нельзя. А уж сделала она для России много больше.
«Поехала Плисецкая, – вспоминал Хрущев. – Она потом ездила во многие страны. Все поездки проходили очень бурно. Она принесла большую славу советскому балетному искусству. Вот оплата доверия со стороны Майи Плисецкой».
Шелепин в феврале 1960 года упразднил Четвертое управление, которым руководил Питовранов, как самостоятельную структуру. Шелепин считал, что следить за писателями, художниками, актерами – не главная задача КГБ и незачем держать для этого целое управление. Он передал сокращенный аппарат и функции идеологического контроля Второму главному управлению.
Генерал-лейтенант Питовранов отправился в Пекин представителем при китайской разведке. Когда председателем КГБ станет Юрий Владимирович Андропов, он первым делом воссоздаст управление, которое займется интеллигенцией.
Но работа среди интеллигенции продолжалась и при Шелепине. Заметные и духовно самостоятельные люди в художественной среде, писатели, актеры были окружены большим числом осведомителей, которые доносили о каждом неодобрительном высказывании. Диссидентское движение еще не зародилось, но КГБ считал врагами даже тех, что в своем кругу, на кухне, в дружеской компании критиковал реалии советской жизни.
6 июля 1960 года Шелепин подписал предназначенную для ЦК записку под грифом «Сов. секретно», которая начиналась так:
«Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР располагает материалами о том, что в Москве и Ленинграде существуют группы лиц, увлекающихся абстрактной живописью и так называемым левым направлением в поэзии, в кругу которых высказываются пессимистические и антисоветские настроения.
Некоторые из них установили связь с представителями капиталистических стран и пытаются использовать ее во враждебных Советскому Союзу целях…»
Героями записки были двое: Александр Ильич Гинзбург, «автор идеологически вредных упаднических стихотворений. стремится часть имеющихся у него стихотворений, а также картин так называемых левых художников передать за границу», и член Союза писателей из Ленинграда Кирилл Владимирович Успенский (литературный псевдоним – Косцинский), который «систематически ведет злобные антисоветские разговоры, клевещет на политический строй в СССР».
В записке процитированы записанные осведомителями КГБ слова писателя:
«Советская власть поедает сама себя. Она обречена на гибель. Вы живете в полицейском государстве. Социализм построен руками заключенных.»
Председатель комитета информировал руководителей партии:
«В целях пресечения враждебной деятельности Успенского и Гинзбурга имеется в виду провести следствие и привлечь их к уголовной ответственности».
В другой записке Александр Шелепин уточнил:
«Комитетом госбезопасности разоблачена группа, возглавлявшаяся политическим проходимцем и уголовным преступником Гинзбургом, нигде не работавшим, занимавшимся подделкой документов».
Председатель КГБ не сообщил руководителям партии, в чем состояло «уголовное преступление» Гинзбурга, какие именно документы он подделывал, потому что это вызвало бы скорее всего смех.
Александр Гинзбург выручил приятеля – сдал за него экзамен в вечерней школе. Проступок? Бесспорно, но вряд ли за такие проступки, продиктованные чувством товарищества, стоит сажать в тюрьму. Гинзбурга же приговорили тогда к двум годам тюремного заключения.
С информацией Шелепина, судя по сопроводительной записке, ознакомились ведавшие идеологическими делами секретари ЦК Отто Куусинен и Михаил Суслов.
15 июля Шелепин отправил адресованную лично Хрущеву обширную, на семи страницах, записку:
«В связи с предстоящим 17 июля с. г. приемом интеллигенции на госдаче „Семеновское“ докладываю Вам некоторые материалы о настроениях советской интеллигенции и ее реагировании на проводимые партией и правительством мероприятия».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
